Научно-технологической политике не хватает быстрого реагирования

«Национальная научно-технологическая политика „быстрого реагирования“: рекомендации для России» — так назвал свой внушительный доклад коллектив ученых Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Название актуальное и даже слегка интригующее, поскольку программных документов, призванных поднять научно-технологический уровень России на должную ей высоту, хватает, и вроде бы пора без очередных советов ее брать. Но прислушаться к ним, видимо, стоит. Поэтому сегодня — ради чего ученые старались.

Поскольку доклад РАНХиГС объемен, идти по нему придется конс­пективно.

Кто бы мог подумать, что только за последние три года (2010—2012 гг.) человечество произвело информации больше, чем за всю историю своего существования до 2008 г. И авторы доклада признаются, что, по их мнению, планирование развития сектора науки и технологий вокруг заранее определенной на основе долгосрочного прогноза системы технологичес­ких приоритетов не дает ожидаемых результатов. Возможности развития направлений, заранее заданных национальными научно-технологическими прио­ритетами, ограничены рядом объективных тенденций, наблюдающихся в мировой научно-технологической сфере. Данные тенденции в целом являются вызовом самой парадигме долгосрочного прогнозирования, считают ученые.

Чтобы усваивать, о чем они пекутся, а читателям было интереснее и нагляднее, сразу перейдем к приведенным в докладе примерам.

Из числа элементов единой национальной системы прогнозирования в России основными, напрямую определяющими приоритеты распределения средств федерального бюджета на финансирование «ограниченного числа прорывных промышленных высокотехнологичных проектов», являются следующие:

· «Приоритетные направления и критические технологии развития науки и техники», «Долгосрочный прогноз научно-технологического развития (до 2025 г.)» (далее — «Прогноз-2025»);

· «Долгосрочный прогноз научно-технологического развития до 2030 г.» (далее — «Прогноз-2030»);

· «Долгосрочные приоритеты прикладной науки в России», а также прогнозы сети форсайт-центров.

Пара примеров из доклада становления двух новых индустрий, не попавших в фокус «Прогноза-2025», но заявленных в «Прогнозе-2030» как «Перспективные направления развития научно-технологического комплекса Российской Федерации на период до 2030 г.».

В 2006 г., то есть за два года до создания «Прогноза-2025», в журнале Cell была опубликована статья Синья Яманака о возможности перепрограммирования взрослых клеток мыши в стволовые клетки. Статья сразу же попала в списки «горячего цитирования», другими словами, в категорию статьей, набравших аномально большое количество цитат в течение двух лет после публикации. С этого момента начинается бурный рост исследовательской активности в этом направлении во всех странах развитой науки, что отражено в экспоненциальном росте публикационной активности. В 2012 г. за «открытие перепрограммирования „взрослых“ стволовых клеток в плюрипотентные» Синья Яманака получил Нобелевскую премию по медицине.

На период с 2008 по 2010 гг. приходится бурный рост патентной активности, что свидетельствует о принципиальной технологизируемости предлагае­мых Яманака прорывных подходов. С 2012 г. Япония становится лидером по количеству полученных патентов в области индукции плюрипотентности стволовых клеток и, судя по всему, вплотную подходит к решению задачи создания производственных технологий.

Подтверждением данного предположения для авторов доклада является тот факт, что уже в 2013 г. в Японии стартовал проект по созданию общенационального банка универсальных стволовых клеток неэмбрионального происхождения (iPS-клеток). Дорожная карта проекта предполагает накопление к 2015 г. биоматериалов, не вызывающих отторжения у 20% населения Японии, для создания искусственных органов; к 2019 г. — накопление биоматериалов для создания искусственных органов для 30—50% жителей Японии. В результате реализации национального проекта в 2023 г., как ожидается, примерно 80—90% населения Японии смогут рассчитывать на пересадку органов, выращенных из стволовых клеток созданного банка iPS-клеток.

Таким образом, с момента получения прорывного фундаментального результата до начала масштабного проекта по его индустриализации прошло всего семь лет (2006—2013 гг.), то есть почти столько же, сколько понадобилось авторам «Прогноза-2030», чтобы зафиксировать это направление и внести его в качестве «Долгосрочного приоритета технологического развития Российской Федерации до 2030 г.». По существу, это означает, делают вывод ученые ­РАНХиГС, что результатом просчетов авторов «Прогноза-2025» стала синхронизация по времени начала развития индустрии в стране-лидере с всего лишь началом стадии исследований в России.

Есть все основания предполагать, говорится в докладе, что в 2014 г. в Российский научный фонд (РНФ) будут поданы десятки заявок на развитие такого «прорывного» направления, как «Исследование механизма и факторов перепрограммирования клеток», которое авторы «Прогноза-2030» внесли в число приоритетов в России с опозданием на пять лет (через год пос­ле присуждения Нобелевской премии). В связи с этим у ученых ­РАНХиГС возникает методологический вопрос: почему такому «упущенному» на пять лет направлению присвоен статус «прогноза» и почему горизонтом его действия обозначен «период до 2030 г.» с учетом того обстоятельства, что старт новой индустрии в стране-лидере назначен на 2014 г.?

