Мы давно не бедные — только не осознали

Опубликован доклад, в котором утверждается, что в результате быстрого экономического роста 2000-х годов «в нашей стране происходило становление общества массового потребления и формирование массового среднего класса» (цитата из доклада). Позиция авторов сформулирована чётко: люди давно уже не бедные, но они ещё этого не осознали. Так ли это?

Прощай, нищета!

В совместном докладе фонда «Центр стратегических разработок» и Центра социальной политики ИПЭИ РАНХ и ГС при Президенте РФ под таким названием сделано смелое заключение: в стране больше нет людей, живущих менее чем на 2 долл. в день (табл. 1), а бедные в России — это уже совсем не бедные, а фактически средний класс даже по западным меркам.

Таблица 1. Доля населения, живущего на менее чем 2 долл.

в день (% от общей численности населения;

международные цены 2005 г.)

Год	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2006	2007	2008	2009
Россия	—	5,97	3,67	2,95	1,84	1,49	1,22	0,29	0,08	0,05

Источник: совместный доклад

Подобный вывод опирается на общепринятую классификацию Всемирного банка:

— к бедным в развивающихся странах относят часть населения с доходами ниже 2 долл. в день или 60 долл. в мес. по паритету покупательной способности;

— к «среднему классу развивающегося мира» относят группу населения, которая уже не является бедной по стандартам развивающихся стран, но остается бедной по стандартам развитых стран, доходы которой выше 2 долл. в день по паритету покупательной способности, но ниже абсолютной линии бедности в США (в 2005 г. ~13 долл. в день);

— к «западному среднему классу» относят население, чьи доходы выше линии бедности в США.

Авторы справедливо подчёркивают: такое выделение разных групп среднего класса основано на том, что доходы на уровне 2—3 долл. по паритету покупательной способности не позволяют населению иметь доступ к тем активам и услугам, которые ассоциируются с потреблением среднего класса в развитых странах. Но при этом даже такие доходы дают возможность потреблять товары далеко не первой необходимости, такие как компьютеры, мобильные телефоны, кондиционеры и т.п., чего не могут позволить себе бедные, потребление которых в основном нацелено на физиологическое выживание.

И всё же попытка доказать, что самая многочисленная группа населения ещё не осознала своего перехода на новую социальную ступень, вызывает вопросы и даёт основание полагать, что, изучая важные тренды современного общественного развития, разглядев в российской действительности то, что только нарождается, исследователи во многом выдали желаемое за уже состоявшееся…

Исторически длительный процесс преодоления бедности и становления среднего класса в России учёные разделили на четыре этапа.

I этап — становление основ общества массового потребления «советского типа» в 1970—1990 гг. Для него характерны обеспеченность легковыми автомобилями, бытовой техникой и другими предметами длительного пользования, распространение высшего образования, личная собственность (минимум на треть жилого фонда). В эти годы были также заложены основы массового среднего класса «советского типа», постепенно сближающегося по своим социально-имущественным характеристикам со средним классом стран Западной Европы периода 50—60-х гг. прошлого века. Иными словами, отстающего в своём развитии почти на полвека.

Иными словами, отсутствие института частной собственности, «неразвитость рыночных отношений в сфере недвижимости и финансов, отсутствие собственности на землю» и «чрезмерная зависимость от текущих доходов» (добавим к этому официальную коммунистическую идеологию — В.Т.)не оставляли шансов как на экономическую свободу и независимость, так и на политическое влияние.

II этап — деградация, частичный распад и сокращение среднего класса «советского типа» в ходе глубокого кризиса 1990-х гг., ухудшение состояния отраслей бюджетной сферы и высокотехнологичных отраслей промышленности, включая машиностроение и ВПК.

При этом, по мнению авторов, сохранилось ядро именно советского среднего класса. Следовательно, не изменились и его «родовые» черты — отсутствие собственности и зависимость от зарплаты как практически единственного источника доходов наёмного работника. Стремительное сокращение государственной собственности в пользу частной не означало, что адекватно и одновременно увеличивалось количество частных собственников.

