Отцы-основатели института российской приватизации скромно замалчивают надвинувшийся юбилей — в отличие от гремевшей и потрясавшей в начале 1990-х гг. воображение граждан пропагандистской кампании разгосударствления, сулившей каждому россиянину достойный кусок от общего пирога и по две «Волги» за ваучер. Объективно говоря, альтернативы системным экономическим реформам и сокращению всеохватной государственной собственности не было.
Ваучерная приватизация как выбранный российским правительством начальный вариант разгосударствления стартовала в 1992 г. И ударно зашагала по стране, совсем как победоносное шествие Советской власти с октября семнадцатого. Так, три четверти века спустя после социалистической революции началась революция капиталистическая. А российские «левые» начала ХХ века и российские «правые» в конце столетия оказались близнецами-братьями. Совсем как по меткому выражению одной чилийской газеты о китайских хунвейбинах в годы «культурной революции»: «Они настолько левые, что, поскольку земля является круглой, просто сливаются с правыми!»
При этом искажения и деформации в разваливающейся экономике не прекращались и набирали силу, в ещё большей степени провоцируя нараставшее беззаконие в сфере собственности.
Да, СССР был индустриально развитой страной с практически абсолютной государственной или, как её ещё называли, общенародной собственностью (ещё одной формой социалистической собственности являлась кооперативно-колхозная собственность). Номинально право совладения общенародной собственностью советская Конституция закрепляла за каждым гражданином страны. Но фактически многие десятилетия трудящиеся были наёмниками у номенклатуры и практически не имели опыта самостоятельного, а тем более конкурентного хозяйствования.
Но где, кто и когда вычитал, что «для полного счастья» и победы капитализма в первую очередь надо было в кратчайшие сроки осуществить массовую приватизацию? Даже несмотря на то что экономика была глубоко монополизирована? Что поставленная цель оправдывает средства — в результате чего неизвестные владельцы наибольшего количества безымянных и неважно какими способами собранных ваучеров после их обмена на акции предприятий законно становились основными (а зачастую единственными) собственниками. Подписав же, как потом оказалось, мало к чему обязывающий документ, декларирующий на словах требование содействовать развитию предприятия, — превращались в собственников стратегических. По сути началась реализация политики отчуждения собственности и результатов труда от непосредственных производителей, продолжающаяся и сегодня.
Сразу было ясно, что рядовые работники предприятий собрать много ваучеров не могли именно потому, что они работали. Таких оказалось большинство. Собственниками становились другие, в том числе совершенно не причастные ни к организации конкретных производственных процессов либо их сопровождению, ни к данным предприятиям...
В результате приватизация на этапе так называемого первоначального накопления капитала обернулась ограблением большинства граждан и ещё большей зависимостью практически бесправных работников-производителей от хозяев-работодателей. Но сотни лет назад, на заре капитализма накопление капиталов было объективно необходимо как раз потому, что требовалось ещё только создавать производство в промышленных масштабах при переходе от феодального строя.
Для индустриального развития нужны были разнообразные ресурсы (материальные, трудовые, финансовые), и процесс их формирования назвали «первоначальным накоплением капитала». Обратим внимание, что некоторые зарубежные исследователи не согласны с марксовой теорией первоначального накопления и указывают на множество ненасильственных примеров формирования промышленного капитала, в процессе которого государство исполняло защитные функции в отношении подвергавшегося давлению населения. Так происходило в ряде случаев в Европе 200—300 лет назад. Не говоря уже о США, где существенными факторами являлись либерторианство и предприимчивость. Разумеется, масштабы насилия в отношении индейцев и пролитой крови нельзя ни замалчивать, ни преуменьшать. Но опять-таки речь шла о неосвоенных территориях, где всё начиналось с нуля.
Однако постсоветская Россия возникла не на пустом месте, СССР никогда не был «банановой республикой». Экономику необходимо было реформировать, преобразовывать в соответствии с перспективными тенденциями, но не создавать заново. В начале 1990-х это признавало большинство экспертов — как отечественных, так и зарубежных. Многие из них рекомендовали начинать прежде всего с формирования конкурентной рыночной среды, соответствующих демократических институтов, законодательного обеспечения разворачивающихся реформ, последовательного приобщения трудящихся к рыночным процессам в экономике через растущую хозяйственную самостоятельность предприятий.
