«Made in USA» ещё вернётся
(по материалам статьи www.NEWSru.com/Экономика, 22 мая 2012 г.).
После IPO Facebook стоимость компании, к радости инвесторов, превысила 100 млрд долл. Однако издатель журнала Forbes Рич Карлгаард считает это свидетельством не только достигнутых успехов, но и перегрева Кремниевой долины — двигателя американских инноваций, и вызовом близкого будущего. За бурным ростом социальных сетей — одной из визитных карточек «постиндустриальной экономики» — проницательный аналитик увидел последующий этап индустриального ренессанса.
Не в пример российским предсказателям, вопросы формулируются предельно жёстко и конкретно. Будут ли США в 21 веке хозяевами мировой экономики или же заморским ранчо для богатых китайцев и бразильцев? Выйдут ли инновации за сегодняшние тесные рамки? Смогут ли они стать основным мотиватором развития глобальной экономики, «мейнстримом», и нести качественные трансформации в действительно крупные отрасли — транспорт, энергетику, электросети, производство продовольствия, водоснабжение, здравоохранение и образование?
Предполагается, что при темпах роста экономики 2% в год США утратят своё мировое влияние и повторят судьбу некогда великих государств Старого Света (Испании, Франции, Великобритании). Выход — в растущем интересе к активному применению развивающихся по экспоненте высоких технологий в разных областях общественной жизни. Причём в экономике речь идёт о новациях не только в производстве интеллектуального продукта и сфере услуг, но и в традиционных отраслях материального производства.
Согласно прогнозам, к 2050 г. население Земли составит 9 млрд жителей, которые будут использовать 3 млрд автомобилей. Соответственно существенно возрастёт спрос на топливо и дорожную инфраструктуру. Поэтому главное новшество Кремниевой долины Карлгаард видит не в Instagram или Splunk, а в роботомобиле Google, который в 2008 г. едва объезжал столбы на парковке, а сегодня гоняет по горным дорогам.И это далеко не единственный пример подобного рода.
Качественно новые экономические и технологические реалии на фоне геополитической нестабильности и высоких цен на энергоресурсы разрушат привлекательность аутсорсинга. Неизбежна смена экономической парадигмы, в соответствии с которой целые отрасли индустрии выводились из развитых стран. Статистика показывает, что китайские трудовые издержки растут на 20% в год, а издержки в робототехнике падают на 30% в год. Символическая «точка пересечения» не так уж отдалена во времени как могло бы показаться. Карлгаард выражает уверенность, что к середине 21-го века первенство по-прежнему будет принадлежать Америке. А потому ярлык «Made in the USA» еще вернется.
Отметим, что использование в США добываемого сланцевого газа снизило прошедшей зимой стоимость газового отопления до девятилетнего минимума. Американские предприятия получили конкурентные преимущества. Из развивающихся стран возвращаются фабрики и заводы, что может свидетельствовать о возрождении американской промышленности (www.vedomosti.ru, 24 сентября 2012 г.).
Коротко о диалектике
Прежде чем продолжить рассуждения о закономерностях и превратностях развития глобальной экономики, обратимся к диалектике.
Один из крупнейших философов прошлого столетия Карл Поппер так определял диалектику: «Диалектика (в современном, то есть главным образом гегелевском, смысле термина) — это теория, согласно которой нечто — в частности, человеческое мышление, — в своем развитии проходит так называемую диалектическую триаду: тезис, антитезис и синтез. Сначала — некая идея, теория или движение,— „тезис“. Тезис, скорее всего, вызовет противоположение, оппозицию, поскольку, как и большинство вещей в этом мире, он, вероятно, будет небесспорен, то есть не лишен слабых мест.
Противоположная ему идея (или движение) называется „антитезисом“, так как она направлена против первого — тезиса. Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не находится такое решение, которое в каких-то отношениях выходит за рамки и тезиса, и антитезиса, признавая, однако, их относительную ценность и пытаясь сохранить их достоинства и избежать недостатков. Это решение, которое является третьим диалектическим шагом, называется синтезом. Однажды достигнутый, синтез, в свою очередь, может стать первой ступенью новой диалектической триады и действительно становится ею, если оказывается односторонним или неудовлетворительным по какой-то другой причине. Ведь в последнем случае снова возникнет оппозиция, а значит, синтез можно будет рассматривать как новый тезис, который породил новый антитезис. Таким образом, диалектическая триада возобновится на более высоком уровне; она может подняться и на третий уровень, когда достигнут второй синтез»(«Вопросы философии», 1995, № 1). И т.д.