Напротив, десятки миллионов формальных собственников начала 1990-х (ставших таковыми через второй вариант приватизации с правом работников выкупить 51% обыкновенных акций, а позже с помощью ваучеров) постепенно превратились в обычных наёмных работников. В нулевые годы продолжились концентрация собственности и её перераспределение. Закономерный итог подобной политики — сегодня менее 2% россиян владеют третью всех активов. Традиционная зависимость от зарплаты для большинства дополнительно усугубилась личной зависимостью от конкретного собственника.

III этап — активное становление в нулевые годы массового среднего класса западного типа и превращение его в значимую социальную силу благодаря быстрому повышению уровня жизни, образовательного уровня, изменениям в структуре занятости и др. Превращение среднего класса в одну из наиболее массовых социальных групп численностью не менее 25% общей численности населения, трети взрослого населения, 40% работающего населения, почти половины работающих в крупных городах.

К работающему населению наша статистика относит порядка 70 млн граждан. Следовательно, около 30 млн — представители «среднего класса западного типа». С таким утверждением трудно согласиться без уточнения: речь может идти скорее опять-таки о формальном представительстве. Ибо, как отмечено выше, это должно означать высокую степень развитости «рыночных отношений в сфере недвижимости и финансов», позволяющую«среднему классу быть собственником земли, недвижимости и финансовых активов, а также иметь доступ к потребительским и ипотечным кредитам, как в западных странах». В этом направлении, как говорится, ещё «пахать и пахать».

IV этап — по мнению авторов реализуется в настоящее время в результате «быстрого экономического развития 2000-х годов, создавшего условия для социально-экономической конвергенции среднего класса и других массовых групп населения». В качестве доказательства использована статистика: реальные доходы населения увеличились в 2,5 раза при незначительном росте коэффициента Джинни (характеризует степень отклонения между равномерным и фактическим распределением доходов населения) — 0,40 в 2000 г. и 0,42 в 2011 г. С 42 до 18 млн человек или с 29% до 13% населения сократилась бедность, что подтверждают и сравнения с американскими стандартами: сокращение в 2,4-2,5 раза с 64,4% в 1999 г. до 30,6% в 2010 г.

Непонятно, однако, какую социальную группу усиливает «социально-экономическая конвергенция среднего класса и других массовых групп населения»? К тому же кроме коэффициента Джинни существуют другие критерии оценки социальной неоднородности общества. Достаточно обратиться к известному соотношению между доходами 10% наиболее богатых и наиболее бедных граждан. Даже по официальной статистике оно близко к 15 (и вряд ли обошлось без натяжек), то есть к критическому значению, превышение которого свидетельствует о недопустимой социальной дифференциации и грозит стране большими проблемами.

Действительно среднемесячная зарплата в России (порядка 900 долл. или ~30 долл. в день) значительно превышает «американский стандарт бедности». К тому же десятки миллионов наших сограждан стали собственниками «шести соток», приватизировали построенные ещё в советское время квартиры, имеют банковские счета, на которые им переводят зарплаты и пенсии (так технологичнее!), рискуют брать потребительские кредиты (зачастую под грабительские проценты).

В абсолютном большинстве семей есть холодильники и телевизоры, разнообразная бытовая техника и мобильные телефоны. Удивляться нечему: технологический прогресс резко снизил издержки на их производство, меняя образ жизни людей. Рядом с многоэтажным домом бессмысленно копать погреба (недопустимо низок уровень потребительского комфорта в сравнении с холодильниками-морозильниками, да и не набегаешься) — выгоднее построить ещё один дом и развивать инфраструктуру. Мобильная связь за короткий промежуток времени стали дешевле и надёжнее, чем стационарная проводная телефония. И т.д.

