Рассказывая о детстве и юности Сидорова, проведенных им на родине в Архангельске, нельзя обойти вниманием две истории, в которых в полной мере проявился его неспокойный характер. В гимназии у него вышел конфликт с учителем иностранного языка, позволявшим себе обзывать учеников то ли «русскими тварями», то ли «русскими свиньями». По версии В. Пикуля, Сидоров крепко отволтузил преподавателя: я, мол, тебе «не руссише швайн». Гимназию ему, конечно, пришлось оставить, но диплом домашнего учителя он все же сумел получить.
Другая история связана с попыткой учреждения в Архангельске частного банка, дела почти невероятного в то время, ибо власти смотрели на их владельцев как на «шарлатанов, спекулирующих на легкомыслии публики». Просьба об учреждении банка была подана министру внутренних дел в 1844 году. Он препроводил ее губернатору. Тот, руководствуясь мнением агентов иностранных контор, приказал составить в городской Думе приговор о нежелании граждан Архангельска иметь у себя банк.
Разумеется, его и отправили в Петербург. Но почти тут же туда пошла и еще одна бумага. В ней 400(!) жителей жаловались на губернатора, который «с ними, гражданами, может сделать все, что захочет», и отказывались от своих подписей в приговоре. Этот второй документ был составлен при руководстве Сидорова! Мальчишки еще!
Узнав о поступившей в Петербург «кляузе», губернатор приказал схватить «бунтовщика», но тот уже был на пути в Красноярск.
«Вредитель»
В Красноярске он нанялся к купцу Латкину домашним учителем. Что-то делал и по его конторе. Сумел как-то даже выиграть судебное дело. Разумеется, сибирские промышленники обратили на это внимание. В 1848 году один из них пригласил Сидорова съездить на прииски. Осмотрев их, тот уже сам отправился искать золото. Наткнувшись на ряд участков, он предложил промышленнику сделать на них заявки, но тот лишь посмеялся. Тогда Сидоров уже через Латкина раздобыл доверенности от ряда лиц, что и привело затем к открытию шести приисков.
С их владельцами он заключил договоры, по которым получал процент с каждого добытого пуда, так что дело оказалось выгодным. К тому же к нему у Сидорова обнаружился явный талант. Он, кажется, нутром чуял, где оно — золото. Рассказывают, что как-то даже продемонстрировал свои способности известным «спецам», указав им на карте заветное место. Один из присутствовавших, прозванный «таежным Наполеоном», не поверил и предложил пари: окажется прав Сидоров — прииск его, если же нет — прощай годовое жалованье учителя... Стоит ли говорить, кто оказался прав.
Вот так в достаточно короткий срок Сидоров сумел отыскать 200(!) месторождений. На 36 из них наладили добычу. Горный ревизор частных приисков писал тогда с удивлением, «что во всей Восточной Сибири не было ни одного лица, из открытий которого разрабатывалось бы столько приисков». Тысяча пудов(!) добытого золота доставили казне 3 млн дохода, а удачливому первооткрывателю — миллионное состояние. Такой успех встревожил чиновников. Они увидели в нем «стремление Сидорова к монополии» и стали подумывать о том, как бы «удержать его слишком энергичную деятельность». Генерал-губернатор Восточной Сибири гр. Муравьев-Амурский вначале лично попенял Сидорову, а потом и официально ему было сделано «внушение».
Нашли нужным написать и доверителям Сидорова, чтоб они уничтожили свои доверенности, но тем какой смысл было соглашаться? Пришлось тогда Муравьеву обращаться прямо в столицу, прося «убрать Сидорова из Сибири» как беспокойного и вредящего человека. К счастью, там не захотели давать делу ход.
«Частник»
На залежи графита он наткнулся случайно. Качество его оказалось превосходным, и Россия могла получить много выгод от его разработки, так как избавилась бы от необходимости закупок этого сырья за рубежом (дело в том, что сталь для пушек варили в тиглях, изготовленных с использованием графита). К тому же, по прикидкам Сидорова, только один этот материал мог прокормить весь Туруханский край. Только бы власти не выдумали разных ограничений.
Но, как это и всегда бывает, придирки стали сыпаться отовсюду. В Печорском порту у него арестовали всю партию доставленного сюда с Енисея(!) графита на том основании, что отпуск товаров за границу мог осуществляться «только из учрежденных портов» с таможнями. И это при том, что доставленный графит был... свободен от пошлины.
С трудом, но Сидорову удалось выхлопотать разрешение, но выполнить лондонский заказ в полном объеме он так и не смог. Пришлось платить огромную неустойку... Предвидя подобные трудности при поставке графита на казенную фабрику в Златоусте, Сидоров выбил от военного министра просьбу о содействии к местным властям. Но те даже не приняли бумаги, сославшись на то, что «частные занятия Сидорова до них не относятся». После многих мытарств графит все же доставили на место, но и тут началась с ним волокита. Нашли вдруг, что он хуже образца...