Примем к сведению:
1. Тезис —исходный этап наследуемой сущности, содержащей в себе потенцию (зародыш) будущей новой сущности (изменчивой).
2. Антитезис —последующий этап отрицания (угасания) наследуемой сущности через возникновение из неё новой, изменчивой сущности, постепенно развивающейся вплоть до доминирования, определяющего новые (иные) сущностные свойства и характеристики; при этом предшествующая наследуемая сущность сохраняется, но преобразуется и «скукоживается», испытывая воздействие развивающейся изменчивой сущности.
3. Синтез — новая (иная) сущность объекта в результате взаимодействия предшествующих наследуемой (уже преобразованной) и развившейся изменчивой сущностей, как известное одновременное отрицание возникших свойств и характеристик изменчивой сущности, и утверждение некоторых новых (модифицированных) свойств и характеристик дважды «преломлённой» наследуемой сущности;
— результат двух последовательных отрицаний разного уровня;
— исходный тезис следующего уровня (относительность синтеза).
Во всех случаях необходимо учитывать ещё одного «участника» системного взаимодействия — внешнюю среду (в самом широком смысле — природа, в узких — социум и др.). Она не только оказывает существенное влияние на исследуемые процессы и явления, но и сама испытывает в той или иной степени ответное воздействие. При этом сущности, обозначаемые как тезис, антитезис и синтез, сами являются системами, имеющими всё более сложную внутреннюю структуру по мере перехода из предыдущего состояния в последующее.
И, конечно, надо понимать, что через диалектическое отрицание в триаде происходит не «уничтожение» (революционными скачками), а «снятие» (последовательными эволюционными преобразованиями), обеспечивающее дальнейшее бытие сущности в непрерывно преобразуемом виде (новом качестве). Оптимальный баланс составных частей, соотношение взаимодействующих элементов системы — в этом суть. Скорость и частота взаимодействий и трансформаций в новое качество — отдельная тема.
Индустриальный ренессанс
Итак, к середине 21 века в мировой экономике могут произойти поистине тектонические сдвиги. Лидеры «умной экономики» вновь будут активно развивать на своих территориях своего рода неоиндустриальное (постматериальное) производство. Иными словами, актуальный для России и неожиданно дальновидный президентский призыв к «новой индустриализации» вне зависимости от собственной исторической судьбы вскоре обретёт своеобразное второе дыхание в тех странах, за которыми мы пока тщетно пытаемся хотя бы организовать погоню.
Нельзя не подчеркнуть, что между новой индустриализацией, необходимой России, и будущим неоиндустриальным производством мировых лидеров — во всех отношениях дистанция поистине огромного размера! Но и не заметить благоприятные возможности для осуществления новой индустриализации «без шараханий», а в русле прогнозируемых трендов развития «глобальной неоиндустрии» с последующим встраиванием в неё отечественной промышленности, — тоже нельзя.
Естественно, потенциальные возможности не возникнут сами по себе — их надо объективно «вычислить». Это может оказаться даже труднее, чем дальнейшие практические действия. Но сумели же китайцы разработать и с 80-х гг. 20 века успешно осуществлять свою модернизацию — корректируя по ходу и саму концепцию, и стратегию, и тактику («Модернизация: китайский вариант» — см. здесь же).
Два десятилетия безуспешных российских реформ шли под знаком актуальности деиндустриализации, приведшей к разрушению национальной промышленности. Нас пытались убедить, что это — органичное условие постиндустриального благоденствия, при котором заботу о производстве и поставках материальной продукции (и ширпотреба, и оборудования, и соответствующей инфраструктуры) якобы возьмут на себя некие экономические субъекты, возникающие как непреложная данность глобальной экономики. Субъекты действительно появляются, правда, судя по происходящему вокруг, зачастую они не столько возникают, сколько выскакивают, словно черти из табакерки…
Между прочим, именно такую, внешне благородную позицию под названием «Человек, а не индустрия» до сих пор отстаивают некоторые российские экономисты, утверждающие, что с середины 2000-х гг. произошёл разворот внимания элиты. От традиционных сюжетов прошлого века (авиастроения, машиностроения, судостроения, электроники, сельского хозяйства и других отраслей как приоритетных в развитии страны и бюджетных расходах) центр внимания сместился к проблемам человеческого капитала, прежде всего образованию, здравоохранению, пенсионной системе. Но разве их успешное решение не зависит от индустриальных возможностей национальной экономики? Конечно, если под элитой понимать обеспеченное меньшинство с валютными счетами и почти неограниченными возможностями, то всё объяснимо и логично. Но не о них речь… («Индустрия для человека» — см. здесь же).