Всему этому мы давно не удивляемся. Ещё 20—30 лет назад многие товары и услуги были доступны лишь в воображении (вследствие дороговизны, сложности и недостаточных объёмов производства), а 50—100 лет назад о них даже не слышали. Но с чем сравниваем нынешние возможности россиян, статистически подтверждаемые платёжеспособным спросом? С тем, о чём они мечтали в позднесоветский период? Или с доступностью новейших моделей высокотехнологичной продукции и современных качественных услуг? С отечественными «Жигулями» или с новенькими иномарками, которые тоже собирают в России? Или с возможностями 1913 г. (популярный приём в советское время)? А как насчёт лучших предложений мирового уровня или хотя бы среднемировых стандартов в развитых странах?

Любопытно признание в том, что, не имея возможности приобретать недвижимость, российские бедные активно покупают мобильные телефоны, по числу которых на душу населения мы превзошли развитые страны, а по количеству отечественных авто бедные россияне превзошли небедных (что не удивительно; к примеру иномарки имеют всего 10% бедных — В.Т.). Так что не надо забывать, что когда в выходные дни бедный и богатый едут на дачу, первого ждёт небольшой скромный щитовой домик, а второго — капитальный круглогодичный коттедж в сотни квадратных метров со всеми удобствами на участке, несомненно, превышающем «шесть соток».

Да, сегодня возможностей приобрести автомобиль и многое другое у россиян в целом больше, чем в советское время, чем 10—20 лет назад. Но не стоит обольщаться. «Цивилизационный разрыв» (в разработке высоких технологий и степени их востребованности в промышленности, передовой инфраструктуре, социальной обеспеченности, качестве здравоохранения, образования, продуктов питания и др.) между Россией и развитыми странами увеличивается. Спрашивается, о среднем классе какого уровня идёт речь?

Безусловно, число бедных в России в нулевые годы уменьшилось. Но существуют взаимосвязи и переходные ступени от нищих к бедным и далее к среднему классу. А потому, говоря о бедности, следует не только учитывать формальные статистические данные, но также изучать особенности подобных взаимопереходов, хотя бы через анализ динамики изменения таких индикаторов, как стоимость потребительской корзины, минимальный размер оплаты труда, величина прожиточного минимума, качество образования и медицинских услуг и другие очевидные атрибуты бытия простых граждан. В том числе в региональном разрезе — ведь сами авторы отмечают влияние российских просторов на ситуацию.

В качестве примера обратимся к величине российского МРОТ — по мнению многих экспертов, недопустимо низкого и не являющегося эффективным инструментом в борьбе с бедностью и неравенством в оплате труда (www.NEWSru.com/Экономика, 27 ноября 2012 г.). Очевидно, что он не очень согласуется с умозрительными толкованиями о пришествии среднего класса.

Достаточно вспомнить европейские стандарты, согласно которым величина минимального размера оплаты труда должна быть не менее 60% от средней зарплаты по стране. В России это составило бы порядка 16 000 руб., а не нынешние 4611 руб. и не 5205 руб. с 1 января 2013 г. Сразу возникает непреодолимое противоречие. При таком подходе существенно возрастает число бедных россиян, а численность российского среднего класса, имеющего средний доход более 13—15 долл. в день, не должна измениться! Нужны ли нам эти «игры разума» и велик ли от них толк?

Бытие определяет сознание

Именно так утверждал классик. По крайней мере, в повседневной жизни осознанию, как правило, предшествуют ощущения. А они, о чём свидетельствуют многочисленные опросы последних лет, опровергают неожиданный вывод исследователей.

В таблицах 2 и 3 приведены данные опросов аналитического центра газеты «Экономика и жизнь» относительно доходов и расходов читателей в 2011 г. («Доходы и расходы» — см. здесь же).

Таблица 2. Вы ожидаете повышения своих доходов?