Ко всему добавилось еще и тяжебное дело. Один из конкурентов, близкий к властям, заявил, что графитный прииск принадлежит ему, а не Сидорову. На прииск наложили запрет, а добытый с него графит арестовали. Права Сидорова потом восстановили, но и тут без убытков не обошлось.
«Фантазер»
Помимо чиновников много мешало Сидорову и отсутствие путей доставки. Здесь можно было думать о проходе судов по Оби или Енисею и далее океаном, что считалось тогда делом невозможным. Можно же было двигаться посуху к Печоре и там уже по ней и океану. Чтобы наладить этот путь, Сидоров проводит ряд исследований, после чего обращается с предложением провести по отысканному маршруту вначале обыкновенную дорогу, а затем и рельсовую.
Возникшее было возражение архангельских властей о стеснении предполагаемой дорогой оленеводства почти сразу же было снято: выяснилось, что на заявленном пространстве олени и не пасутся вовсе. Но тут стеной стали чиновники Тобольска, отказавшиеся признать сделку Сидорова с инородцами. Те якобы заключили ее в «явный вред и убыток себе», согласившись отдать под дорожные сооружения «обширнейшие земли и леса»
Обжегшись с Печорой, Сидоров пробует развить путь к Обской губе. Чтобы выходить в нее из Енисея, он намеревается прорыть канал в 70 верст(!), но и здесь наталкивается на противодействие чиновников. «Если бы канал был нужен, то его бы построили и без Сидорова» — вот образчик их логики.
Так и не сумев справиться с сибирским начальством, Сидоров отправляется в Петербург к адмиралу Литке, чтобы предложить ему вызвать желающих за награду в 14 тыс. руб. плыть океаном к Енисею. Литке посчитал, однако, подобное путешествие для русских моряков обыкновенной фантазией.
Пришлось Сидорову ехать в Лондон. Там взялись за дело серьезно, командировав человека для изучения фарватера Енисея. Но тому оказалось достаточно узнать об отношении к делу красноярского губернатора, чтобы тут же отправиться восвояси.
Параллельно Сидоров вел переговоры с П. Крузенштерном, родственником известного мореплавателя. Морское министерство предписало сибирским властям подыскать Крузенштерну лоцмана, но вновь губернатор сорвал все дело. Он намеренно ушел в отпуск, чтобы отговориться потом незнанием. На личную же просьбу Сидорова о помощи отвечал: «Какая же тут может быть польза для края?»
Меж тем к планам Сидорова стали проявлять внимание норвежцы, англичане, ему удалось заинтересовать и знаменитого шведа Норденшельда, но равнодушия русских властей он так и не преодолел. «Ну почему, — недоумевал он, — наше отечество не решается сделать то, от чего зависит развитие целого государства? Ведь не дикари же мы...» И все же он добился своего. В 1874 году англичанин Виггинс пробился к Оби. Вслед за ним в 1875 году и уже до Енисея добрался и Норденшельд. Наконец, в 1877 году снаряженное на Енисее русское судно, названное Сидоровым «Утренняя заря», к удивлению всех, одолело Ледовитый океан и благополучно прибыло в Петербург. «Скопец» Еще молодым он составил завещание, назначив основную часть наследства на освоение Севера. Детям же своим выделил лишь немногое, ибо считал, что будет лучше, если они сами будут прокладывать себе путь.
Так хотел он, чтобы потратили его наследство, но ко времени смерти денег у него уже не было никаких. Все свое немалое состояние он пустил... на освоение Севера. Посчитали неполно, и оказалось, что более 1,7 млн руб. — невероятные деньги!
Он, конечно, не пропускал случая сделать добро и простым людям, но в особенности не жалел средств на поощрение ученых обществ, музеев, школ и приютов, которым помимо денег доставлял и всякие редкости, книги, учебные пособия. В Туруханске выстроили на его деньги школу для детей инородцев. Ее, правда, потом по надуманной причине закрыли.
В 1865 году он пожертвовал сразу 60 тыс. для распространения грамотности в Тобольской губернии. Но и здесь вмешался енисейский губернатор. Он захотел, чтобы эти деньги пошли на гимназию в Красноярске, и просто изъял их из казны, сославшись на права губернатора... в случае бунта.
Еще с 50-х годов Сидоров начинает хлопотать об устройстве в Сибири университета. Предлагает открыть подписку, обещает и пуд золота, но подписка по несочувствию делу графа Муравьева проваливается. Чтобы сдвинуть дело, Сидоров мчится в Петербург. Он указывает там на возможность использования собранных с приисков «пофунтных денег», идущих на содержание Управления горной частью Сибири. Сбора этого выходило ежегодно от 300 до 450 тыс. руб., а на управление шло до 100 тыс. Но по дальнейшим хлопотам оказалось, что эти деньги уже потратили...