Недавно наступило прозрение, возобновились попытки повернуться, наконец, лицом к реальной экономике, а не стоять к ней, как прежде… По крайней мере, хотелось бы верить. Несмотря на очевидную пробуксовку процесса, надежда остаётся. А представленный выше футурологический пассаж не только укрепляет позиции сторонников нового российского курса (пусть невнятного и непоследовательного), но даёт пищу для размышлений.
Тезис — антитезис — синтез
Добиваясь наивысшей экономической эффективности и производительности труда, страны-лидеры одновременно обеспечивали в целом достойный уровень жизни своих граждан. Необходимо понимать, что это было продиктовано не только стремлением гарантировать общественную стабильность. Не будет преувеличением утверждение, что прибыль и общественная полезность — две стороны одной медали в нормально функционирующей рыночной экономике.
Подразумевая ведущую роль частной собственности, необходимо помнить, что она «не охранная грамота для личного обогащения, а призвана в первую очередь служить людям труда. Структура частной собственности должна обеспечивать общую предназначенность земных благ. Только через служение делу справедливости и солидарности, через содействие удовлетворению потребностей в социальной сфере структура частной собственности может снискать себе уважение как структура свобод» («Может ли экономика быть справедливой» — см. здесь же).
Обратим внимание, что во второй половине 20 века обязательные издержки в развитых странах заметно росли, сокращая прибыль и эффективность производства. А когда наступил «момент истины» и оказалось, что расходы на дешёвую рабочую силу и производство продукции, в частности, в странах Юго-Восточной Азии существенно ниже, чем в «метрополиях», туда не только обратились взоры владельцев капитала, но и были перемещены их предприятия. Прогресс в информационных технологиях и коммуникациях существенно ускорил индустриальную миграцию в рамках экономической глобализации.
Таким образом, в развитых странах (странах-донорах) одновременно происходили осмысленная, экономически выгодная деиндустриализация (не деградация, а вывод производств и технологий массового выпуска продукции через перемещение) и рост доли высокотехнологичных услуг и разработок с обеспечением качества жизни своих граждан на уровне реальных возможностей высокоиндустриальной стадии, последовательно переходящей в постиндустриальную (стандарты «золотого миллиарда»).
В развивающихся странах (странах-получателях) происходил и происходит рост доли материального производства массовой стандартной продукции с весомой экспортной составляющей (ориентированной в первую очередь на высокий покупательский спрос в развитых странах) и повышением жизненного уровня местного населения. Процессы эти непростые, сложные и, конечно, не отданы полностью на откуп частным компаниям — контролируются правительствами и регулируются законодательно. В результате при всех нерешённых проблемах, экономических кризисах, социальных потрясениях и прочих бедах пока, как говорится, «и волки сыты, и овцы целы».
Экономическая практика, однако, любит «шутить», иногда шутки получаются злые и болезненные. Практически мгновенные перемещения капиталов и доступность вложений в любой точке мира отрывают финансовые ресурсы от реальной экономики, опасно повышают их спекулятивную составляющую, ведут к «финансовым пузырям», сокращению рабочих мест, росту безработицы и прочим осложнениям, приводящим к периодическим экономическим кризисам мирового масштаба (национальные экономики взаимозависимы — экономика-то глобальная!).
Однако тема нашего рассмотрения не проблемы справедливости распределения и потребления производимых благ, экономической взаимозависимости стран и народов, а уточнение некоторых объективных особенностей трансформационных процессов в современной экономике.
Самое время вспомнить о диалектической триаде и её составляющих: тезисе — антитезисе — синтезе.
Примем в качестве тезиса исходное конкурентное индустриальное (материальное) производство массовой продукции, созданное и развитое в передовых экономиках. По мере его экспорта за рубеж здесь набирает силу интеллектуальное (нематериальное) производство, неотъемлемой частью которого являются и высокие технологии (в том числе для перемещённых производств), и различные услуги (в том числе по экспорту и импорту продукции таких производств).
