В рамках Московского экономического форума работала пленарная дискуссионная панель II «Будущее России: новая индустриализация или сырьевая модель?» Модератор — Константин Бабкин, президент Промышленного союза «Новое cодружество». Выступления ряда участников дискуссии (в сокращённом виде) представлены ниже.
Константин Бабкин:
…Главный вызов состоит в деиндустриализации страны, сокращении объёмов производства в промышленности и сельском хозяйстве. В сельском хозяйстве мы выпускаем продукции на 30% меньше, чем в 1990 г. Деиндустриализация грозит большими проблемами стране в будущем: невостребованность образования, невостребованность людей, сокращение количества рабочих мест. Это сильно беспокоит. Хотелось бы услышать мнение уважаемых участников дискуссии.
Выступления:
Сергей Глазьев (советник Президента Российской Федерации):
…У меня нет такого поручения касательно новой стратегии развития страны. Но что касается общей стратегии развития, то она содержится в вопросе, который сформулирован в качестве заглавия нашей дискуссии (новая индустриализация и сырьевая модель). Вопрос политически решён. Наше руководство страны (и президент, и премьер) однозначно и многократно говорило о том, что нам нужна новая индустриализация, переход на инновационный путь развития. Вариант сырьевой модели на уровне руководства страны не рассматривается.
Приходится констатировать: за последние три-четыре года в отличие от других стран G20 мы не совершили прорыва к новой индустриализации и переходу на инновационное развитие. Хотя были потрачены триллионы рублей на антикризисные меры. Львиная доля антикризисных денег ушла на поддержку банков и не дошла до реального сектора. Они были в основном банками употреблены на спекуляции против собственной валюты с выгодой для себя. В других странах более 80% антикризисных денег были направлены на поддержку инноваций, на освоение новых технологий, повышение энергоэффективности.
Важно понимать закономерности современных технологических изменений, на которые мы должны опираться. За фасадом глобального финансового кризиса сегодня идёт быстрое становление нового технологического уклада. Комплекс производств, составляющих ядро этого технологического уклада, связанных с нано-, с био-, информационно-коммуникационными и другими технологиями, растёт с темпом 35% в год. Через несколько лет этот уклад сформируется как ядро современной экономики, и мир будет выходить из глобального кризиса за счёт роста групп новых производств.
У нас ещё есть возможность вскочить на подножку уходящего поезда начинающейся новой длинной волны экономического развития, освоить перспективные ниши нового технологического уклада и выйти на траекторию опережающего развития, модернизируя и другие отрасли.
Переход к новому технологическому укладу означает падение спроса и снижение цен на сырьё, что связано с кардинальным повышением прежде всего энергоэффективности, которая в производствах нового уклада на порядок выше, чем в традиционных направлениях.
Скатывание в сырьевую модель будет означать не только падение темпов роста, но также вслед за промышленностью деградацию социальной инфраструктуры, падение уровня жизни и прочие последствия. В периоды структурной перестройки объективно колоссальным образом возрастает роль государства. Рыночные механизмы оказываются в состоянии турбулентности, рынок теряет долгосрочные ориентиры. Формирование новых технологических траекторий требует максимально внимательного участия государства с точки зрения стратегического планирования, организации долгосрочных инвестиций, предоставления кредитных ресурсов для поддержки инновационной активности и развития производства.
Традиционно государство все эти функции осуществляло под флагом милитаризации. Новый технологический уклад в основном сориентирован на гуманитарные сферы (здравоохранение, образование и науку, которая становится самым крупным потребителем новых технологий).
Нужна модернизация всей экономики, нужен выход на новую эффективность и новый уровень конкурентоспособности. Нужны соответствующие механизмы: изменение денежно-кредитной политики, переход на внутренние источники кредитования экономики, ориентация на спрос и деньги со стороны производственных предприятий. Чтобы банки гонялись за предприятиями, а не наоборот. Нужна налогово-бюджетная система, ориентированная на поддержку инновационной активности и стимулирование государственно-частного партнёрства в инвестициях прежде всего в инфраструктуру и новые технологии.
Непозволительно держать гигантские деньги в резервах, а не вкладывать в развитие производства, инфраструктуры. Бюджетное правило и другие инструменты изъятия денег из экономики — это для другого периода.
Спор сегодня при выборе направления экономической политики проходит не между сторонниками либеральной модели или государственного регулирования. Спор ведётся между людьми здравомыслящими (понимающими закономерности экономического развития) и «квазирелигиозными фанатиками», свято верящими, что на рынке существует свободная конкуренция и может быть достигнуто равновесие. Что государству нужно только поддерживать это равновесие, не замечая ни научно-технический прогресс, ни монополизацию, ни гигантскую роль посредников, вздувающих в нашей экономике цены. Демистификация, демифологизация экономической политики — важнейшая задача, в том числе нашего экономического Форума здравомыслящих экономистов...