Тогда он предлагает разыграть в лотерею открытые им прииски, по рублю за билет. Всего таким образом можно было получить не менее миллиона. Одновременно он передает значительные суммы в распоряжение местных властей — делайте же что-нибудь!
Их реакция превзошла все ожидания. Граф Муравьев, уведомив Сидорова о получении 25 тыс. и ознакомлении с планами на прииски, потребовал прежде всего... внести за них «вперед поземельную плату». Затем предписал произвести проверку: не принадлежит ли он... к скопческой секте. Но и этого мало. Открыли против него и уголовные дела: 1) за то, что он, имея диплом учителя и будучи, следовательно, чиновником, завел прииски; 2) за то, что представил отчеты о занятиях с детьми в течение года, хотя сам в летнее время отлучался для поисков золота. Придумали еще и политическое дело: Сидоров якобы присвоил себе высочайшую власть награждать. Подаренный им компаньону значок (жетон) сочли... за медаль! Следствием заведенных против Сидорова дел было отобрание всех его приисков в казну и отказ принимать от него пожертвования.
Тяжба длилась 13 лет, и только в 1873 году все обвинения были сняты как огульные. Но еще до того Тобольский губернатор, сожалея о неуспехе дела с университетом, признался Сидорову, что основания, приведшие к такому исходу, были «лишь личные и не вполне глубоко обдуманные».
Университет в Томске был открыт лишь при перемене администрации края в 1880 году, но он успел все же подарить ему свою коллекцию древностей.
«Помешанный»
С коллекциями у него то- же не все было гладко. Расскажем только об одной выставке (всего он принимал участие в 25!), на которой он выставил свои экспонаты.
Перед Парижской выставкой 1867 года ему пообещали, что все его вещи будут выставлены в наилучшем виде, на деле же многое не распаковали, а распакованное разбросали по витринам в совершенном беспорядке. Из многих образцов золота выставили только три самородка, остальное — украли! Из 36 драгоценных жемчужин тоже сохранились лишь три!
Он думал, что потом все передадут в какой-то из русских музеев, но оказалось, что его уникальными предметами наделили... музеи Франции и Англии, а ему самому не выразили даже простой благодарности. Только узнав об обиде, пообещали представить к отличию...
Мы тут из-за недостатка места ничего не рассказываем о знаменитых сидоровских «северных вечерах» в Петербурге (где на стол подавались исключительно северные деликатесы); о его удивительных попытках наладить в районе Печоры добычу нефти и угля; о его деятельности по поиску природных богатств на Новой Земле и Шпицбергене... Отметим только, что результативность и этих начинаний оказалась невысокой.
Отношение чиновников к сидоровским затеям кажется странным. Но это нам, воочию убедившимся в его правоте. А в XIX веке на Север не ехали, с него бежали (как и сегодня, впрочем). Налаженные вроде хозяйства продавались за бесценок. За 20 рублей Сидоров купил целую деревню.
Исход людей чиновников нисколько не удивлял. Жизнь на Севере была, по их мнению, невозможна. «Там могут жить лишь два петуха да три курицы» — говаривал один из тогдашних губернаторов. А вот как ответил Сидорову на поданную им записку о развитии края воспитатель наследника престола: «Необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а вы хлопочете, наоборот, и объясняете о каком-то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут приводить только помешанные».
Естественно, что и другие чиновники относились к сидоровским предложениям как к «сказкам 1001-й ночи». В насмешку они ему даже присваивали титулы то генерал-губернатора Новой Земли, то фельдмаршала на Шпицбергене. Почему-то обвиняли и в недостатке знаний.
И это тогда, когда во всей России не нашлось бы человека, знающего Север более его. Свидетельством чему — и его членство в чуть ли не двадцати российских научных обществах, и многочисленные медали, дипломы, другие отличия.
«Он осыпал русскую географию червонным золотом» — так оценивал его вклад в развитие только этой науки знаменитый Семенов-Тян-Шанский, и слова эти следует понимать не только в буквальном значении. То же с полным правом могли сказать о нем и руководители других обществ.
Деньги, чутье, знания и вместе с тем такой результат! И видно, что неслучайный! В чем тут дело? Согласимся здесь с одним из архангельских губернаторов, который так определил причину сидоровских неудач: «Главная его ошибка была в том, что он предполагал в администрации дар творчества, который она, по природе своей, иметь не может».
Он думал, что «в великих делах достаточно и одного сильного желания», рассчитывая на то, что сможет заразить этим желанием и чиновников. Но оказалось, что в стране бюрократических загогулин эта формула не работает. Оказалось, что в великом деле заразить желанием чиновников невозможно. В лучшем случае у них возникнет лишь привычное хотение — «сделать как лучше». Из которого и результат выйдет — «как всегда».