Такое интеллектуальное производство назовём антитезисом: во-первых, здесь становление нематериального производства и увеличение его доли в общественном продукте. Во-вторых — прямое отрицание материального производства (оно «эмигрировало»), не прекратившее в то же время обеспечение соответствующей продукцией. Образно говоря, непосредственное участие материального производства в общественной жизни развитых стран, было заменено на участие косвенное, опосредованное через создаваемый вне страны, но потребляемый внутри страны материальный продукт. Как показано в начале статьи, сопутствующим является неизбежный рост стоимости рабочей силы в развивающихся странах, то есть увеличение издержек. И это понятно — экономики этих стран не без трудностей, но успешно растут.
Возникает вопрос: что должно быть синтезом? Синтез подразумевает становление (более точный термин, нежели «возвращение») в альма-матер неоиндустриального производства принципиально иного уровня и означает (кратко): оно будет безлюдным (о минимизации издержек сказано выше), стандартно индивидуальным (набор модулей, обеспечивающих многовариантные решения для отдельного потребителя), предусматривающим на местах сборку и доставку (услуга).
С одной стороны, удовлетворяется массовая потребность в продукте и сохранён массовый характер производства. С другой— каждая единица готовой продукции индивидуальна, производится по «техзаданию» будущего покупателя из условно бесконечного набора исходных базовых компонентов. Поэтому, структурно это должны быть не традиционные производства, а своего рода накопительно-производственные, роботизированные кластерные системы нового типа (вне зависимости от их числа в технологической цепочке).
Не означает ли это, что если покупатель так или иначе участвует в производстве и доставке нужного ему продукта, он частично становится его продавцом и может претендовать на долю прибыли? Не здесь ли скрыты элементы будущей экономической теории, затрагивающей принципиальные проблемы глобализации, рыночной экономики, собственности, ценообразования, участия в доходе, управлении и т.д. Возникнут принципиально иные перспективы для мировой экономической практики…
Когда будет «Сделано в России»?
В свете изложенного, логична попытка выявить целесообразные трансформации российской экономики, прежде всего её индустриального сектора. Очевидно, что при любых обстоятельствах в первую очередь необходимо преодолеть произошедшую деградацию, максимально используя как внутренние резервы, так и внешние возможности.
Однако в стремлении развивать современное производство мы должны ясно понимать, что конкурировать по всем товарным группам бесперспективно. В сравнении с нашими предприятиями (тезис) производства в развивающихся странах, оснащённые современными западными технологиями (антитезис), в большинстве случаев оказываются более конкурентными. Для упрощения мы не рассматриваем российские компании с иностранным участием.
Весьма важно также (хотя бы на начальном этапе) не примешивать где надо и не надо экспортные амбиции. Дело не в скромности, а в давно назревшей потребности прежде навести элементарный порядок в родной экономике внутри страны.
И ещё. Часто ли мы задумываемся о некоторых факторах, нам не подвластных, но напрямую влияющих на такие общепринятые в мировой практике показатели, как экономическая эффективность российских компаний и конкурентоспособность российских товаров?
Не секрет, что суровый климат и огромные расстояния существенно удорожают жизнеобеспечение россиян, практически любую их деятельность. То же относится к протяженным транспортным магистралям, путепроводам и коммуникациям (часть которых и без того изрядно износилась и устарела). Учтём неудобство залегания и нелёгкие условия добычи значительной части природных ископаемых — вкупе с растущей себестоимостью всё это мультипликативно повышает энерго- и ресурсоёмкость продукции, снижает её конкурентоспособность.
Интересно, учитывают ли подобные обстоятельства представители крупного бизнеса, когда в рассуждениях о низкой эффективности российского производства пеняют в первую очередь наёмным работникам? Справедливость многих претензий к сотрудникам компаний несомненна. Но разве не бизнес-элита должна стать локомотивом модернизационных преобразований по замыслу её творцов (у бизнес-элиты и модернизации «отцы» одни и те же!).
К тому же, рассчитывая ВВП, в немалой степени определяемый сырьевым экспортом, неплохо бы задуматься, что и мировые цены на нефть, которую мы с таким азартом гоним за рубеж, «не шибко» от нас зависят.
Следовательно, актуальна своего рода системная (тотальная, не конъюнктурно-выборочная!) «инвентаризация» наших реальных индустриальных возможностей с необходимой объективной оценкой по большинству позиций и определением критериев такой оценки (тезис). По итогам анализа должно быть принято решение: что, в каких объёмах целесообразно модернизировать своими силами, что — совместно с зарубежными партнёрами, используя их технологии, оборудование и опыт применительно к российским условиям (антитезис).
