Удивительно живучая идея, ежечасно подпитывающая терроризм: убери внешние преграды, и мир сразу же изменится к лучшему. В том, что это совсем не так, не один раз убеждала нас русская история...
Весной 1879 г. и без того беспокойная жизнь российских революционеров завертелась в совсем уж стремительном круговороте. Им сделали предложение, от которого они не смогли отказаться. Сразу три человека объявили о своем желании...убить царя.
Главенствующей подпольной партией была тогда «Земля и воля». Нельзя сказать, что землевольцы не сталкивались с террором. Напротив, только последний перед тем год был отмечен выстрелом В. Засулич в петербургского градоначальника, убийствами всероссийского шефа жандармов (этого прямо на улице зарезал С. Кравчинский), генерал-губернатора Харькова, ряда полицейских агентов...
И все же покушение на царя в планы народников не входило. Оно даже противоречило их теоретическим построениям, в соответствии с которыми нужно было работать среди народа, просвещая его и организуя на будущий переворот, а не бороться с правительством, добиваясь от него каких-то уступок, которыми все равно воспользуется буржуазия.
Понятно, что поступившее предложение вызвало массу споров. Их кульминация пришлась... на Великий четверг Страстной недели(!). Именно в этот день (случайно ли?) состоялась «тайная вечеря»революционеров — заседание землевольческого Совета, прошедшее весьма бурно. У предлагаемого к Пасхе «жертвоприношения» оказались противники, но и немало сторонников. В схватке они дошли до обидных подозрений и взаимных угроз, но компромисс все же был найден: «Земля и воля» остается в стороне, но ее членам участвовать в убийстве царя не запрещается.
Споров о том, кому быть исполнителем, не возникло. Из троих претендентов (Соловьева, рядового пропагандиста, и Гольденберга с Кобылянским, уже успевших убить харьковского губернатора) единственным подходящим был Соловьев («на государя должен был пойти не еврей и не поляк, а конечно же русский»).
Ему достали большой пистолет, и сколько-то дней он тренировался в тире, что бы не дать промаха. Что уж там случилось 2 апреля в день покушения, Бог знает, только первая пуля императора миновала. А далее его выручила ловкость. Он подобрал полы и бросился бежать от Соловьева... зигзагами. Тот выпустил по нему чуть не весь барабан, попортил шинель, но все впустую...
Естественно, что вслед за покушением обрушилась на революционеров «ожидаемая травля». Были захвачены конспиративные квартиры, разгромлены многие организации. В ряде губерний ввели даже военное положение. Государь не поленился обратиться и к домовладельцам, чтобы они хорошенько присмотрелись к жильцам: «Видите, сколько убийств! Хорошо, меня Бог спас...»
Съезд цареубийц
Естественно, что действия властей были восприняты подпольщиками не как ответные, а как брошенная перчатка, и ее конечно же подняли, и не просто, а с обещанием «взорвать правительство». Все это, разумеется, так и должно было быть. Землеволец О. Аптекман еще на предпасхальном Совете говорил о чем-то подобном, предположив, что за неудачей Соловьева последует введение военного положения и что затем ничего не останется партии, как предпринимать все новые и новые попытки покушений.
И действительно, у боевого крыла землевольцев (так называемых «политиков» или«террористов») к этому моменту ничего уж в голове не осталось, ни земли, ни любви к народу (в нем они даже как то слегка разочаровались), только лишь ненависть к власти и неуемное желание продолжения убийств. В мае1879-го внутри «Земли и воли» образовалась даже тайная боевая группа «Свобода или смерть».
Таким образом, в деятельности Общества наметилось новое направление, требующее перемещения центра всей работы из деревни в город. Все это не могло не беспокоить во многом несогласных с «политиками» «деревенщиков», сторонников продолжения работы в народе. Противоречия между ними мог разрешить только съезд, провести который решили в июне.
Действующие втайне «террористы» решили съехаться вначале отдельно от остальных в Липецке, чтобы заложить основы сильной боевой организации, способной на насильственный захват власти, с жесткой дисциплиной, с подчинением всех членов боевым нуждам. Присутствовавший в Липецке Гольденберг свел потом в своих покаянных показаниях полиции всю работу липецкого съезда к вопросу цареубийства. Другие участники настаивают на том, что речь там шла «не об отдельном акте, а целой системе их».
Хорошенько сговорившись обо всем, «террористы» числом девять человек двинулись на основной съезд в Воронеж, где их уже поджидали «деревенщики» во главе с Г. Плехановым. Их оказалось на человека больше. Благодаря этому им все же удалось отстоять старую программу «Земли и воли». Сделано было лишь два дополнения. Но каких! Пропагандистскую работу в деревне дополнили «аграрным террором», договорившись убивать наиболее вредных представителей местных властей и помещиков. И подтвердили еще право на существование специальной террористической организации, определив ей треть бюджета.
