С недавней почтой пришло к нам в редакцию письмо со сложенной вдвое пожелтевшей тетрадкой. Первого листа обложки нет, на обороте второго напечатана клятва советского пионера. В самой тетрадке нашли мы несколько новогодний историй, записанных, по всей видимости, перьевой ручкой, фиолетовыми чернилами. Неизвестно, кто писал их, когда, и кто отослал в редакцию. Неизвестно также, насколько они правдивы. Отдаем их на суд читателей...
Надеемся, народная мудрость будет не только поучительной, но и повысит предпраздничное настроение.
Отчего возник обычай дарить подарки
Жил на Руси некий чиновник. И нельзя было прийти к нему, чтобы не принести подарка. Никакое дело тогда не делалось. Такой у него был вредный характер. Людей к нему приходило много, подарков становилось все больше и больше. Наконец дом его превратился в полную чашу, так что и повернуться негде, и стал он оставлять подарки у себя на работе.
И надо же было так случиться, что под Новый год в контору чиновника нагрянул ревизор из Счетной палаты. Увидел он подарки и рассердился страшно. «А подать сюда Тяпкина-Ляпкина», — говорит. И стал стучать по столу кулаком, требуя объяснений. А тот чиновник, хотя и Тяпкин-Ляпкин, а не дурак был. «Подчиненных у меня много, — говорит, — можно сказать, что целая армия, вот и решил я одарить их всех. Теперь заверну подарки в красивую бумагу, обвяжу ленточкой, а как наступит Новый год, буду вручать».
Понравилось это ревизору, и доложил он о чиновнике государю. Тот же призвал его к себе, увидел, что чиновник умен и сообразителен, и сделал его министром всяких важных дел и сооружений.
Так, благодаря своему уму, обыкновенный чиновник и сделался важным министром, а на Руси завелся хороший обычай — дарить подарки на Новый год.
Почему у Деда Мороза стали просить исполнения желаний
Прежде на Руси хорошо жили. Если кому что надо было, то шли на реку, ловили щуку и не отпускали ее, пока не получали требуемое. И так это удобно было, что щуку прозвали золотой рыбкой, а некоторые величали ее даже и государыней-рыбкой. И так распространился этот обычай, что, когда у кого-то появлялось что-то дорогое или занятное, а не должно было появиться, люди сразу и догадывались, откуда это взялось. «По щучьему велению! Вот и весь сказ», — говорили тогда в народе.
Но вот как-то в одну очень холодную зиму все водоемы замерзли. Замерзли и щуки, и всякая жизнь повсюду остановилась. Ясно почему: не поймаешь ее теперь, щуку-то, не попросишь ничего у государыни-рыбки. День люди терпели, другой, на третий и не выдержали. Пошли на реку и стали молить Деда Мороза: «Дед Мороз, исполни желание! Дед Мороз, разморозь щуку!». Щука же никак не размораживалась. И так стояли люди у водоема долго. И от долгого стояния на морозе последние слова у них не стали проговариваться. Так что уж щука-то и пропала. Осталось только: «Дед Мороз, исполни желание!».
Вот так и сделался Дед Мороз на Руси исполнителем всяких желаний.
Как родилась поговорка «Говорят, под Новый год...»
Историю этой поговорки ведут от девочки Маши, заблудившейся раз в лесу. Долго плутала она, пока не вышла наконец к избушке. А жили в том доме медведи. Один медведь был большой, лохматый и звали его Михайло Потапович. Другой был поменьше и не лохматый, а наоборот, завивающий по вечерам волосы на бигуди, поскольку был он и не медведем вовсе, а медведицей, Настасьей Петровной. Третий был маленький кругленький медвежонок, любивший поиграть на компьюторе и со всякими еще лесными животными, в особенности, почему-то, с водяными и лешими, обитавшими в разных болотных местах. Звали кругленького медвежонка просто Мишуткой…
Вошла девочка в дом и видит на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, большая, была Михайлы Потаповича. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровны. Третья, маленькая чашечка, была Мишуткина. Взяла Маша большую ложку и похлебала из большой чашки, потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла и маленькую ложечку и похлебала из маленькой чашечки… В другой комнате стояли три кровати: одна большая, другая средняя и третья маленькая — Мишуткина. Легла девочка в большую кровать — высоко, легла в среднюю — просторно, легла в маленькую — в самую пору, как легла, так сразу и заснула.
Пришли потом медведи домой и стали ругаться. «Кто хлебал из моей чашки?! Кто ложился в мою постель?!» — закричали большие медведи. «Кто ложился в мою постель и укрывался моим одеялом?» — запищал и Мишутка, заметивший вдруг, что под его одеялом кто-то шевелится. «Вот она! Вот, — заверещал он, — держи ее, держи!» И потянулся к девочке мордой, норовя укусить. Испугалась девочка и бросилась наутек, но где там. Поймали ее медведи. И показалась она им в диковинку: така румяна и стройна. Оказалось еще, что и мастерица! Как таку съешь? Себе в убыток! И решили медведи оставить ее работницей, а назвали ласково — Золушкой. Чтоб прежнее ей имя оставить — не захотели: Машутка, Мишутка — одна только путаница будет и морока.
Золушка медведей побаивается: а ну как куснет какой — живого места не останется, а все ж работает с утра до ночи. Да и как откажешься? Известно ведь, даже в поговорку вошло: среди медведей жить, по-медвежьи выть. Но и мечта у девочки сразу возникла — сбежать из лесу домой. Пробовала даже, а все никак. «Высоко сижу, далеко гляжу, все родителю расскажу», — грозил ей Мишутка и все сзади больно щипнуть или куснуть ловчился. Лето так прошло, осень, зима наступила. И видит Золушка, что медведей в сон потянуло. Она еще им и пирогов напекла, чтобы уж никак не устоять. И не устоял вначале кругленький Мишутка, уютно устроившийся на своей кроватке с планшетиком под подушкой. Уснула потом и Настасья Петровна. К Новому году разморило вконец и Михайлу Потаповича. Настригла Золушка со спящих медведей шерсти, соорудила себе из нее обувку и теплую шубку и бегом к дому...
«Как же тебе удалось сбежать от страшных медведей?» — спрашивал потом у нее братец Иванушка. «А загадала желание, — отвечала ему сестричка. — Оно все не сбывалось и не сбывалось, а под Новый год вдруг и сбылось»…
Вот и говорят с тех пор присказкой, что под Новый год, что не пожелается, все всегда произойдет, все всегда сбывается.
Почему вместо кислых щей стали пить шампанское
Раньше на Руси шампанского никакого не было. И в Новый год или когда мысли черные приходили, перечитывали тогда «Женитьбу Фигаро» или откупоривали бутылку кислых щей. Такой напиток был газированный, вроде сидра. На всякий Новый год запасались кислыми щами вдосталь. Ими тогда и бочками торговали. Но если в каком театре или на балу, то подавали непременно в бутылках. Иная бутылка и не выдерживала, разрывалась. Дамы тогда на Руси были приятными во всех отношениях, и вот какой даме на платье щи разорвутся, какой на прическу, какой в подол выльются. Но конфуза от этого никогда не случалось. Считалось, что примета счастливая — замуж непременно выйдет в этом году или полюбовника заведет. В общем, одна приятность и только. Может, от запаха все шло. Не квашеной капусты, как полагали бы всякие неучи, а ананасов. В древности, правда, на кислые щи шли груши, но потом ананасы у нас в оранжереях стали рождаться в таком количестве, что о всяких грушах забыли. Стали квасить ананасы, из которых потом кислые щи и варили. Пробовали варить из них и другие блюда, но тут уж получалось не новогодне, а вроде каши из топора. Не то что кислые щи. Гоголь пишет, что и сон после них был приятным и крепким, в особенности, если случалось закусить их холодной говядиной. Те, у кого они особенно хорошо получались, основывали целые компании, сманивавшие друг у друга ученых варщиков, которых так и называли тогда — «профессор кислых щей».
Обычай пить на Новый год кислые щи так со временем укрепился и полюбился, что один из писателей, захотевший жить по-европейски, подавший их властям и соответствующее прошение, придумал даже обидное ругательство: кислощейный патриотизм. И так и были бы мы все кислощейными патриотами, если бы не новогодняя оказия с каким-то с чиновником, у которого жена отыскала заначку, расстроив таким образом его планы устроить себе именины сердца. О случае этом сохранился рассказ, записанный одним из любителей старины: прискакал, дескать, этот чиновник в один из городов, вроде как бы с проверкой, и стал запугивать: сейчас, говорит, найду у вас всякие неполадки по пожарной и медицинской части и штрафы платить заставлю… А что делать в таких случаях, было уж всем известно. Притащили чиновнику и того, и другого, и щей кислых бочонок к Новому году в тарантас кинули. Порастрясли их только немного, пока несли. Чиновник на этот бочонок и плюхнулся. Сидит на нем, думает, чего бы еще стребовать, а растрясенные кислые щи меж тем от его зада согрелись, и бочка-то возьми и разорвись. Полгубернии потом — в кислых щах. От ананасного запаха в носу свербит. На реках от пены — что тебе ледоход. Всякое пароходное движение остановилось. Рыба пеной этой наелась и така жирна стала, что нырять силы не стало, так по верху воды и плавала — руками бери. Чиновника же пулей унесло в небо, только через два дня домой воротило…
В найденной не так давно в селе Горюхине летописи можно вычитать и всякие подробности этого удивительного происшествия. По ее тексту чиновника с неба не домой воротило, а в заморский город Париж унесло, где о кислых щах и слыхом не слыхивали. Там на Новый год пили какое-то «шимпанское» или «шинпанское», не сразу и разберешь. Тоже хороший напиток, и тоже норовивший взорваться, но уже без того, чтобы на два дня в небо. Разве что пробкой в лоб или еще куда. Вот и повелось с тех пор у чиновников требовать себе на проверках не кислых щей, а «шинпанского». От чиновников и народ потом перенял, чтобы и у них на Новый год тоже все было «как у людей».
Как появились новогодние поздравления
В прежней России как выйдет царь с Патриархом на Красное крыльцо — так все и валятся лбами на землю. И такой на людей страх нападал, что говори им что иль кричи — не услышат. Хоть кол на голове теши. А и спросишь прямо у кого что — один все ответ: «Не могу знать, Ваше Величество» да «Не смею сказать, Ваше Величество». Те, кто ближе был, в слугах и конюхах, пообвыкали со временем, так что и глаза осмеливались поднимать, и кивнуть могли, и даже слово какое в благодарность вымолвить, но так чтобы ко всему народу обратиться — никак не получалось это у российских царей. Пробовали издавать манифесты с орлами и сургучными печатями и вешать их на столбах, чтобы пожелать людям здоровья и счастья. Находились даже и выучившиеся читать, но и все равно все было без проку: стояли такие грамотеи у столбов, чесали лбы, а пересказать складно — разве же сможешь. И думали люди, что о счастье их никто не заботится и о здоровье их никто не думает. Изменилось все только тогда, когда появились на Руси президенты, но и тоже не сразу. Вначале и президенты мало общались с народом. Разве случайно только, прогуливаясь где-то. Владимир Ильич встретил раз на лугу печника и вернулся домой опечаленный. Известно, какие слова у печника, не везде и произнесешь. Иосиф Виссарионович, был случай, выпил стопку с шахтером Стахановым. Никита Сергеевич любил хаживать на выставки, где делился с народом своими впечатлениями… Обычая же поздравить народ с Новым годом, пожелав ему здоровья и счастья, у президентов никакого не было. Да как и вспомнишь о людях, когда столько дел. И тоже тут помог случай. На одном из приемов для важных чиновников встает президент и по обычаю произносит тост: «Стол наш ломится от изобилия, и мы поднимаем здесь бокалы с шампанским. Так пусть же жизнь наша в Новом году будет, как это шампанское и как этот стол — легкой, волнующей и полной изобилия, бьющего через край!» — «Браво, браво, — послышалось тут от столов, — лучше и сказать ничего нельзя. Жаль только, что народ наш этого не слышал. Поняли бы все тогда, что и в эти дни мы, не переставая, думаем о народе…» — «А если президенту сказать все это по телевизору перед боем курантов?» — высказал кто-то счастливую мысль, и все дружно и зааплодировали….
С тех пор и не проходит ни одного года, чтобы не пожелали народу здоровья и счастья. Оттого, верно, и жить стало на Руси еще лучше и еще веселее…
Откуда появилось название года лошади
В заморских странах — там строго. Как определили в древние времена, что начинать надо с крысы, так и вели всегда счет от крысы. За крысой буйвол, за буйволом — тигр, потом то ли кот у них, то ли заяц… Кто так говорит, кто этак. Путаются здесь маненько, не могут точно сказать… Но далее, до козы, которую из-за туманной неясности могут принять за овцу или даже барана, опять у них строгий порядок: дракон, змея, лошадь… У нас на Руси не так. Простору больше. Тоже, конечно, и по этим животным года называли: и год козла был, и год барана, и год змеи… Всегда с прибавкою, правда: не просто скажут, что год змеи, а и уточнят еще, что год змеи подколодной. Не просто год свиньи, а свиньи жирной, не просто год козла, а козла… Ну и все в том же духе. И порядок всегда был свой. За крысой мог пойти не буйвол, а овца, или хорек, или лиса и петух (часто и двойными именами у нас года называли), а то и опять свинья, и опять. По нескольку лет кряду. Или вдруг встрянет какой-нибудь год медведя, и никак его не прогонишь. Все год медведя и год медведя. А вдруг еще какой-нибудь год кукурузы. А то было еще, что разбивали года на пятилетия и каждому давали свое название: год-начинальник, год-определяльник, год-завершальник… Были еще года-вершки и года-корешки, года в ряд и года из стороны в сторону, года ускорения и года торможения, года весны и года оттепели… Считалось почему-то, что как год назовешь, так его и проживешь. Строго к этому подходили, оттого и мудрености в названиях годов у нас было много. И то учтут, и другое. Но и все равно ошибались. Глянешь в календарь — год весны, а выйдешь на улицу без калош, окажется, что и не весна это, а оттепель…
Столько всяких годов было на Руси, что теперь не сразу и определишь, откуда какой и пошел. Вот и с годом лошади путаются теперь историки. С годом дракона — там ясно! От Змея Горыныча все пошло. Объявился он в русской земле и повадился таскать русских девок. Удержа никакого не было, пока не догадались обратиться к Никите Кожемяке. Легко справился он с Горынычем, даже соху к нему как-то сумел приладить. Оттого за годом дракона и идет у нас сразу год Кожемяки. С годом же лошади — тут споры. Кто-то говорит, что год лошади появился у нас вслед за годом Соловья-разбойника. Свистал он так, что все леса к земле клонились и травы сохнули… Год целый взаперти все сидели, боялись за порог и нос высунуть: от покрика соловьиного и люди, и лошади мертвыми падали. Заробел было при виде разбойника и конь Ильи Муромца — Бурушка: упал на колени. Взял тогда Илья плетку и ударил коня по крутым бокам: «Травяной ты мешок, а не богатырский конь. Не слыхал, разве, шипу гадючьего? Вставай, давай, на ноги, не то волкам тебя отдам на съедение». И вскочил тогда Бурушка на ноги, и подскакал к Соловьиному гнезду…
В честь подвига Бурушки будто бы и был назван годом лошади следующий год за годом разбойника. А все ж более верной нам кажется мысль о происхождении года лошади на Руси не от Бурушки, а от Сивки-Бурки, одна шерстинка которой была серебряной, другая золотой, а когда бежала она, из ноздрей пламя пыхало и земля вся дрожала…
Иванушка-дурачок поймал ее ночью в поле, ловко накинув петлю на голову. «Отпусти ты меня, Иванушка, — взмолилась лошадка, — я тебе за это сослужу великую службу. Выйдешь в поле, прокричишь богатырским покриком: „Сивка-Бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!“ — тут я и появлюсь. Любое желание исполню! Хочешь — Елену Прекрасную, хочешь — новое корыто в хозяйство».
С такой лошадкой и у Ивана, и у братьев его, и у отца с матерью, и у всех такая жизнь началась, что и помирать уже никто не хотел. О чем ни попроси Сивку-Бурку — любое желание исполнит. Крикнешь только: «Сивка-Бурка, вещая каурка!», и копыта застучат радостно и гулко. Появилась даже вскоре и песенка о чудесной лошадке: «Сивка-Бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой. Сивка-Бурка, вещая каурка, очень, очень надо встретиться с тобой...». Любили петь ее в полночь, когда часы двенадцать бьют, и старались петь с хрипотцой, думали почему-то, что таким и должен быть богатырский покрик…
***
Призовем и мы в новогоднюю ночь Сивку-Бурку, чтобы пожелать всем вам здоровья и счастья!
С Новым годом и с новым счастьем, дорогие читатели!