Александр Лебедев (председатель Совета директоров ЗАО «Национальная резервная корпорация»):
…Почему мы теряем авиапром, и почему российские авиакомпании не эксплуатируют российскую технику?
Потому что они уже перешли на Boeing и Airbus. Кредитуясь в государственных банках, по существу задействуют модель финансирования западного авиапрома. Дело в том, что лизинговые платежи в бюджете любой авиационной компании — это наряду с керосином основная статья расходов. Мы ежегодно выплачиваем за те полторы-две сотни западных бортов, которые арендуем (берём в лизинг), пару миллиардов долларов западным авиализинговым компаниям.
Эту систему надо менять. В РАО «РЖД» недавно закончены исследования по поводу дальних маршрутов, которые являются нерентабельными. Они готовы поставить перед правительством вопрос о том, чтобы на маршрутах от двух до четырёх километров дотировать авиаперевозки. Тем более что речь идёт о дотации смешной: до миллиарда рублей. Если российская техника будет пользоваться преимуществами этой дотации, думаю поднять Red Wings и в конечном счёте выстроить комплекс заказов на самолёт Ту-234СМ, который за очень большие деньги практически сертифицирован (российским правительством и российской отраслью). (По сообщениям СМИ, Александр Лебедев подписал документы о продаже 100% акций Red Wings группе инвесторов за рубль. — В.Т.).
Вопросы регулирования (государства как арбитра и игрока) крайне важны, чтобы те полторы сотни заводов, которые производят до сих пор самолёты Ту-234 и Ту-234СМ, включая двигатели, имели заказчика.
Я до сих пор являюсь мажоритарным акционером в ряде нефтяных компаний, большой акционер «Газпрома». Индустриализация и модернизация нужны и сырьевой отрасли России. Ничего плохого не будет, если она у нас будет такая же, как в Норвегии. В этом смысле не являются взаимоисключающими современная промышленность и сырьевые отрасли, где должны быть задействованы мощнейшие промышленные решения.
Например, в Печорской провинции нефть с неглубоким залеганием, где нет давления в пластах, практически не добывается. Подавляющее большинство наших основных нефтяных компаний не знают, как это делается в Канаде и США за счёт небольших насосов. Они считают, что это неэффективно. Они привыкли бурить на 1,5—3 километра. Придётся приходить к новым технологиям — либо импортировать их, либо самим создавать. Наши государственные корпорации ведут себя на шельфе, как собака на сене, не пускают частный сектор. Это полное отрицание какой-либо эффективности и присутствия частного сектора в российской экономике.
О попытках государственной политики в области индустриализации и инноваций. Уговорили Внешэкономбанк перекредитовать «Ренова» и РОСНАНО по известному проекту производства солнечных батарей. Был построен крупный завод. Он должен был войти в эксплуатацию ещё в 2010 г. Вдруг выяснилось (раньше нельзя было выяснить), что себестоимость солнечных батарей как конечного производства из-за китайцев упала в пять раз — поэтому никакой рентабельности там нет. Если мы не научимся на правительственном уровне принимать квалифицированные решения, никакие госкорпорации нас не спасут.
Следовало бы подвергнуть ревизии целый ряд проектов, которые были реализованы на средства РОСНАНО в области первичного производства кремния и окончательного производства солнечных батарей. Затраты превысили полтора миллиарда долларов и были успешно переложены через пять лет, когда выяснилось, что сделать это невозможно, на российские государственные банки. Госбанки России не должны быть «мусорным бачком», куда сваливается ещё на 10—15 лет всё то, что, как выяснилось, сделать нельзя.
Принято считать, что сельское хозяйство — вторичная или третичная отрасль. На самом деле, переработка сельхозпродукции сегодня в мире является одним из сложнейших технологических промышленных процессов. Например, одно дело производить сырой картофель, а другое дело — картофельные хлопья. Построить такой завод в России, преодолевая колоссальное сопротивление российской бюрократии, — участь незавидная до тех пор, пока государство не станет справедливым и честным регулятором и не уйдёт из функций собственника…
Без политических институтов, парламента, выборов, независимых СМИ и независимой судебной системы, которая защищает права собственности, мы не получим искомого результата. А будем наталкиваться на коррупцию и произвол со стороны различных государственных ведомств. Только в рамках соперничающих политических институтов можно положить этому конец...
Дмитрий Стрежнев (генеральный директор МХК «Еврохим»):
…Бывают государственные люди, которые плохо работают. Бывают либералы, которые плохо работают. У нас обычно всё заканчивается на дискуссии каких-то принципиальных утверждений.
Власти заставили всех платить налоги. Стали брать налоги с сырьевого бизнеса. Восстановили какую-то управляемость. У нас появилась власть, которая может за что-то спросить. И на базе растущих цен — у всех жителей страны каждый год росла зарплата на 10—15%.