Наконец, определяем, что восстанавливаем или разрабатываем на перспективу с максимальным приближением или возможной адаптацией в будущем к роботизированным кластерным системам (синтез). В последнем случае есть шанс «сыграть на опережение» — мы начинаем почти с чистого листа, не отягощены действующей сегодня производственной «классикой», мышление наших разработчиков свободно от технологического консерватизма и, хотелось бы надеяться, достаточно креативно.
Для тех, кто решит, что диалектика в данном случае «притянута за уши», приведём ещё одну состоявшуюся в истории триаду. До 20 века наёмные работники жили, как говорится, «на одну зарплату», социально-экономические противоречия грозили дорасти до антагонизма и революций (что и произошло в России). Сбить накал удалось социальными и экономическими уступками, в частности, элементами демократизации производственных отношений, предоставив десяткам миллионов трудящихся возможность стать акционерами, приобретая акции различных компаний (в том числе тех, на которых они работали, на льготных условиях), и получать дополнительные доходы. В совокупности с другими хорошо известными мерами это позволило поднять уровень жизни большинства граждан, появились стимулы к производительному труду.
Начиная с 70-х годов прошлого столетия в мировой экономике стали появляться компании, полностью принадлежащие трудовым коллективам. Такие работники уже не только акционеры, но и собственники — совладельцы компаний, на которых они трудятся, участвуя в управлении и распределении доходов. Естественно, неся полную ответственность за хозяйственную деятельность предприятия («Народные предприятия России» — см. здесь же).
Коротко: от наёмничества (тезис) — через акционирование (антитезис) — к совладению средствами производства и результатами труда (синтез)!
В этом случае появляется шанс «разрулить» и пенсионный вопрос. Воплощая в жизнь триаду зарплата (тезис) — зарплата + доход на акции (антитезис) — зарплата + доход на акции + доход на капитал (синтез),мы уходим от порочных и бесперспективных попыток поделить скромную зарплату работника, стремясь выделить из неё разными способами неизбежно съедаемые инфляцией и временем «крохи на дожитие» (там же).
Аналогичным образом можно рассматривать и анализировать экономическую триаду частная собственность (тезис) — государственная собственность (антитезис) — коллективная собственность (синтез).В последнем случае возникает любопытное сопряжение между коллективной собственностью и неоиндустриализацией — тезис следующего уровня? И т.д.
Не пришло ли время содействовать проведению в России политики становления работника труда одновременно как работника капитала и, учитывая мировой опыт и глобальные тенденции, экономя силы, время и ресурсы, минуя промежуточные этапы там, где это целесообразно, разрешать ко всеобщему удовлетворению многие проблемы, ключики к которым ищут давно и безуспешно?
*****
Одно из дежурных возражений, давно набивших оскомину: на столь замечательные проекты нужны немалые деньги — где их взять? Есть очевидные ответы: укротить коррупцию, не пилить-воровать, обоснованно и под контролем общественности использовать Стабилизационный фонд, Фонд будущих поколений, золотовалютные резервы и пр. (не на «ширпотреб» и очередные вливания в прожорливые банки, а в закупки передовых технологий, уникального оборудования, готовых производственных комплексов, переобучение кадров, развитие современной инфраструктуры и др.).
Такой позиции давно придерживается немалое число специалистов. Главный экономист Goldman Sachs по России и СНГ Клеменс Граф, комментируя споры вокруг проекта российского бюджета на 2013—2015 гг., недавно заявил, что «нет смысла наращивать сбережения „на чёрный день“, когда происходит параллельное наращивание непокрытых обязательств госбюджета» (Газета.ру, 28 сентября 2012 г.).
Приведём поучительное сообщение о кандидате в президенты США республиканце Митте Ромни. Как установили его «друзья-демократы», не так давно несколько миллионов принадлежащих ему долларов, в попытке «немного подзаработать», были потрачены на покупку акций «Газпрома» и «Яндекса».
Информация вызвала всплеск эмоций у американских избирателей и породила иронично-неприятные для соискателя высшей должности вопросы и мнения: «Объясните, пожалуйста, каким образом инвестирование в российскую корпорацию „Газпром“ создает рабочие места в США?» или «Он инвестирует в американских рабочих в том смысле, что он покупает американские компании, разрушает их и потом экспортирует рабочие места за границу» и т.д. (www.NEWSru.com/В мире, 9 августа 2012 г.).
Перенаправим эти мысли российским адресатам, ответственным за сотни миллиардов (а не за несколько миллионов) долларов, перекочевавших в западные банки, инвестируя тем самым зарубежную экономику.
И в очередной раз зададимся вопросом о том, что значит «Сделано в России»?