Планируете увеличить свой банковский вклад? (%)

Нет. Нет вклада	45,6
Нет. Не планирую	24,3
Да. Увеличу на более чем 50%	6,5
Да. Увеличу до 10%	5,9
Да. Не планирую	5,9
Да. Увеличу до 25%	5,2
Затрудняюсь ответить	4,6
Да. Увеличу до 50%	2,0

Известно, что банковские вложения возможны, если ожидаемые доходы в достаточной степени превышают минимум, необходимый рядовому россиянину для удовлетворения привычных жизненных потребностей и осуществления текущих и других запланированных платежей, а иные способы капитализации дохода менее привлекательны.

Как следует из данных опроса, у 45% ответивших нет банковского вклада. Порядка 25% имеют вклады, но не ждут увеличения своих текущих доходов. Ещё 6% не понесут деньги в банк даже при повышении доходов. Иными словами, три четверти респондентов в качестве реальных вкладчиков банками рассматриваться не могут. По мнению специалистов, количество вкладчиков практически не увеличивается. Среди причин прироста сбережений прежде всего ощутимый приток вкладов, обеспечиваемый состоятельными людьми (когда условия вложения средств, например, в ценные бумаги или недвижимость их не устраивают), пополнение старых вкладов и начисление процентов на них — то есть источники, не имеющие непосредственного отношения к среднему классу.

В целом по стране речь может идти максимум о нескольких миллионах таких вкладчиков. Из них действительно важных для банков — не более нескольких сотен тысяч, на счетах которых миллионы, десятки миллионов рублей и более. Как видим, работающее большинство в прямом смысле слова «пролетает мимо кассы» (банковской). Разглядеть оптимистов среднего класса в гражданах, отягощённых нелёгкими буднями — мудрено.

Таблица 3. Какие траты вы планируете в текущем году?

(Возможно несколько ответов, %)

Денег хватит только на текущие расходы	59,0
Использую на отпуск	18,6
Потрачу на образование	14,1
Приобрету автомобиль	11,5
Куплю бытовую технику	10,3
Куплю недвижимость (квартиру, дом, участок)	8,0
Другое	5,5
Вложу в ценные бумаги	3,2

В соответствии с доходами население планирует и свои расходы. У 60% населения денег хватает только на удовлетворение текущих потребностей. Потратят часть дохода на отпуск несколько менее пятой части опрошенных, на образование — менее 15%. Чуть более 11% планируют приобрести автомобиль, купят бытовую технику лишь 10%. Порядка 8% приобретут недвижимость, что подтверждает весьма высокий уровень доходов данной части населения.

Таким образом, большинство из опрошенных фактически не участвуют в стимулировании и развитии внутреннего спроса, по сути, лишь поддерживая свою жизнедеятельность через скромные финансовые возможности и слабо содействуя расширенному воспроизводству в отечественной экономике.

Полученные результаты подтверждаются данными агентства SuperJob.ru («Независимая газета», 23 марта 2011 г.). Более 80% россиян вынуждены экономить, причём каждый третий россиянин экономит на еде, отказавшись от большинства фруктов и овощей, от некоторых видов молочной продукции, перейдя на дешёвые виды мяса и рыбы. Основной упор в таком рационе делается на доступные крупы (рис, овсянка), куриное мясо и печень. Каждый четвёртый россиянин отметил, что он вынужден экономить не только на каких-то видах продуктов питания, но и вообще «буквально на всём», в том числе на лекарствах, бензине и даже услугах ЖКХ. Полагать, что за прошедшие год-полтора ситуация кардинально улучшилась, не приходится.

Обратим внимание, что значительная часть дорогостоящих товаров и услуг, приобретаемых успешными россиянами (автомобили, сложная бытовая техника) производится за рубежом или находится там (недвижимость). К тому же миллионы россиян проводят отпуск и отдыхают за границей – Турция, Египет, Крым (Украина), страны Европы и т.д. Понятно, всё это инвестиции мимо российской экономики — в экономики других стран.

Наконец, всего 3,2% читателей, интересующихся экономической тематикой и скорее всего имеющих профессиональное экономическое образование, готовы приобрести ценные бумаги. Это удручающий показатель недопустимо низкого числа российских акционеров, лишь подтверждающий запредельно высокую степень концентрации капиталов и ценных бумаг в руках незначительной части населения. Нельзя не заметить, что такое «неравновесное» состояние системы делает её не только неустойчивой, но и потенциально склонной к распаду — по мере накопления внутренних противоречий, постепенно вырождающихся в антагонизмы — взрывоопасные противоположности.

Мировой опыт убедительно свидетельствует, что именно трудоспособное население, работающее большинство является социально-экономической основой среднего класса как наиболее заинтересованного надёжного, долгосрочного стратегического инвестора в национальную экономику. Однако привлекательные условия и реальные возможности участия значительного числа россиян в инвестиционных проектах до сих пор не созданы. Следуя логике авторов доклада, приходится говорить о среднем классе «российского типа», пришедшем на смену бывшему «советскому среднему классу», но в целом как и прежде отличающемся от среднего класса развитых стран.

Спустя два десятилетия реформ российская экономика фактически всё ещё находится в начале пути, необратимо отставая по темпам и результативности рыночных преобразований от стремительно уходящих вперёд ведущих экономик мира. И в вопросах промышленной модернизации, распыления собственности как одного из важных условий преодоления монополизации экономики и достижения социальной справедливости, повышения эффективности вложений в человеческий капитал, ожидаемой отдачи каждого работника. И конечно в формировании среднего класса — в его качестве и количестве, значимости и дееспособности в реальной жизни, а не в соответствии с умозаключениями.

*****

Социологи ВЦИОМ выяснили: россияне мечтают трудоустроиться в «Газпроме» (44% опрошенных), «Роснефти» (29%), Сбербанке (25%), ЛУКОЙЛе (16%), РЖД (13%). Далее в рейтинге привлекательности расположились энергетические компании (ФСК, МРСК, «РусГидро» и пр.), а затем «Аэрофлот» (www.NEWSru.com/Экономика, 3 декабря 2012 г.). Одновременно теряют привлекательность высокотехнологичные компании, работающие в сфере сотовой связи (МТС — с 3 до 2%, «Билайн» — с 4 до 1%).

В развитых странах с крупнейшими компаниями ассоциируются, как правило, топ-менеджеры. Большая часть среднего класса работает в сфере малого и среднего бизнеса, где производится основная доля ВВП. В докладе сказано, что существуют методики, позволившие западным экспертам оценить как средний класс от 40 до 73% работающих россиян. В конце 2000-х годов российские исследователи относили к среднему классу от 20 до 30% населения и даже более. Как не вспомнить о научной ответственности за использование тех или иных методик и сформулированные выводы?

Неслучаен следующий посыл: «Перераспределительная политика 2000-х гг. привела к снижению бедности и повышению благосостояния бедных в России (Выделено.— В.Т.)… В потребление бедных всё больше включалось товаров и услуг не первой необходимости. Если сравнить наличие товаров длительного пользования у бедных и небедных домашних хозяйств, то выясняется, что уже в 2010 г. заметного разрыва между небедными и бедными домохозяйствами не было (за исключением легковых автомобилей)… Потребление среднего класса также росло: но разрыв в уровне потребления среднего класса и более низкодоходных слоев населения начал сокращаться».

Сегодня «в России число абонентов сотовой связи на 100 человек населения в полтора раза выше, чем во Франции, США и Японии, а это очень важно для формирования единого потребительского рынка в такой пространственно протяженной стране как Россия».

Но это и означает решающую роль технологического прогресса в минимизации издержек при развитии альтернативной мобильной связи, её обыденность в развитых странах, растущую доступность в развивающихся странах и даже для австралийских аборигенов. Причём такие пользователи, вольно или невольно, всё больше потребляют (пока есть чем платить), нежели производят. Но такого рода цивилизационную ловушку мы стараемся не замечать.