За последние два года база роста под названием «растут цены на всё» исчерпала себя. Пытаются решать не причину проблем, а следствие. У нас в стране абсолютно ненормальная кредитно-денежная политика. Деньги стоят 12—15% годовых. Я работаю в компании, которая работает в мире — мы занимаем не дороже 3%. Соответственно, государство со всех собирает налоги, чтобы было, например, не 3% годовых, а 8%, и 5% из этих налогов отдаёт. Сидит здесь колхозник. У него деньги стоят 12% годовых, в Германии 3%. Ему дают 5%, он платит 8% — на 5% больше, чем в Германии. Вместо того чтобы сделать нормальный денежный рынок, у нас существенная часть бюджета — оплата глупости.
У нас есть какие-то национальные преимущества и недостатки. В нашей стране много ресурсов. Что нам надо делать? Использовать эти преимущества. Какие у нас проблемы? У нас есть большие расстояния и низкие температуры. Что наше государство делает? Наше государство делает дорогую энергию, чтобы мы зимой платили в разы больше, чем немцы, американцы. У нас дорогой транспорт, у нас дорогие налоги. Теперь с ценой на свет и энергию дороже, чем в Америке, но с температурой почти на 20 градусов ниже мы должны бегать и конкурировать.
Вы платите за свет больше, чем богатые люди в Нью-Йорке в данный момент. И поговорить не с кем, и реформа либеральная ещё не закончилась. Вместо того чтобы решить эти фундаментальные проблемы и говорить об использовании наших преимуществ, просто сказать «повезло, у нас есть дешёвый газ — давайте сделаем, чтобы был дешёвый газ, давайте построим дороги, давайте сохраним какие-то институты с образованием», у нас что делают? У нас из бюджета дотируют ненормальность. Это выдаётся под видом какой-то озабоченности.
Растёт недовольство тем, что при зарплате в два раза больше у людей из карманов изымают тоже в два раза больше. В принципе, остаётся не очень много денег. Я не понимаю, как у нас платят пенсии. Я не понимаю, как у нас оплачивают медицинское обслуживание. Я понимаю, что налоги на это растут — и поговорить не с кем. Это всё состоит из двух частей. С одной стороны, у нас налоги, которые дерут с крупных компаний, которые могли бы что-то делать. С другой стороны, у нас порождается на персональном уровне иждивенчество.
Что такое российская мечта? Пойти работать чиновником. Пойти в то место, где есть ресурсы, которые распределяются. У нас инженеров уже не найти — это беда! Но все хотят быть чиновниками, экономистами, юристами. Всё, что угодно — кроме того, чтобы работать. Лишь бы к чему-то пристроиться. Мы боремся со следствием: мы задабриваем людей, порождаем иждивение.
На политическом уровне выглядит это так. Мы — крупное градообразующее предприятие платим большие налоги. Город в Тульской области — Новомосковск. Там три предприятия. Каждое имеет оборот по миллиарду долларов. В этом городе треть канализации течёт на улицу, четыре часа в день нет воды. Мы не имеем отношения — ни работники, ни предприятие — к бюджету, в котором вроде должны были быть деньги, если бы он находился в Литве, Америке, Швеции.
Что такое капитализм? Дайте мне условия — я заработаю и отдам своё и буду жить на оставшиеся нормально. Что мы делаем? Со всех «содрать» и «честно» поделить в Москве. Так как у нас уже скопилось столько всего, и всё развалено, это добром не кончится. Надо срочно базовые вещи менять.
Мы понимаем, что наша страна имеет много возможностей. Давайте их всей страной (и бизнес, и государство) будем реализовывать.
Что такое рынок? Рынок — это когда ты можешь себе заработать, и государство это поддержит. Оно борется не с теми, кто работает. Оно создаёт условия, чтобы работать. Всем, кто почему-то в этом рынке (это тоже следствие рынка) не может иметь нормальные доходы, обеспечивает минимальный уровень жизни. Но это не должно быть как в Европе, где сидеть на пособии в два раза лучше, чем работать таксистом. В Германии сидишь, ничего не делаешь — в полтора раза больше денег, чем работать в такси восемь часов в день. Упаси, господь, нас увеличивать социальное расползание без поощрения тех, кто работает. Это происходит. Это большая катастрофа.