В 1992 г. видный американский профессор из Стэнфордского университета Михаил Бернштам представил российскому правительству обстоятельный доклад с анализом ситуации в российской экономике и возможными рекомендациями. Была особо подчёркнута первоочерёдность содействия развитию рыночной конкуренции, законодательному обеспечению планируемых преобразований, жёсткой монетарной политике, не допускающей образования избыточного денежного навеса, аккуратного (не мгновенного) отпуска цен и т.д.
И лишь потом он рекомендовал приступить к последовательному разгосударствлению собственности, предусматривающему её продажу либо передачу на тех или иных условиях и своевременную корректировку при необходимости. Как видим, никакой «шоковой терапии», необходимостью которой прикрывались младореформаторы.
Профессор Бернштам — учёный-прагматик. Вот выдержки из его интервью 2006 г. в связи с ситуацией вокруг проекта «Сахалин-2»: «Бизнес нефтяных компаний — это бизнес. Им не важно, частные лица или правительство в России, в Саудовской Аравии или в Иране является собственником нефтяных компаний, до тех пор, пока растёт производство, пока бизнес расширяется, и до тех пор, пока можно получать прибыль» (www.lentacom.ru, 20 декабря 2006 г.). То есть кому принадлежит собственность — это вторично по отношению к прибыли.Ещё одно подтверждение этому — эффективная, динамично развивающаяся экономика Китая, привлекающая иностранных инвесторов доходностью гораздо сильнее, чем отталкивающая идеология компартии.
К сожалению, к разумным советам, способным по возможности нивелировать негативные социальные последствия непродуманных реформ, не прислушались... Если процесс зарождения мирового капитализма, идущего на смену феодализму, сопровождался разрушением частной собственности, основанной на собственном труде, и определялся экономической целесообразностью, то Россия конца ХХ века «переплюнула» историю.
Первоначальное накопление капиталов в 90-е гг. проявилось как перераспределение в интересах меньшинства государственной собственности, созданной упорным трудом многих поколений. Возникшая (не созданная!) при этом частная собственность так и не стала достаточным условием эффективного предпринимательства. Более того, фактически приватизированными оказались природно-сырьевые и энергетические ресурсы страны — опять-таки в интересах меньшинства.
Уместно подчеркнуть, что американское частное право не допускает использования собственности в ущерб всеобщему благосостоянию, во вред собственности или интересам другого человека. В британском праве такую собственность называют социально-деструктивным капиталом, который, обогащая одних, лишает других возможности повысить свой заработок в качестве работников капитала за счёт хозяйственной деятельности (Владимир Тихонов. В сборнике «Закономерности социального развития: ориентиры и критерии моделей будущего». Ч. 1. — Новосибирск, 1994).
Собственниками не рождаются. Не устанем снова и снова напоминать и искренне верующим людям, и не менее искренним атеистам слова Папы Римского Иоанна Павла Второго, написавшего в 1981 г. в энциклике «Laborem exercens» («Совершая труд»): «Собственность должна приобретаться прежде всего посредством труда и служить труду. И это касается в первую очередь собственности на средства производства».
Таким образом, никакого экономического интереса в состоявшемся разгосударствлении не было и быть не могло: по откровенному признанию Анатолия Чубайса, доминировала политическая задача невозврата к советскому прошлому. А потому чековые аукционы, принудительные банкротства и выкупы собственности «за копейки» не имели никакого отношения ни к экономической целесообразности, ни к исторически и социально справедливому перераспределению собственности.
Итог известен — в жёстко администрируемой, несбалансированной и монополизированной экономике был реализован курс, основанный на единовременной либерализации цен и массовой приватизации в интересах «не случайно» формировавшегося слоя крупных собственников. Мы ни в коем случае не бросаем тень на истинных лидеров российского бизнеса, своим трудом и своими талантами добившихся успеха в жёсткой конкурентной борьбе, создавших передовые производства, сумевших найти баланс личных и общественных интересов. Но в целом Россия оказалась ввергнута в жесточайший, длительный системный кризис, охвативший все сферы и структуры общества.
Политизация вкупе с криминальной составляющей приватизационных актов надолго обусловили не только утечку капиталов за рубеж, но и недопустимую с точки зрения ускоренного экономического развития инвестиционную пассивность внешних и внутренних инвесторов. Эти негативные, угнетающие российскую экономику тенденции, не преодолены и в настоящее время.
В конечном счёте «первоначально неправедные капиталы» потекли мимо предприятий, мимо экономики, создавая преуспевающих портфельных инвесторов-спекулянтов и фиктивные стоимости, обескровливая и разрушая производительные силы страны, убивая веру российского общества в справедливость и собственное достойное будущее.