Сказав «а», сказали и «б». К неудовольствию Плеханова съезд решил оказать содействие организаторам покушения на царя. Плеханов справедливо предположил, что вокруг подобного предприятия и завертится вся работа. Какая уж тут программа и треть бюджета! Все, мол, полетит к черту.
Так и случилось. Два месяца ежедневно возникающие конфликты из-за денег, из-за текущей политики еще как-то улаживались, но в конце концов из-за различия взглядов («террористы» настаивали на срочном выполнении постановления съезда о цареубийстве) всем стало настолько невмоготу, что решено было разделиться. 15 августа «Земля и воля» перестала существовать.
«Деревенщики» унаследовали от нее «землю», назвавшись «Черным переделом». «Террористы» захватили второе слово, учредив партию «Народной воли». И едва ли не первым постановлением этой последней организации было вынесение смертного приговора царю.
Подкоп
Чтобы избежать осечки, новое покушение готовили сразу в нескольких местах по предполагаемому пути возвращения царя из Крыма: под Одессой, Александровском (теперь г. Запорожье) и Москвой. За право быть исполнителем покушений разгорелась настоящая борьба, в которую, не устояв, включились и «деревенщики». Плехановка В. Фигнер с трудом, но сумела добиться отправки с динамитом в Одессу. Там она встретилась с Н. Кибальчичем и другими.
Кибальчич взял на себя технические работы. Фигнер стала ходить по начальству, чтобы добиться для «своего дворника» места путевого сторожа, что у нее достаточно легко получилось. Уже и динамит был на месте — в сторожевой будке под Одессой, как выяснилось, что государь здесь не поедет.
Сорвалось и покушение под Александровском. Все было готово и там (мина с проводами, отведенными далеко в поле, давно уже находилась под железнодорожным полотном над пропастью), но соединенные А. Желябовым контакты почему-то не дали искры. Потом «Народная воля» назначила по этому поводу специальное разбирательство, и оказалось, что провода были соединены неправильно.
Оставалась московская группа. На окраине древней столицы народовольцами был куплен старый дом с мезонином. Его «хозяев» составили из семьи «Сухоруковых»: «молодой, домовитой женщины» и ее «мужа, саратовского мещанина». Между тем всякий внимательный человек сразу заметил бы, и по закупаемой провизии, и по царившему здесь оживлению, что проживали в домене только эти двое. Но любопытство соседей и даже забредшей по какому-то поводу в дом полиции его «хозяевам» как-то (вежливостью ли хозяйки, затепленной ли в углу лампадой, уютным ли серым котом...) удалось отклонить.
Подкоп начали вести с сентября, и вначале вели его с помощью обыкновенных лопат, в ужасных условиях: стоя по колени в воде, а иногда и лежа в холодной жиже. Сверлильную машину закупили только к концу работ, когда люди дошли уже до полного изнеможения.
Руководили минерными работами «деревенщик» Л. Гартман (Сухоруков) и еще одна переродившаяся плехановка С. Перовская (Сухорукова), отвоевавшая это право у другой революционерки. В кармане у нее постоянно лежал заряженный револьвер, которым она «в случае необходимости должна была взорвать все и всех на воздух». Когда по завершении работ «товарищи», покидая роковой дом, оставили ее следить за прибытием поезда, чтобы дать команду к его подрыву, она призналась, что «счастлива, очень счастлива!»
«Противник террора»
«Счастье» Перовской оказалось неполным. Вместо царского поезда был пущен под откос поезд с придворной обслугой. Оставалось надеяться на еще одно («резервное») предприятие, самостоятельно затеянное одним из революционеров. О задуманном им далеко не все знали, те же, кто знал, старались деталей дела не раскрывать. Только смутно намекали товарищам: «Вот мы здесь все суетимся, а все может решить один человек».
Этим человеком был Степан Халтурин. С 1875 г. он проживал в Петербурге, работая столяром в разных организациях, занимаясь одновременно и пропагандистской работой. Наибольшей его заслугой считают основание (вместе с В. Обнорским) «Северного союза русских рабочих» — первой революционной рабочей организации в России, имевшей заметный успех.
После выстрела Соловьева «Союз» был разгромлен. Участь его предопределил помощник Халтурина — Рейнштейн, вступивший в сношения с III отделением. Хорошо у землевольцев в полиции был свой «засланный казачок», предупредивший о грозившей опасности и Халтурина, и Обнорского. Рейнштейна революционеры потом хитро убили. Но Обнорского все же арестовали. Халтурин же скрылся, поменяв фамилию на Батышкова.