Кризис за границей. Наши промышленники говорят: сделайте нормальные цены на все первичные ресурсы, металлы. Сделайте рынок зерна публичный. Сделайте нормальные налоги, нормальные процентные ставки и сюда приедет треть европейской промышленности. Это катастрофа социальная, когда иждивение наступает, в том числе в Европе: социальное государство сожрёт Европу, она проиграет в соревновании с Америкой. Не надо бороться с бизнесом. Надо бороться с иждивенчеством, с причинами. Не так много надо для здравого смысла и для развития нашей страны, чтобы мы получили шансы и реализовали возможности, которые есть…
Андрей Клепач (первый замминистра экономического развития РФ):
…Пётр Столыпин говорил: «Что бы ни происходило в России — газовый фонарь не работает, водопровод не так течёт — всё равно виновато государство». И наоборот: если всё это сделаешь, и для этого соберёшь налоги и уволишь нерадивых — тоже будет виновато государство. Предлагаю не искать виноватых, а выделить несколько проблем.
Если говорить о реиндустриализации. правительство и президент заявили, что это один из самых ключевых приоритетов экономической политики. Если посмотреть на цифры и на факты, то у нас после кризиса, в отличие от Европы и США, 2010—2012 г. промышленность (машиностроение) растёт по десять с лишним процентов в год. Это касается автопрома, это касается приборостроения, авионики и самолётостроения. В авиации рост действительно идёт за счёт оборонной техники и за счёт вертолётов. Гражданских самолётов мы делаем всего по 5—6 штук в год. Но уже в этом году должны быть большие объёмы.
Ту-204 и 204СМ, который сейчас прошёл испытания, пока реально будет пользоваться спросом скорее всего только у силовых ведомств. Коммерческие перспективы неясны. SSJ (Sukhoi Superjet) который запустили и который идёт на рынок, тоже испытывает кучу «детских болезней». Потребуется ещё несколько лет, чтобы их вылечить и встать на крыло машине. Но, так или иначе, это определённые изменения: мы впервые стали делать новые самолёты. Продать их толком ещё не можем и отладить так, чтобы они были конкурентоспособными, но это делается.
Сельское хозяйство, которое не вышло, действительно, по своим общим объёмам на уровень 1990 г., но там сформировался достаточно конкурентоспособный сектор. И по зерну (потому что мы его экспортируем по 15—20 миллионов тонн), и в части животноводства. Это современные комплексы и по мясному направлению, и по птице. Если посмотреть на цифры, то у нас в последние годы рост птицы и свинины был от 8 до 11% в год. Это и результат действий бизнеса, и результат действий правительства, потому что все эти проекты, включая процентные ставки по кредитам, субсидируются на 80%, а по молочному направлению — на 100%.
Есть куча проблем. Да, ставки у нас дорогие. Но в данном случае есть определённые усилия, которые идут для поддержки процесса реиндустриализации.
Момент, связанный с тем, что у нас всё дорогое. Может, Дмитрий Сергеевич (Стрежнев. — В.Т.), правильнее начать с удобрений, которые у нас экспортируются на 80 с лишним процентов и там идут по мировым ценам? Каждый год действует соглашение, чтобы уговорить наш бизнес продавать эти удобрения со скидкой в обмен на то, что мы не повышаем налоги нашим сельхозпроизводителям, и ещё субсидировать их. При этом уровень эффективности промышленности удобрений минимален. Самые минимальные инвестиции по сравнению с металлургами, химиками и другими.
Ответственность за состояние отрасли где-то есть и на государстве — за то, что не применяло жёстких мер, а фактически субсидировало промышленность удобрений — и на собственниках и управляющем сословии этой отрасли. Если ничего не изменится и в политике компаний, отрасль будет переживать кризис.
Есть развилка. Нефтяники, электроэнергетики требуют цен, которые были бы приблизительно на мировом уровне. У нас цены на газ — примерно 70% от европейских. Цены на электроэнергию — 80% от европейских, хотя сейчас уже на уровне Соединённых Штатов. Для населения и для коммунальных хозяйств существенно ниже, чем в США и Европе. Отсюда сложный баланс, но он поддерживается. Политика регулирования будет выстраиваться так, чтобы этот баланс интересов, некоторый дисконт сохранить до 2020 г. и дальше.
Политика реиндустриализации: доля нефтегазового комплекса будет падать, объёмы нельзя нарастить, мировые цены будут относительно стабильные. Сейчас нефтегазовый комплекс даёт 20—21% ВВП, к 2020 г. — 15—17%. Наукоёмкий, инновационный сектор (образование, здравоохранение, в том числе фармацевтика, машиностроение, связь, телекоммуникации) — не более 10% ВВП. На промышленную политику в целом тратится без «оборонки» около 1,2% ВВП. Это значимые ресурсы. К 2020 г. доля торгового сектора дойдёт до 14—16% в оптимистичном варианте. Это вопрос другого качества управления и со стороны государства, и корпораций.
