Понятия добросовестности, деловой цели, налоговой оптимизации прочно вошли в наш обиход с легкой руки судебной власти. Хотя эти понятия не определены в Налоговом кодексе, именно они зачастую влияют на судьбу налогоплательщика. О том, как будут развиваться события в этой пока еще мало формализованной сфере, шла речь на конференции, организованной Ассоциацией европейского бизнеса.
Добросовестность — честное выполнение своих обязательств, обязанностей.
Словарь русского языка С. И. Ожегова
Услышав термин «добросовестность», все сразу понимают: речь идет о налогоплательщике. Действительно, чаще всего эта оценочная категория применяется именно к нему. И если налогоплательщик признается недобросовестным, то для него наступают последствия в виде утраты материальных гарантий — вспомним то самое Постановление КС РФ от 12.10.98 № 24-П (об уплате налогов через проблемные банки), в котором впервые прозвучало понятие добросовестности и было сформулировано, что «повторное взимание налогов с добросовестного налогоплательщика противоречит Конституции».
Но справедливо ли применение подобных оценок только к одной стороне налоговых правоотношений? В условиях российского налогового законодательства, отдельные нормы которого могут противоречить и друг другу, и Конституции, нашей судебной системы, которая периодически выдает свою, порой весьма оригинальную трактовку налоговых норм, давно пора задуматься и о добросовестности органов государства. Так, директор департамента консультирования по налогообложению и праву компании «Делойт и Туш СНГ» Михаил Бортняев уверен, что «нельзя говорить о добросовестности налогоплательщика вне климата, в котором он работает». И самый простой пример здесь — нарушение правил налогового контроля, которое сплошь и рядом практикуется налоговыми органами. Тем более что последние пока все же являются заинтересованными сборщиками налогов, а не органами, контролирующими исполнение налогового законодательства.
А судьи кто?
Еще в 2003 году Конституционный Суд определил, что решение вопроса о добросовестности относится к компетенции арбитражных судов (Определение от16.10.2003 № 329-О).
Однако авторитет судебной власти сейчас совсем не такой, каким он должен быть для решения подобных вопросов. Понятно, что суд может быть честным (то есть фактически добросовестным, не так ли?), а может выполнять социальный заказ бизнеса или действовать в интересах государства.
Кроме того, необходимо учитывать и то, как трактует понятие добросовестности Минфин. По словам Сергея Разгулина, начальника отдела координации и контроля деятельности ФНС России, анализа и общих вопросов Департамента налоговой и таможенно-тарифной политики Министерства финансов, добросовестность —презумпция, а не принцип. Возможность ее опровержения находится в компетенции налоговых органов в рамках проведения налогового контроля. Поскольку добросовестность основывается на п. 7ст. 3 НК РФ (все неустранимые сомнения и противоречия в законодательстве трактуются в пользу налогоплательщика), остается вариативность поведения налогоплательщика, а значит, и понимания того, насколько оно законно.
То есть присвоение звания «добросовестный/недобросовестный налогоплательщик»всегда будет зависеть от субъективных оценок судьи, от его представлений о добре и зле, справедливом и должном, других этических категориях. Как отмечает руководитель аналитической службы компании «Пепеляев, Гольцблат и партнеры» Вадим Зарипов: «Совесть налогоплательщика остается на совести судьи».
Но получается, что добросовестность — это всего лишь эпитет, причем весьма условный. Так стоит ли принимать решения, основываясь на столь зыбкой почве? Или все же нужно исходить из того, был ли факт уклонения от налогообложения?
Спланировал или уклонился?
Сейчас на вопрос «Спланировал или уклонился?» отвечают суды, используя доктрину деловой цели хозяйственной операции. Под налоговым планированием при этом понимают использование предоставленных законом вариантов для проведения операции, у которой есть экономический смысл помимо налогового. Например, выплата доходов топ-менеджерам (которые обычно являются владельцами компаний) может осуществляться как через дивиденды (с уплатой налога на прибыль), так и в виде премий и бонусов (ЕСН).
Однако диаметрально противоположные интересы предпринимателей и государства (снижение уплачиваемых налогов и обеспечение поступлений в бюджет соответственно), а также отсутствие формальных критериев, позволяющих разграничить налоговую оптимизацию и уклонение от налогообложения, приводят к большому количеству конфликтов в этой сфере. По словам референта Экспертного управления Президента Станислава Воскресенского, кардинально изменить ситуацию можно, только установив отличия между оптимизацией и уклонением на законодательном уровне. Об этом, кстати, Президент говорил в своем Послании Федеральному Собранию в 2004 году.
Чтобы рассмотреть возможные подходы, а также услышать мнение экспертного сообщества по данному вопросу, Администрация Президента РФ объявила открытый конкурс на выполнение научно-исследовательской работы «Законодательные подходы к разграничению практики цивилизованного налогового планирования от поведения, направленного на избежание налогообложения».
С одной стороны, понятно, что отдать разграничение оптимизации и уклонения на откуп судам, как это сделано в странах с прецедентным правом, в России не получится — опять-таки слишком велико влияние фактора субъективности. Да и у чиновников должно быть как можно меньше надобности (и возможностей!) принимать решения на основе своих суждений. Следовательно, доктрина деловой цели должна быть максимально формализована.
Но ясно и другое: жизнь всегда намного богаче любого закона. И естественно, все будет зависеть от качества и сути «законодательных подходов». Главное, чтобы налоговое планирование не осталось вне закона.
Правда власти
«Сегодня сложилось мнение, что если уходить от налогов честно, с использованием лазеек в законодательстве, то это правильный уход от налогов. Такого честного ухода от налогов быть не может».
А. Кудрин, министр финансов РФ, 01.06.2005