Халтурин поначалу сторонился интеллигенции. Он считал, что рабочие могут сорганизоваться и сами, но ему доказывали, что не следует увлекаться «такой вредной идеей», потому что «интеллигенты — друзья рабочих»... Он не слушал и даже жаловался Плеханову на удивительные методы этих «друзей»: «Чистая беда, только-только наладится у нас дело — хлоп! шарахнула кого-нибудь интеллигенция, и опять провалы!» Осуждая подобные приемы борьбы, он слезно предостерегал своих подопечных от их повторения...
Но далее, так же как и со многими землевольцами, происходит с ним удивительная метаморфоза. Противник террора, он вдруг является к Плеханову и заявляет ему о намерении поступить на службу в Зимний дворец, чтобы... убить там царя, возможно, и со всей семьей. Плеханов погоревал малость (не о семье императора, разумеется, о Халтурине: вот, мол, такая замечательная личность, а погибнет без пользы), но все же свел своего друга с народовольцами.
56 пострадавших
Удивительно, но никаких особенных рекомендаций для поступления на службу в Зимний не требовалось. Рабочие поступали сюда также, как и на любую другую работу. Не было во дворце и заметных строгостей. Сюда даже пускали посторонних, чтобы и они могли поучаствовать в устраиваемых служащими пирушках.
Ни личных обысков, ни обысков посетителей не практиковалось. Вопреки распространенным мнениям не существовало и специальной дворцовой полиции. Было только определенное число надзирателей, наблюдавших за порядком в здании. Серьезных изменений в охране резиденции государя не произошло даже после обнаружения на одной из конспиративных квартир плана Зимнего дворца с помеченной крестом столовой.
Увеличили только число надзирателей, чтобы организовать среди них и ночное дежурство, да заменили еще бляхи, являющиеся для служащих пропуском во дворец, так как старые были растеряны. Посторонние же продолжали ходить во дворец, только теперь их провожали к тем, кого они спрашивали.
Одного из новых надзирателей, уволенного до того из жандармов «за нетрезвое и развратное поведение»(!),подселили в комнату столяров, где проживал вместе с другими и Халтурин.
Но из-за ловкости ли последнего (прекрасного конспиратора), из-за продолжившейся ли нетрезвости разгадать намечающееся убийство он так и не смог, хотя, возможно, не раз подходил к хранящемуся в комнате большому сундуку, в котором было заперто два пуда(!) динамита...
Поначалу Халтурин намеревался зарубить царя топором, но народовольцы, «боясь, как бы тот не зарубил Халтурина самого», предложили действовать взрывчаткой. Однако весь динамит к тому времени был разобран, а новая динамитная мастерская заработала у революционеров только в январе 1880 г. С этого времени истомившийся Халтурин (он работал в Зимнем с 10 сентября) и стал носить динамит во дворец. Основное его количество он легко пронес в бельевой корзине.
По поводу динамита у Халтурина случались споры с Желябовым, куратором от «Народной воли». Оба они знали, что над комнатой столяров находится караульное помещение и что при взрыве солдаты неминуемо погибнут, но Желябов хотел по возможности уменьшить число жертв, а Халтурин предлагал не жалеть взрывчатки, чтобы «наверное свалить и самого!»
В феврале Халтурин уже мог действовать, но несколько дней покушение по разным причинам срывалось. Наконец 5 февраля 1880 г. страшный взрыв потряс здание дворца. Ударная волна, разрушив подвальную комнату столяров, уничтожив караульню на первом этаже, устремилась к его перекрытию, но оказалось, что оно состоит из двойных сводов. В результате на втором этаже в столовой появились трещины в стене, разбились тарелки, бокалы... Но и только. К тому же царской семьи в столовой еще не было. Число же убитых и искалеченных солдат составило 56 человек, но что было до них борцам «за народное счастье» — сами, мол, они и виноваты, не следовало им быть «оплотом царского произвола».
•••
Огорченный донельзя (не дали взрывчатки побольше!), Халтурин, поскрывавшись в Москве, отправился затем в Одессу — убивать тамошнего прокурора. Убил, но был схвачен и почти тут же казнен. Главное же дело его жизни еще до того довершили товарищи: тот же Желябов, та же Перовская, тот же Кибальчич и иже с ними.1 марта 1881 г. царь был убит. Писатель С. Кравчинский сочинил по этому поводу целую оду: «Террорист победил наконец в этом роковом поединке... Среди коленопреклоненной толпы он один высоко держит свою гордую голову... Он прекрасен, грозен, неотразимо обаятелен...».О, Господи! Неотразимые и обаятельные... О ком это он? О людях, вознамерившихся осчастливить народ чередой убийств?