Сколько бы мы ни спорили о госкапитализме и наших олигархах, политика правительства — не декларация. Она социально ориентирована. Мы во время кризиса увеличили и пенсии, и зарплаты бюджетникам. И сейчас осуществляется массированная программа повышения зарплат учителям, врачам. Но это не только возврат социального долга. Это один из элементов реформ и преобразований в этих секторах, один из ключевых вызовов — насколько мы можем в дальнейшем сохранить и развить социальную ориентированность, совместив с существенным повышением производительности и эффективности.
Если взять международные официальные показатели производительности, то мы уже уступаем Китаю. Без счёта паритета покупательной способности наша производительность в автомобилестроении примерно в три с лишним раза, а в сравнении с передовыми заводами в 6 раз ниже, чем за рубежом.
В авиастроении даже сравнивать нет смысла — мы делаем всего по несколько самолётов в год. По нашим планам, мы должны повысить её в 3—3,5 раза к 2020 г. Это будет огромный рывок. Мы не сможем обеспечить социальную ориентированность экономического роста, решать социальные вопросы без существенного рывка в повышении производительности и эффективности труда.
В России — что в царские времена, что в советские, что сейчас — многое, если не главное, решается не чисто экономикой (сколько и куда тратится денег, темпы роста), а решается доверием. Доверие — это не только вопрос контрактов, которые любит институциональная экономика. Это доверие к личности. Это касается личности руководителя корпорации, личности руководителя региона, личности руководителя страны. Экономика должна строиться на доверии и на общих ценностях. Культура — это тоже доверие. Это смысл работы и смысл того, что человек может себя самореализовать. Тогда у нас будет и реиндустриализация, будет и процветающая страна...
Константин Бабкин: Василий Александрович, вот вы руководитель аграрного хозяйства «Галкинское» в Свердловской области. Сейчас прозвучала такая цифра, что у нас сельское хозяйство динамично развивается — по 10% в год. В вашем хозяйстве чувствуется этот рост, забота правительства?
Василий Мельниченко (директор ООО «Галкинское» Камышловского района Свердловской области):
…Мы закончили 2012 г. печально. При неплохой урожайности, при неплохой ценовой политике (мы продали картофель по 6 руб., зерно по 7 руб. — это хорошо) мы не можем платить зарплату. За последние три года электроэнергия выросла в 2,5 раза, дизельное топливо — в 2,5 раза, а цена на сельскохозяйственную продукцию осталась та же, что в 2009 г.
Что касается выступления Клепача по росту. У нас в районе тоже как бы что-то растёт. Открыли 4 детских дома, четыре богадельни — дома престарелых, заложили прекрасную тюрьму на 2000 мест.
Построили свинокомплекс «Уральский». Действительно, планируется рост большой. Но девять сёл и деревень попали в экологический коллапс. Двести тысяч будущих свиней (сегодня 150 тысяч) сделали жизнь людей невозможной. Очистных сооружений нет — и не предвидятся. Если построить настоящие очистные сооружения, свинина будет по 300 руб. килограмм. Производство сельхозпродукции и развитие сельских территорий при разумной аграрной политике можно было бы совместить.
Наше хозяйство занимается овощами. Выращиваем мясо. Нас цены устраивали. Как я уже говорил, не устраивают тарифы. Не могу идти в банк — никакой кредит не дадут, тем более льготный. Не дают кредиты для села. Нечего заложить. Настолько высокий процент, что мы неконкурентоспособны. Мы вступили в ВТО. Нужна чёткая экономическая и социальная программа. Уровень бреда уже превысил уровень жизни в России. Мы говорили: долго запрягаем свою тройку! Так может, мы не тех лошадей запрягаем в тройку?
Мы должны выработать сейчас внятную чёткую «дорожную карту», представить её правительству, президенту. Провести совместные обсуждения и принять решение: будем мы сырьевым придатком или каким? Как жить в деревне при зарплатах 3, 5, 7 тысяч руб., когда депутаты уже возмущаются, что «160 тысяч руб. — маленькая зарплата»? Вы купили туфли, а они жмут — вам какое дело до того, что мир широк?
Мы построили завод по производству фильтровальных материалов, используем потенциал территории, продаём за рубеж — в Литву, Вьетнам, Узбекистан. В 20 городах России перевели водоканалы на свой материал. Хотим и умеем производить конкурентоспособную продукцию. Выпускаем оборудование по производству пеностеклокерамики, которое продали в Литву. Разработали прекрасный шумопоглощающий материал для производства шумопоглощающих панелей. Давайте использовать — ведь скоростные поезда будем строить.
Мы умеем работать, знаем, как дома строить, как сажать цветы, как сады сажать. Но в районе минимум 20 контролирующих организаций. Всё, что я строю, — работает. Но приходят, и начинается — как будто из вредности, как будто в некой инструкции написано, чтобы всем стало хуже: 126 тысяч руб. за аттестацию рабочих мест, 200 тысяч туда, 300 тысяч сюда. Никакой поддержки развития предпринимательства на селе не существует на сегодняшний день…
Панг Йонгсан (вице-президент Центра международной кооперации Международного департамента ЦК Коммунистической партии Китая):
…Реформы в Китае продолжаются более 30 лет. Есть ошибки и проблемы, остаётся влияние плановой экономики, но обеспечивается здоровая среда для промышленности, без которой не может быть развития.