Но «капиталы» потекли не только мимо конкретных предприятий. Они также потекли мимо государства — в частные карманы новоиспечённых собственников. И тут государство не устояло. Взирая на пухнущие от денежного половодья всевозможные компании, корпорации, холдинги, инвестиционные фонды с гипнотизирующими названиями — МММ, «Хопёр», «Русский дом Селенга», «Тибет», «Властелина» и т.д., и т.п., испытывая постоянную нехватку денежных ресурсов, государство пустило в обращение свои ценные бумаги. Основными до дефолта 1998 г. являлись одновременно высокодоходные и высоколиквидные обязательства — государственные краткосрочные облигации (ГКО) и облигации государственного сберегательного займа (ОГСЗ).
Подавить частных конкурентов и стать главным пирамидостроителем страны для чиновников оказалось лишь делом техники. Финансовый сектор — важнейшая регулирующая и инвестиционная составляющая современной рыночной экономики — превратился в сектор спекуляций ценными бумагами и корпоративного обслуживания интересов «элиты» (олигархов, чиновников разных уровней), а также не самых уважаемых представителей иностранного бизнеса, даже не помышляющих о серьёзных, долгосрочных инвестиционных проектах и высасывающих из страны всё мало-мальски ценное.
Так не должно быть
Своими действиями государство убеждало, что спекулировать выгоднее, чем вкладываться в реальный сектор экономики. Характерно, что спустя всего три года после начала реформы портфельные инвестиции на два порядка (!) превышали прямые зарубежные инвестиции. При этом объёмы капитальных вложений отечественных инвесторов и государства в тот период также были минимальными.
Обилие чековых инвестиционных фондов, позднее тихо «почивших в бозе», кризис платежей (до сих пор ошибочно называемый кризисом неплатежей. — В.Т.) и в первую очередь колоссальные долги по зарплате, вынуждавшие население продавать свои ваучеры по явно заниженной цене ловким скупщикам — это звенья одной цепи. В конце находилась ложно понятая (верится с трудом) или осознанно реализуемая (вполне вероятно) порочная идея — в считаные годы попытаться сформировать немногочисленный слой крупных собственников, не только «решением сверху» назначенных владеть колоссальными богатствами, но и готовых взять на себя ответственность за экономическое будущее страны.
Что касается успешной реализации первой части, то появление олигархов-миллиардеров и мультимиллионеров — ярчайшее тому подтверждение. Относительно остального — российская экономика и по сей день не предъявила ни собственному народу, ни всему миру убедительных доказательств долгожданного выздоровления и успешного развития. Итог известен: ответственных собственников оказалось много меньше, чем можно было ожидать исходя из масштабов приватизации.
Состоявшийся первоначальный ваучерный этап приватизации означал не столько косвенный (через обмен ваучеров на акции приватизируемых компаний) выкуп самой собственности, сколько добровольный отказ государства от своих прав собственника. При этом он создавал иллюзию политических, законодательных и общественно-психологических предпосылок последующей приватизации через иные схемы якобы «выкупа» у государства принадлежавшего ему имущества и имущественных прав — на деле не рассматривающие подобные денежные операции как основу для пополнения бюджета.
Когда в августе 1988 г. в России разразился финансовый кризис и правительство, неспособное рассчитаться со своими долгами по облигациям госзайма, объявило дефолт, выяснилось, что значительная часть зарубежных инвестиций (в зависимости от приближения к власти, доступа к инсайдерской информации их владельцев) загодя или в последний момент, но благополучно «отбыла» на Запад. Многие же российские компании, также преуспевавшие в основном на спекуляциях и перегруженные обесценившимися гособлигациями, в одночасье рухнули.
Тем самым к концу 1990-х гг. была поставлена «жирная клякса» под итогами состоявшейся приватизации. Стратегические инвесторы так и не пришли на большинство отечественных предприятий, деньги не попали в производственный сектор— для его реконструкции и модернизации, создания конкурентных производств, закупки современного оборудования, передовых технологий и освоения новых видов продукции. Безусловно, в России много успешно работающих компаний, но общей негативной оценки это не отменяет. Ибо и по сей день они функционируют зачастую вопреки, нежели благодаря сложившейся экономической системе.
Обратная сторона «ваучерного юбилея» — двадцатилетие непрекращающегося, опасно растущего социального расслоения в российском обществе. С одной стороны, продолжается олигархическое сращивание крупных собственников и чиновников в экономике и органах власти. С другой — в стране растёт гражданское неприятие социально-экономической действительности, которое сопровождается доселе безуспешными попытками предложить общественно легитимные решения комплекса волнующих общество проблем. Без преувеличения важнейшая из них — несправедливое распределение доставшегося России наследия и национального дохода.