Как и в случае с технологиями перепрограммирования клеток и созданием индустрии искусственных органов, между появлением нового прорывного результата в виде мемристеров и основанием индустрии новых устройств для скоростной записи больших объемов информации, то есть появлением нового поколения компьютеров, прошло всего восемь лет. И вновь старт развития этого направления в России совпадает по времени с запуском производств в странах — технологических лидерах, а средства государственного бюджета расходуются «на создание центров прорывных исследований мирового уровня» по направлениям с критическим уровнем технологичес­кого отставания.

Особого внимания, говорится в докладе, заслуживает и тот факт, что оба описанных выше направления развиваются как база для технологий двойного применения. Для подтверждения этого тезиса достаточно проанализировать проект ­DARPA SyNAPSE.

Авторы доклада с сожалением констатируют: анализ направлений, выделенных в «Прогнозе-2030» в качестве приоритетных, позволяет им утверждать, что его создатели не выполнили оценки прогностической результативности «Прогноза-2025» и не внесли существенных изменений в используемую ими методологию технологического прогнозирования. В результате в начале 2014 г. Правительством России как заказчиком исследования вновь был утвержден документ, в котором отсутствуют некоторые важнейшие направления технологического развития России.

Так, ни в «Прогнозе-2025», ни в «Прогнозе-2030» не выделен кластер нейротехнологий. Результаты выполненного Центром научно-технической экспертизы ­РАНХиГС многокритериального анализа показывают, что нейронауки возглавляют первую пятерку самых интенсивно развивающихся научных направлений большинства индустриально развитых стран и уже сегодня становятся технологической базой для роста боеспособности личного состава армии стран ­НАТО.

В ответ на этот технологичес­кий вызов в США в 2014 г. начинается финансирова­ние проекта ­BRAIN Initiative (Brain Research through Advancing Innovative Neuro­technologies) — «Исследования головного мозга с помощью инновационных нейротехнологий». В Евросоюзе в 2013 г. был дан старт проекту Human Brain Project (проект «Головной мозг человека») с объемом финансирования в 1 млрд евро ежегодно в течение десяти лет.

Королевское общество (Великобритания) еще в 2012 г. опуб­ликовало сенсационный доклад Brain Waves Module 3: Neuroscience, conflict and security («Волны головного ­мозга: неврология, конфликты и безопасность») о возможности использования технологий стимуляции мозга в интересах армии и спецслужб для улучшения обучаемости, лечения посттравматического стрессового расстройства или ослабления эффекта депривации сна (лишения сна, например, в результате пыток или напряженной деятельности). В британском докладе отмечается, что технологии стимуляции мозга уже получили широкое распространение в армии и спецслужбах США.

На фоне столь очевидного и динамично развивающегося тренда тот факт, что «лишь 9% опрошенных авторами „Прогноза-2030“ экспертов считают значимым развитие методов управления когнитивными функциями человека», выглядит для авторов доклада ­РАНХиГС труднообъяснимым. Как результат — критическое по возможным последствиям для научно-технологической сферы отсутствие нейронауки в числе приоритетных в разделе «Медицина и здравоохранение» «Прогноза-2030».

И еще одна показательная выдержка из доклада, подходящая под рубрику «А как не в России». В 2012 г. Национальный научный фонд США в объеме 10 млн долл. профинансировал проект, направленный на «развитие ключевых научно-технологических подходов к управлению, анализу, визуализации и сбору информации из объемных, распределенных и гетерогенных источников, что позволит ускорить процесс научных открытий и инноваций; привести к появлению новых областей исследований и решить задачи, с которыми ранее не удавалось справиться; разработать новые аналитических инструменты и алгоритмы; облегчить создание доступной и устойчивой инфраструктуры данных, что будет способствовать более глубокому пониманию человеческих и социальных процессов и взаимодействий, а также экономическому росту и улучшению здоровья и качества жизни. Полученные новые знания, методы, инструментарий и инфраструктура обеспечат прорывные открытия и инновационное развитие науки, техники, медицины, образования и национальной безопасности и тем самым заложат фундамент для обеспечения конкурентоспособности США на многие десятилетия вперед», — цитируется в докладе один из авторитетных американских источников.

Из приведенных примеров читателям, думается, понятно, к чему клонят ученые ­РАНХиГС — «шерстить» огромные потоки научно-технологической информации нужно оперативнее и тщательнее, чтобы не прозевать первые ростки прорывных направлений и не тратить затем огромные государственные деньги на малоперспективную погоню за убежавшими в другие страны составами научно-технологических прорывов. Есть у них и «советы», как этого добиться. Но это уже тема для отдельного рассказа.

Топ-10 технологических областей в структуре патентных заявок: распределение по странам

Предметная область	Количество заявок
	Страны, входящие в EPO*	США	Япония	Китай	Республика Корея
Электрооборудование	4876	1598	2570	241	683
Цифровая связь	3339	2006	1131	1342	702
Компьютерные технологии	2816	3099	1328	325	812
Измерительная аппаратура	3611	1506	1037	97	136
Медицина	4421	4144	1074	76	219
Тонкая органическая химия	3509	1422	628	129	101
Биотехнологии	2827	1560	454	90	109
Фармацевтика	2626	1759	331	100	110
Двигатели, насосы, турбины	3006	1134	995	43	85
Транспорт	4368	841	1621	74	118

*Страны, являющиеся участницами Европейской патентной организации

ИСТОЧНИК: РАНХиГС по данным EPO