Трансформации в правительстве позволяют успешнее реализовывать возможности реформ, одновременно сокращая в разы количество государственных организаций и снижая влияние правительства на предприятия. Идут реформы между государством и обществом, неуклонно сокращая вмешательство государства в жизнь. Функция государства — усиливать возможности действия рыночных сил и конкуренции. Успешно сосуществуют и конкурируют государственная и частная экономика, усиливается мотивация, развивается частное предпринимательство, растут инвестиции и участие иностранного капитала в китайской экономике, обеспечиваются равные условия для государственных и частных компаний. Принимая необходимые меры, правительство повышает свою наблюдательную роль (выделено. — В.Т.)…
Иван Стариков (профессор РАНХиГС):
…31 января состоялось расширенное заседание правительства. Премьер Дмитрий Медведев требовал 5% роста ВВП, а министры финансового блока говорили «невозможно, потому что существуют инфраструктурные ограничения». Они действительно существуют, но самая большая проблема — инфраструктурное ограничение мозга.
Либералов считают достаточно образованным классом. Большинство из них наверняка знакомы с теорией историко-цивилизационного развития Арнольда Тойнби: только эффективный ответ на концентрированный исторический вызов обеспечит выживание и развитие исторически сложившейся и государственно оформленной цивилизации.
Какие же вызовы стоят в начале XXI века перед Россией? Мы наблюдаем эрозию центральной власти на значительной части страны, формирование новых центров влияния, комплекса колоний на востоке страны, чудовищный разрыв в развитии регионов. Дальнейшее формирование и закрепление архаичной стратегически бесперспективной сырьевой модели привело к её полному исчерпанию. Вот цифры. В 2007 г. экономика (при средней цене 67 долл. за баррель) выросла почти на 8%. В прошлом году (109 долл. за баррель) — чуть больше 3%. В первые два месяца 2013 г. (в среднем 113 долл. за баррель) — минус 0,3% ВВП.
Классики были правы: «экономика — концентрированное выражение политики» и наоборот. Исчерпанность экономической модели привела к исчерпанности политической модели. Ральф Эмерсон сказал: «Мир открывает свои дороги тому, кто знает, куда идти».
Куда идти России, если она заблудилась? Россия уникально расположилась между Восточной Азией и Европой своими тринадцатью или семнадцатью миллионами квадратных километров и девятью часовыми поясами. Сегодня в Восточной Азии сформировалась мировая сборочная фабрика. А с этой стороны — 800 миллионов достаточно обеспеченных потребителей. В прошлом году по маршруту Юго-Восточная Азия — Европа проследовало порядка 40 миллионов контейнеров, из них 50 тысяч по Транссибу. Остальное — морем, мимо России.
Сектор морских перевозок за 30—40 лет претерпел кардинальные изменения. Средняя вместимость судна-контейнеровоза лет 30—40 назад была не более 1 тысячи контейнеров. Сейчас строится порядка 50 судов: 12—15—17 тысяч (контейнеров. — В.Т.). Самый короткий путь — Суэцкий канал, это 40—45 дней, и возможности уже исчерпаны. Значительная часть пошла вокруг Африки — это 75—80 дней.
Но фактор времени становится ключевым в XXI веке. Если какой-либо электронный гаджет в Сингапуре и в Гонконге сделан, но только через три месяца приплывёт — за это время появляется новый. Монопольный, но крайне плохо используемый ресурс России — её территория.
У нас по отчёту до 2017 г. 25 миллионов квадратных метров жилья будет введено на территории московской агломерации. Сюда ещё как минимум полтора миллиона человек прибудет. Нужно создавать центры притяжения товаров, капиталов, услуг в других регионах России. Необходимо эту рассыпающуюся бочку России стянуть стальным обручем.
Строительство новой магистрали — это шесть миллионов новых рабочих мест, новые технологии.
В кризисном 2008 г. Пол Кругман получил Нобелевскую премию за свою работу «Пространственная экономика». Основные положения этой теории исходят из того, чтобы быстро изменить сырьевую модель на другую — в данном случае отчасти и транзитную. Клепач говорил про экспорт зерна. Потенциал на востоке — 50 млн тонн. Нужно решить вопрос перевозки зерна на 4,5—5 тысяч километров. Однако Транссиб больше 120 млн тонн не может перевезти. Проект потребует кардинального улучшения институтов. Без этого какой сумасшедший на вашу территорию отдаст грузы при таком суде, при такой таможне, при такой полиции?..