Хорошо известно, например, что приватизационные сделки зачастую осуществлялись с определением начальной цены продажи предприятия на базе остаточной стоимости основных фондов без учета инфляции. В результате реальная (рыночная) стоимость предприятия занижалась в десятки и сотни раз.
Возможно, было бы справедливо установить эту разницу и оформить права на неё трудовому коллективу как передачу имущества в доверительное управление или аренду. Безусловным интересам государства и общества соответствовала бы также не только распродажа остающихся у государства пакетов акций, но и их передача на тех или иных условиях трудовым коллективам предприятий.
Это обеспечило бы постепенное ограничение прав акционеров в пользу наёмных работников и менеджеров компаний, стимулировало трудовую мотивацию, способствовало выравниванию возникших социальных перекосов не через политику государственного патернализма, а благодаря доходу, полученному самими работниками по результатам их труда в виде зарплаты и дивидендов по акциям. Какой бы невысокой ни была эффективность отечественной экономики, но передовые позиции российских миллиардеров и миллионеров доказывают, что так жить можно.
Пора наконец уяснить, что экономика и социальная сфера, коммерческая эффективность и социальная ответственность — не только противоположные стороны одной медали. Они взаимозависимы и взаимно определяют друг друга. Чтобы достойно жить, люди должны заинтересованно трудиться. Эту истину постоянно твердят работодатели — и руководители государственных предприятий, и хозяева частных компаний. Но очевидно и обратное: труд станет эффективным и добросовестным, когда каждый будет уверен, что работает не на «дядю», а на себя, своих родных и близких и что его труд будет справедливо вознаграждён. Коротко: судьба человека реально должна быть в его руках и не зависеть от чьих-либо субъективных предпочтений и настроений.
А пока практика свидетельствует, что трудовые конфликты в большинстве случаев решаются исключительно с точки зрения интересов работодателей, тем самым демонстрирующих безответственное социальное поведение. Работники оказываются объектом эксплуатации, а государственное регулирование в области социально-трудовых отношений не способно защитить права трудящихся на достойные условия и оплату труда, защиту от безработицы. Нужны конкретные, согласованные действия властных структур и предпринимателей, явно выраженное стремление к балансу интересов, конструктивному, социально ответственному диалогу между всеми заинтересованными сторонами («Кадровик. Трудовое право для трудовика», 2011, № 3).
А пока власть, загоняя себя в угол, пытается демонстрировать растущую социальную ответственность, которая, однако, оказывается всё менее действенной полумерой, фактически закрепляющей и усиливающей экономическое и социальное неравенство граждан.
***
На заседании Совета при Президенте РФ по модернизации экономики и инновационному развитию 24 октября 2012 г. Владимир Путин поднял вопрос об одной из самых перспективных в современном мире промышленных сфер — индустрии композитных материалов. Подчеркнув, что в советские времена мы занимали одно из ведущих мест в мире после США и Японии, а сейчас доля России сократилась до 0,3—0,5% мирового рынка, он констатировал: «Просто удивительно, как быстро всё было растащено и развалилось» (выделено. — В.Т., «Комсомольская правда», 25 октября 2012 г.).
Рассуждая объективно и непредвзято, заметим, что подобные слова главы государства не должны оставаться без реакции со стороны соответствующих властных структур. Но комментарии после нашумевшего в начале года предвыборного заявления Путина о необходимости разобраться с «нечестной приватизацией» и последовавшее официальное бездействие оставляют на это мало надежды…
Не случайно, по данным Левада-Центра, лишь около 5% считают, что инициированное в «тучные нулевые» банкротство и распродажа ЮКОСа пошли на благо всему населению в целом. А вот 68% уверены, что от этого выиграли лишь бизнесмены, приближенные к власти, и сами чиновники (www.NEWSru.com/Новости России, 25 октября 2012 г.).
Отсюда падение доверия к власти, всеобщий скептицизм и разочарование среди россиян, что подтверждают практически все социологические исследования. Так, согласно одному из последних опросов 37% из них предвидят стремительную деградацию населения и вымирание нации, 25% уверены, что смены власти не произойдёт, акции массового гражданского неповиновения поддерживают 23%. В добровольное самообновление власти верят лишь 8%, не исключают других сценариев смены власти 5% («Ведомости», 25 октября 2012 г.).
