Казенных сварить и изжарить!

| статьи | печать

Иван Александрович Балакирев (1699 — ?). Придворный шут и доверенный слуга Петра I. Был привлечен к суду в процессе В. Монса и сослан в ссылку. По воцарении Екатерины I был произведен в поручики лейб-гвардии Преображенского полка. При императрице Анне сделался официальным шутом двора.

 

Умный ответ

— Скажи, Балакирев, ты, кажется, о двух ногах, а между тем подчас тебя называют собакою, отчего это? — спросили однажды у государева шута.

— А оттого, — отвечал он, — что на воров и завистников лаю да государево добро сберегаю.

 

Правда или нет?

— Точно ли говорят при дворе, что ты дурак? — спросил заносчивый вельможа Балакирева, желая пристыдить его при других.

— Не верь им, любезный! — отвечал ему на это шут. — Они только людей морочат! Вот и тебя при дворе называют умным, да кто же поверит?!

 

Дорога во дворец

— Скажи, как тебе, дураку, удалось попасть во дворец? — спросил у Балакирева некий завистник.

— С трудом! — отвечал ему тот. — Все через вас, умников, перелезал; вишь все улицы вами завалены, так что никакого прохода нет!

 

Приходите завтра!

Вдова одного заслуженного чиновника долгое время ходила в Сенат с прошением определить ей пенсию за службу мужа, но каждый раз от нее отделывались известной поговоркой «Приходи, матушка, завтра». Наконец ей пришло в голову обратиться к Балакиреву. Тот, налепив на вдову бумажки с надписью: «Приходи завтра», поставил ее у входа в Сенат.

— Что это значит? — спросил государь, заметив женщину в странном наряде.

— Завтра узнаешь, Алексеич! — ответил ему вместо вдовы невесть откуда взявшийся Балакирев.

— Хочу знать сейчас же! — вскипел Петр.

— Мало ли что мы хотим! Есть ведь порядок, по которому все делается, — не захотел уступать Балакирев. — Взойди прежде в присутствие и обратись к секретарю! Коли не скажет: «Приди завтра», так считай повезло: тотчас узнаешь, что значит этот странный наряд.

Поняв намек, Петр, нахмурив брови, вошел в Сенат.

— О чем просит женщина?! — грозно спросил он у секретаря.

Тот, побледнев от страха, сразу сознался, что несчастная давно уже ходит, но что не было времени решить ее дело...

Повелев, чтобы исполнили ее просьбу тотчас, Петр приказал на будущее, чтоб и слышно не было в Сенате слов «приходите завтра».

 

Какая разница?

— Знаешь ли, Алексеич, какая разница между колесом и стряпчим? — спросил как-то шут Балакирев у Петра, окруженного многими чиновниками.

— По виду большая разница,— отвечал ему государь, — но ежели ты знаешь какую-нибудь особенную, так скажи, и я буду знать.

— А вот погляди: одно криво, другое кругло, однако ж не в этом диво, а в том, что они, как два братца родные, друг на друга походят.

— Ты заврался, Балакирев,— махнул рукой Петр. — Никакого сходства между стряпчим и колесом нет.

— Есть! И к тому же большое!

— Какое же?

— И то и другое надобно часто смазывать...

 

Хлопушка для мух

Узнав о том, что чиновник, которому был поручен надзор за дворцовыми припасами, употребил во зло оказанное ему доверие, Балакирев решил наказать его, воспользовавшись для этого данным ему Петром правом «начальствовать над мухами».

Во время обеда, когда за столом у государя собралась вся высшая знать, Балакирев взял хлопушку и стал ею бить мух по стенам. Усмотрев на голове заворовавшегося чиновника муху, шут проворно подбежал к ней и прихлопнул несчастное насекомое прямо на лысине казнокрада.

— Что это значит? — спросил государь у Балакирева.

— Ничего, Ваше Величество! — отвечал он, — просто я, как начальник над мухами, наказал одну из них за воровство царского кушанья.

Улыбнувшись находчивости шута, Петр многозначительно поглядел и на покрасневшего от стыда чиновника.

Спустя несколько дней тот был уволен от должности.

 

Лукошко с яйцами

Некто из придворных, ни на что не способный, бесконечными просьбами достиг наконец того, что Петр пообещал ему место. Когда назначено было придворному явиться к государю за определением, то и Балакирев тоже постарался оказаться в приемной. Притащив с собой лукошко с яйцами, он устроился на нем поудобнее и стал поглядывать по сторонам, выражая готовность откликнуться на любую просьбу.

Придворному надо было, чтобы кто-то доложил о нем государю, и он попросил об этом Балакирева. Тот вначале отнекивался, ссылаясь на то, что ему некогда, но потом согласился все же с тем, однако, условием, чтобы придворный посидел на его месте и до его возвращения не сходил бы с лукошка. Придворный, нимало не думая, занял место шута. Балакирев же, войдя в кабинет Петра, попросил его выглянуть за дверь.

— Посмотри, — сказал он, — кому даешь ты видную должность! Не более ли подходит ему место, на которое определил его я?

Кто старое помянет, тому глаз вон

Как-то на вечеринке у одного из вельмож Петр в веселии чрезвычайно расщедрился и насулил кому деревень, кому денег, а кому и других милостей. Проснувшись на другое утро, он вспомнил о своих посулах и крепко задумался. Жаль ему стало казны, а и выхода никакого не было.

— О чем горюешь, Петр Алексеевич? — спрашивает его Балакирев, входя в кабинет.

— О своей безрассудности, — отвечает ему Петр и рассказывает о вчерашней щедрости.

— Только-то? — успокаивает его шут. — Есть ли отчего кручиниться?! Положись на меня: выручу! Только вот схожу за ножом...

Кроме ножа берет Балакирев с собой и несколько палочек и, подготовившись таким образом, садится у дверей царского кабинета дожидаться вчерашних собеседников государя. Сидит шут, посвистывает, но лишь только появится кто из посетителей, берет в руки нож и начинает острить конец палочки.

— Что делаешь? — спрашивает его пришедший.

— Да вот острю колышки, — отвечает ему Балакирев.

— Для чего?

— А вот для чего: кто старое здесь помянет, тому и глаз вон...

После такого разговора с шутом никто уже и не осмеливался идти на прием к государю.

 

Кто меня честнее

Раз на вечеринке у Меншикова собралось особенно много знатных особ. Князь был в самом веселом расположении духа и много рассказывал о своих подвигах. В особенности же хвалился своей честностью. Разгорячившись, даже привстал со своего места, чтобы произнести громко:

— Да найдется ли тут хоть один человек, который был бы честнее меня!

— И искать не надо, — встал из-за стола и Балакирев. — Я более честен, чем ты!

—Это почему еще так, бездельник?

— А потому, Алексаша, что менее вcex похож на тебя.

Вспыхнувший от гнева Меншиков хотел было схватить Балакирева, но того уже и след простыл.

 

Мало ли в луже дряни

Случилось однажды Балакиреву везти царя в одноколке. Вдруг лошадь остановилась посреди лужи для известной надобности.

— Точь-в-точь как Петр Алексеевич! — молвил шут, недовольный неожиданной остановкой.

—Кто? — поднял государь брови.

— Да эта кляча.

— Это еще почему так? — вспыхнул от гнева Петр.

— А так... Мало ли в этой луже дряни, а она и еще подбавляет. Мало ли у Меншикова всякого богатства, а ты его и еще продолжаешь пичкать.

 

Балакирев-землемер

Огромнейший дом Меншикова строился по плану самого государя, и его нередко можно было видеть у сооружаемых строений. В одно из таких посещений Петр вдруг видит, что шут его, забравшись на только что оконченный фундамент, важно по нему шествует, что-то измеряя аршином.

— Давно ли ты, Балакирев, — спрашивает его государь, — сделался землемером и что ты там измеряешь?

— Землемером я, государь, сделался с тех пор, как стал ходить по матушке земле, а что измеряю, ты то изволишь видеть сам.

— И что же?

— Землю.

— Зачем?

— Да мне хочется вымерить по этому фундаменту, какое пространство займет Данилыч, когда умрет.

 

Воробьи и допросы

Во время одного из многолюдных обедов у государя Балакирев начал вдруг вынимать из кармана воробьев и допрашивать их: «Откуда ты?», «Чей ты?» и прочее, и когда сам же за них отвечал: «Государев, казенный!», то свертывал им головы и отдавал слуге с приказанием того сварить, того изжарить, того, покалеченного, посадить в тюрьму, того в виде подарка отослать к куму или куме и так далее; а когда отвечал: «Такого-то боярина», «Такого-то князя», то, приглаживая и приголубливая, наказывал отпустить их на волю и притом с осторожностью, чтобы не помять ни единого перышка.

Шутка была незамысловатой, но многих из присутствующих привела в замешательство, заставив покраснеть. В особенности же неловко почувствовали себя те, за которыми были грехи по казенной части...

 

Ворона лучше сокола

Собравшись как-то на соколиную охоту, Петр пригласил на нее и Балакирева. В назначенный день явилось к дворцу множество людей с соколами. У шута же вместо сокола на руке красовалась большая ворона.

— Что это значит? — спросил его государь.

— А то это значит, — отвечал с серьезностью шут, — что ворона лучше всякого сокола, ибо в царстве твоем воронью достается более, нежели гордым птицам.

— Как так? — не понял царь.

— А вот так! Сам увидишь! Дай только слово, что все, что ни поймает ворона, будет мое.

— Ну что ж. Даю слово, гляди только...

Охота в этот раз оказалась богатой: соколы то и дело хватали добычу, только балакиревская ворона так и не слетела с руки. Чистила перья и каркала...

Когда поехали домой, все стали подтрунивать над шутом.

— Что, взял? — смеялись они. — Далеко ли улетел со своею вороною?

— Погодите, ребятушки, погодите, — останавливал их Балакирев. — Солнце еще не село.

Наконец подъезжают все к какой-то деревне. Тут, поравнявшись с первой встречной избой, Балакирев встряхивает рукой и отправляет ворону в полет. Та, взмахнув пару раз крыльями, садится на крышу крестьянского дома, потом перелетает на другую, на третью...

— Мое! Мое! — кричит каждый раз Балакирев.

— Что твое? — не понимает его государь.

— Да теперь уж вся эта деревушка! Ведь ты от слова своего не отречешься, Алексеич?

— Опять подловил, окаянный! — смеется Петр. — Ну, да делать нечего — твоя деревушка! Царское слово свято!