Дискуссия
Константин Бабкин:
…Господин Клепач сегодня изложил позицию Правительства: у нас развивается динамично сельское хозяйство, у нас всё хорошо в финансовой сфере, в целом экономика развивается гораздо быстрее, чем экономика других стран (практически всех), менять что-то в экономической политике — вредное дело, ведёт к нестабильности.
Я вспоминаю, что у меня происходит на работе. Сельское хозяйство стагнирует, объёмы производства в сельском хозяйстве на 30% меньше, чем в 1990 г. Во всём мире, в развивающихся странах особенно, объёмы производства в сельском хозяйстве выросли в два раза и эта тенденция продолжается. Четыре года назад Россия производила 8,5 тысяч комбайнов — сейчас в два раза меньше, хотя во всём мире рост идёт. Ежегодное увеличение рынка сельхозмашин в Северной Америке — 15%. У нас — падение примерно теми же темпами. Выгоднее вкладывать деньги в заграницу, чем вкладывать в производство в России. Правительство говорит «всё хорошо», на практике я вижу совсем другие вещи.
Говорят, новая индустриализация — это всем очевидно, «президент поставил такую цель, и мы её выполняем». Так есть такая цель, нет такой цели? Будем менять политику, не будем менять политику?
Сергей Глазьев:
…Я не интерпретировал бы так выступление Андрея Клепача, что ничего менять не стоит. Существует разрыв между целеполаганием и инструментами реализации этих цели.
Есть механизмы кредитования, поддержки лизинга сельхозтехники, есть институты развития, есть специализированный «Россельхозбанк», есть Банк развития, есть венчурная компания. Весь джентльменский набор всевозможных институтов, которые призваны поддерживать переход на инновационный путь развития. Но вы их не замечаете, масштаб их деятельности настолько мал, что даже вы, крупнейший производитель сельхозтехники, их не видите.
Из этого следует простой вывод: в политике недостаёт системности. Есть цели, но нет чёткой системы мер по реализации этих целей. Если в бюджете ещё как-то мы можем их увидеть, то в денежно-кредитной политике вообще полный отрыв. Денежно-кредитная политика ведётся вне целей экономического роста, модернизации и развития.
Кредитная политика (по мнению Центробанка. — В.Т.) — только регулирование денежной массы и поддержка ликвидности банковской системы. А долгосрочные кредиты, длинные деньги — пусть рынок сформирует. Самый главный, на самом деле, механизм поддержки экономического роста (использование государственной монополии на деньги, на организацию кредита) не работает. Денежно-кредитная политика все эти годы работала на торможение экономического роста. Потому что денежные власти изымали денег из экономики больше, чем давали. У нас экономика сама генерировала больше денег за счёт экспорта энергоресурсов, чем оставалось в денежной системе, которая была подвергнута стерилизации. Стерилизация денег — это ликвидация способности экономики к развитию.
Соответственно, бюджетное правило. Если мы ставим задачу развития — нужно бюджет развить, нужны мощные инвестиции в развитие инфраструктуры, в модернизацию тех сфер хозяйственной деятельности, где частный капитал по объективным причинам не в состоянии справиться с решением задач или не заинтересован в их решении.
Сразу после дефолта 1998 г. был введён в действие бюджет развития. Идея была в том, чтобы сверхприбыли от экспорта нефти и газа через бюджет развития вкладывать в подъём экономики, в модернизацию инфраструктуры прежде всего. Будут сверхприбыли — будет много инвестиций. Меньше будет сверхприбылей — будем привлекать какие-то ещё источники. Вместо этого введено бюджетное правило. Накапливаются астрономические суммы! Мы могли бы поднять уровень инвестиций в экономику в полтора раза, если бы нефтедоллары не замораживали и не направляли бы их не на поддержку иностранных финансовых пузырей, а в развитие, вышли бы на норму накопления 27% (одна из президентских задач. — В.Т.). Главное бремя налогов перекладывается на создание стоимости, а не на ренту, что было бы логичнее.
Вопросы ценообразования. Мы говорим, что нужно поднимать обрабатывающую промышленность, а естественные монополии реализуют задачу выхода на равнодоходные цены внутри и вовне. С их точки зрения, экспортные и внутренние цены должны выравняться. Но это абсурдная постановка! С какой стати они вообще должны выравняться?
Вместо того чтобы заниматься регулированием естественных монополий, обеспечением их прозрачности и повышением эффективности, созданием благоприятных ценовых пропорций, государство потакает погоне за сверхприбылями и бесхозяйственности, которая царит в этом секторе.