«Российская экономика сегодня невыгодна для инвесторов, — уверен бизнес-омбудсмен Борис Титов. — Причём она невыгодна прежде всего для отечественных инвесторов, у которых нет доступа к западным финансам».
Зарубежные инвесторы имеют доступ к дешёвым финансовым ресурсам, поэтому заведомо находятся в более предпочтительном положении, чем российские предприниматели. Высокая налоговая нагрузка и отсутствие доступа к дешёвым финансовым ресурсам на фоне прогрессирующей инфляции и давления коррупции делают бизнес невыгодным для российских предпринимателей, считают участники заседания клуба «Валдай». Бегство капитала в офшоры, которому руководство страны не может поставить надёжный заслон, наглядно подтверждает несовершенство наших госинститутов («Экономика и жизнь», 26 октября 2012 г.). Следовательно, участвовать в приватизации смогут лишь ведущие российские бизнес-структуры, заинтересованные иностранные компании, а также неслучайные структуры, аффилированные с отдельными чиновниками и топ-менеджерами. То есть опять с представителями того меньшинства, которое выиграло пресловутую «нечестную приватизацию 1990-х».
Весьма показательно и мнение одного из ведущих специалистов в области корпоративного управления Вилфрида Ванхонакера: «В России немало умных творческих личностей, способных рождать новаторские идеи. Поэтому не дефицитом талантов я склонен объяснять недостаточную предпринимательскую активность в России, а, скорее, неумением управлять креативными людьми и отсутствием институциональной базы, необходимой для поиска, стимуляции, развития и поддержки талантливых предпринимателей. Острая нехватка толковых руководителей губит на корню гениальные задумки и проекты и приводит к краху многие компании. Российские топ-менеджеры проявляют находчивость в авральных ситуациях, предпочитают временные решения капитальным, а форму — содержанию. Разве это альтернатива владению разумными методами управления?! Если ресурсами, активами и идеями не управлять должным образом, они превращаются в обузу» («Harvard Business Review — Россия», август 2012 г.).
И верно! Куда проще, годами призывая к преобразованиям на словах, на деле периодически продавать готовое, пополняя федеральный бюджет и затыкая неизбежные дыры…
А потому неоднозначный «процесс снова пошёл». Программа нового этапа приватизации, утвержденная Дмитрием Медведевым, предусматривает переход в частные руки к 2016 г. 12 крупных компаний, таких как «Роснефть», ВТБ, «РусГидро», «Аэрофлот», а также частичную приватизацию РЖД, «Транснефти» и других госактивов. 25 октября правительство утвердило график приватизационных сделок на 2013 г. Это «Совкомфлот», ВТБ, АЛРОСА, «Роснефть», Архангельский траловый флот, ТГК-5, авиакомпания «Сибирь» и «Мосэнергострой». Прогнозируемые доходы бюджета от них — 260—270 млрд руб., и если позволит конъюнктура, будут другие крупные сделки. При этом вводятся ограничения вплоть до запретительных на участие в приватизационных сделках госкомпаний и их дочерних структур («Коммерсант», 26 октября 2012 г.).
Понятно, что откровенно коррупционные составляющие приватизационных сделок устранены. Но это лишь вершина айсберга. И ответ на вопрос, каким образом и почему передача госимущества в частные руки в этот раз окажется экономически более эффективной и социально более справедливой — с точки зрения стратегии модернизации экономики и общественных интересов, — так и не прозвучал.
***
Всеобщая связь явлений, пожалуй, неоспоримая для большинства истина. А потому истоки сложившегося в России положения дел берут начало в том числе и в событиях всё более отдаляющихся от нас 1990-х гг. Вот почему давно назревшее преодоление негативных итогов «ваучерной» приватизации, последующих залоговых аукционов и прочих неоднозначных актов разгосударствления — дело, безусловно, сложное, но актуальное и неизбежное. Приведенное выше президентское признание оказалось не только предвыборным пиар-ходом, как, возможно, рассчитывали авторы. Сказанное на «высшем уровне» уже не забудется «в низах»…
Тем выше ответственность российской власти, инициировавшей очередной этап распродажи государственной собственности.
P.S. Российский премьер не раз заявлял о своей приверженности идее сокращения государственного присутствия в экономике. Казалось бы, начавшийся этап приватизации это подтверждает. Однако приобретение госкомпанией «Роснефть» 100% акций частной ТНК-ВР у консорциума AAR и британской нефтяной компании BP свидетельствует об очередных двойных стандартах. Это позволяет, переиначивая известное изречение, утверждать, что в России «политика есть концентрированное выражение эгоистично-корпоративных экономических интересов меньшинства».