Торжественным аккордом звучит следующая мысль: «Уровень обеспеченности российских домохозяйств товарами длительного пользования явно не предполагает того, что им не хватает денег даже на питание, тем более, что данные Росстата это подтверждают: в среднем один бедный в 2010 г. потреблял около 2100 ккал в сутки, что соответствует базовым требованиям Всемирной организации здравоохранения». Увы, достаточно оглянуться, чтобы понять: в российской действительности между количеством калорий и качеством пищи нет знака равенства. Как и по многим другим атрибутам современной жизни, совсем не похожим на глянцевые картинки.

Тем более символичен вывод, что «наблюдаемая социальная трансформация российского общества не является необратимой (Выделено.— В.Т.). Сценарий новой волны экономического кризиса может привести к архаизации политических настроений и сделает потенциально более актуальными проблемы популизма, национализма и менее ответственного поведения избирателей, поскольку значительная часть протосреднего класса находится вблизи черты бедности и легко может скатиться обратно на траекторию выживания в случае даже сравнительно умеренного сокращения потребления».

Странно, но авторы не считают, что подобная неустойчивость закономерно вытекает из некоторых экономических особенностей существования социального слоя, именуемого российским средним классом.

С одной стороны, «экономический рост истекшего десятилетия ускорил формирование массового среднего класса и сокращение бедности. Анализ доходов, имущественного статуса, поведенческих норм, ценностей и политических ожиданий свидетельствует о высокой степени однородности среднего класса. Социологические данные показывают, что другие массовые группы населения менее однородны, но находятся в стадии социальной конвергенции со средним классом».

С другой стороны, вспомним высокую социально-экономическую однородность советского общества, причины которой частично лежали в более чем ограниченных экономических возможностях граждан и запредельной зависимости их благосостояния от государственного участия. А потому не лишено смысла утверждение, что выявленная тенденция к социальной конвергенции, как и «не являющаяся необратимой социальная трансформация российского общества» — во многом следствие этих же причин с добавлением зависимости от частного работодателя.

Перераспределительная политика 2000-х гг. привела к снижению бедности и повышению благосостояния бедных в России, росту потребления населения. Но всё это не стимулирует заинтересованность граждан к эффективному участию в общественном производстве. Среднестатистический рост доходов населения обгоняет рост производительности труда. Существующая социальная дифференциация подчёркивает несправедливое распределение произведенных общественных благ, что в значительной степени пытаются нивелировать политикой государственного патернализма, всё более непосильного бюджету страны.

Почти половина доходов бюджета на 2013—2015 гг. сформирована за счёт продажи нефти, более 70% расходов бюджета имеет отношение к социальной сфере. Именно через соцрасходы государство намерено в ближайшие годы повышать уровень удовлетворенности жизнью (www.NEWSru.com/Экономика, 5 декабря 2012 г), продолжая, тем самым, бесперспективную политику государственного партернализма.

Желание видеть большинство российских граждан обеспеченными и достойно живущими — понятно и благородно. Однако массовый уход от бедности через рост потребления во многом оказался возможным благодаря высоким мировым ценам на энергоресурсы. А потому актуальны не столько различные интерпретации с цифрами в руках, сколько объективный анализ зависимости благосостояния граждан от качественных и структурных параметров экономического роста. Адекватна ли доля национального дохода, получаемого потребителями из разных социальных групп их вкладу в производство товаров и услуг? Каково их общественное положение, включая возможность влиять на экономическую и политическую ситуацию и отстаивать свои интересы?

Активно развивающийся средний класс, созидающий эффективную, конкурентную экономику, производящий больше, чем потребляющий, — безусловно, одно из объективных свидетельств успешной борьбы с бедностью. Однако вопрос«Когда сформируется средний класс в экономически независимую, зрелую и самостоятельную общественную силу?»остаётся открытым.

Равно как и необходимость системного изучения социально-экономических процессов, прежде всего, в связи с производством общественного продукта (это, во-первых), а затем уже с учётом его перераспределения и потребления (это, во-вторых).