По ключевым направлениям экономической политики (денежно-кредитная, налогово-бюджетная, ценообразование) у нас нет связующих механизмов между целями модернизации и развития и инструментами экономической политики. В этом главная беда. Главная теоретическая причина заключается в том, что коллеги, которые эту политику оправдывают, пропагандируют и разрабатывают, в действительности руководствуются некими мифологемами, схоластическим подходом, который абсолютно не отвечает реальной действительности…
Участник дискуссии:
…Пример Исландии. Там был жесточайший кризис. Исландия просила денег у всех. Потом народ собрался, сделали анализ и решили, что всё-таки банкиры виноваты в этом. Там поменяли Конституцию, передали большинство всего местному самоуправлению (чего в России, к сожалению, нет). Банкиры (кого не успели арестовать) быстро удрали из страны. Исландия якобы 4 миллиарда должна кому-то была. Исландия не признала эти долги, сказала «вот они, воры, украли — с них и берите» и никому ничего не отдала. И так она вышла из кризиса. Нормально вышла...
Участник дискуссии:
…Я хотел бы к представителям реального сектора (производители удобрений, перевозчики, представители аграрного сектора) обратиться. У нас страна вступила в ВТО. Говорили, что нам важны внешние рынки, мы сейчас станем частью мировой экономики. Вопрос: «Больше вы стали продавать удобрений на внешних рынках? Получили ли вы преимущество после вступления России в ВТО?»
Дмитрий Стрежнев:
…Вопрос ВТО. У нас есть два рынка: внешний и внутренний. На внешнем рынке ничего не произошло, потому что это не регулируется правилами ВТО, это открытый рынок, против нас борются не совсем корректными методами. С точки зрения внутреннего рынка наша страна имеет большой риск быстрого развала сельского хозяйства. По телевизору рассказывают, что у нас расцвет сельского хозяйства. Это производство зерна, которое мы продаём в два раза дешевле в Египет, и свиного сала, которое не знаем, куда девать. В прошлом году завезли 600 тысяч тонн огурцов. Люди едят овощи, фрукты, вино пьют, масло оливковое, сливочное — 65% того, что платит население, — это заграница.
При вступлении в ВТО оговорили ограниченный уровень поддержки сельского хозяйства — 10 млрд долл. долларов. В среднем в Европе поддержка 400 евро на гектар. У нас размышляют — 120 или 130 руб. Но у нас свет дороже, бензин — дороже, транспорт — катастрофа. ВТО по нам может косвенно ударить в виде развала сельского хозяйства и потери рынка. Нет ни одного успешного экспортёра, у которого нет хорошего внутреннего рынка.
Правительство думает, что у нас дешёвый газ — 130 долл. Газ дороже только в Китае с Японией (потому что они покупают), и в Европе. В США, Африке, Австралии, Канаде — везде дешевле. Транспорт у нас — в полтора-два раза дороже, чем в Казахстане. Транспорт газа сейчас на 20% дороже, чем в Америке, — 2,2 долл. за 100 км (в Америке сейчас 1,9 долл.). У нас есть оптовый рынок электроэнергии — 5 центов за киловатт. Среднее хозяйство — 15 центов за киловатт. В Америке — 4 цента. В 3 раза больше платишь там, где плохой климат, а тебе говорят: «Неэффективный».
Наша страна имеет самые большие в мире запасы самого дешёвого природного газа — 5 долл. на скважине, и транспорт был до реформы «Газпрома» дешевле, чем в Америке. Сейчас уже на 25% дороже. Выгодно отсюда уехать. К нам ещё едут люди с низкими зарплатами из Средней Азии, где просто катастрофа. Мы с кем соревнуемся — с Узбекистаном или всё-таки со Словакией?
Все знают, что «кадры решают всё»… Человека назначили в министерство сельского хозяйства работать три года назад. Он поработал два месяца и сказал: «На второй месяц работы я понял, что единственный человек с высшим сельхозобразованием в министерстве — это я. И я занимаюсь лесной отраслью». Занавес, все…
Иван Стариков:
…Проблема, мне кажется, не столько в ВТО, сколько в несоответствии нынешнего российского государства требованиям ВТО. Там есть такая вещь, относящаяся к «зелёной корзине» и поддержке сельского хозяйства — увеличение внутреннего спроса.
Мы последние десять лет яростно строили вертикаль власти. Сейчас пришло время её разобрать на запчасти, потому что не соответствует, архаично не успевает за всем. Дальше управлять страной в ручном режиме нельзя, надо делегировать полномочия вниз, и тогда не будут столь фатальны последствия спустя полгода вступления в ВТО.
По свиноводству. Если не будут в ближайшее время приняты меры… 250 млрд полновесных бюджетных руб., потраченных по приоритетному национальному проекту — развитие сельского хозяйства — на поддержку промышленного свиноводства, то к концу года 150 млрд будут потеряны, потому что начался сброс поголовья на фоне роста цен на зерно...
Константин Бабкин: Уважаемые друзья. Спасибо за интересную дискуссию.
Использованы материалы сайтов: