Почему при покупке недвижимости теперь лучше не интересоваться ее историей вне реестра? Как действует формулировка «не знал и не должен был знать» в условиях всеобщей онлайн-доступности информационных ресурсов? Что представляет собой разумная осмотрительность в условиях действия принципа добросовестности и доступности информации? Об этом в ходе круглого стола «Первые итоги модернизации национальных гражданских законодательств», состоявшегося в рамках Петербургского международного юридического форума, рассказала заместитель председателя совета Исследовательского центра частного права при Президенте РФ Лидия Михеева.
Вступление в силу с 1 марта 2013 г. новой редакции ст. 1 и 10 ГК РФ, которые укоренили принцип добросовестности, поначалу не произвело впечатления на широкую публику, не считая разве что самых продвинутых слоев юридического сообщества. Даже среди юристов, которые ежедневно занимаются практикой, обслуживая миллиардные сделки и создавая «тридцатиэтажные» холдинговые конструкции, интерес к этому принципу был достаточно поверхностным. Однако только через год после начала действия принципа добросовестности можно увидеть, как на наших глазах под его влиянием формируются новые стандарты поведения субъектов гражданского оборота.
Что же такое добросовестность? В обыденной жизни это понятие используется в объективном смысле. Его синонимами являются честность, порядочность, джентльменское отношение друг к другу. Но в сфере права востребован субъективный смысл этого слова, и здесь его синонимами выступают такие понятия, как осмотрительность, осведомленность, осторожность. В обновленном ГК РФ этот субъективный смысл добросовестности выражается словами «не знал и не должен был знать». То есть добросовестно действующим при принятии юридически значимых решений признается тот участник правоотношений, который не знал и не должен был знать о дефектах сделки, об истечении срока полномочий, о наличии залога и иных обременений и ограничений и т.п.
Введение принципа добросовестности уже дало очевидные практические результаты. Наряду с презумпцией добросовестности, которая также присутствует в п. 5 ст. 10 ГК РФ, этот принцип в ближайшее время перевернет весь юридический быт. И приметы этого переворота можно наблюдать уже сегодня.
Излишние знания возлагают на сторону ответственность за дефекты сделки
Согласно ст. 10 ГК РФ недобросовестность субъекта правоотношений влечет отказ в защите права. Исходя из этого можно выделить две группы последствий: уже очевидно наступившие и грядущие. К числу наступивших относится то, что происходит сейчас с государственными реестрами. Явные изменения в поведении участников оборота можно наблюдать сегодня на рынке недвижимости. В статье 8.1 ГК РФ, которая также была введена в действие с 1 марта 2013 г., декларируется, что государственные реестры, в которых фиксируются права на имущество, являются достоверными. Увы, практика показывает иное: сведения, которые вносятся в такой реестр, подчас могут и не соответствовать действительности. Но статья 8.1 объявляет презумпцию достоверности и позволяет нам полагаться на достоверность соответствующих реестров при совершении юридически значимых действий. Таким образом, лицо, зарегистрированное в государственном реестре в качестве правообладателя, признается таковым, пока в судебном порядке не будет установлено иное. Тем самым законодатель дает явный посыл: верьте реестру, потому что он, во-первых, достоверный, во-вторых, государственный.
Верить реестру надо еще и по той причине, что в этой же ст. 8.1 ГК РФ и ряде других норм закреплен принцип проверки законности оснований. Государственные реестры — это не информационные ресурсы, не своды и не базы данных. Сведения в них должны вноситься только после проверки оснований для проведения регистрации их достоверности. На практике влияние принципа добросовестности, презумпций добросовестности и достоверности госреестров проявляется в том, что покупатели недвижимости сегодня уже ничего не хотят знать сверх того, что записано в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним. На наших глазах уходит в небытие практика сбора истории объекта о предыдущих основаниях возникновения и перехода права собственности, предыдущих собственниках. Теперь приобретатель, сопоставляя все упомянутые принципы, говорит: нет, я не хочу знать ничего лишнего, многие знания — многие печали, а для покупки недвижимости мне достаточно знать только то, что указано в государственном реестре.
Аналогичный подход содержится и в ст. 51 ГК РФ, которая доводит до нас ту же мысль в другой формулировке: «Лицо, добросовестно полагающееся на данные Единого государственного реестра юридических лиц, вправе исходить из того, что они соответствуют действительным обстоятельствам». На практике это означает, что если вы желаете заключить сделку с каким-то ООО, то вам достаточно войти в ЕГРЮЛ, благо он доступен онлайн, проверить фамилию его директора, инициалы и больше ничего не проверять. Этот подход будет верным и с точки зрения п. 1 ст. 174 ГК РФ, из которого можно сделать вывод, что устав этого общества вы читать не обязаны.
Разумеется, из этих правил есть и совершенно справедливые исключения. Законодатель и в ст. 8.1, и в ст. 51 ГК РФ говорит о том, что фактическая недобросовестность не может прикрываться выпиской из реестра. И если участник сделки на самом деле обладал другими сведениями, отличными от тех, что содержатся в реестре, значит, он знал о дефектах возможной сделки и не должен был ее совершать. При таких обстоятельствах он — недобросовестный приобретатель.
Пора учиться отличать реестры от информационных ресурсов
Еще два примера проявления принципа добросовестности должны подтолкнуть к размышлению о более глубоких последствиях этого института, чем необходимость позаботиться о том, как бы не узнать что-то лишнее.
Во-первых, в ст. 189 ГК РФ появилось новое правило, которое, к сожалению, также далеко не все еще оценили по достоинству. В ней говорится, что лицо, выдавшее и впоследствии отменившее доверенность, обязано известить о такой отмене лицо, которому доверенность выдана, а также известных ему третьих лиц, для представительства перед которыми дана доверенность. При этом согласно п. 2 ст. 189 об отмене доверенности может быть сделана публикация в официальном издании, в котором опубликовываются сведения о банкротстве. Самая большая польза от этой статьи заключается в следующем: третьи лица считаются извещенными об отмене доверенности по истечении месяца со дня указанной публикации, если они не были извещены об отмене доверенности ранее. Не следует путать этот официальный информационный ресурс с информационной системой нотариата, которая должна заработать с 1 июля 2014 г. В ней тоже будут сведения о доверенностях и об их отмене, но эти сведения будут доступны лишь нотариусам, и всеобщее ознакомление с ними не подразумевается.
Во-вторых, также с 1 июля 2014 г. вступит в силу и норма об учете залогов — ст. 339.1 ГК РФ. Эта норма по многим причинам вызывает опасения у ряда цивилистов, которые сомневаются в перспективе ее правильного применения на практике. Но в нашем случае важно то, что она вводит в Российской Федерации государственную регистрацию сведений о залоге недвижимого имущества. А вот учет залога движимого имущества согласно п. 4 ст. 339.1 будет вестись не в государственном реестре, а в реестре уведомлений о залоге движимого имущества, который будут вести нотариусы. Важно учесть, что, несмотря на название, это не государственный реестр, и не реестр вообще. Это база данных, которая не обладает признаком достоверности. Нотариус, который принимает сведения о залоге, в этом случае должен полагаться на презумпцию добросовестности всякого к нему обратившегося (п. 5 ст. 10 ГК РФ) и поэтому не будет проверять представляемые сведения. При этом он также не может не внести в информационную систему нотариата те сведения о залоге, которые ему принесли. Можно предположить, что те, кто настаивал на появлении системы учета залогов и на том, чтобы она была негосударственной, просто не оценили правовые последствия опубликования такой непроверенной информации.
Должен ли добросовестный приобретатель изучать открытые данные?
К числу грядущих проблем, с которыми мы столкнемcя с большой степенью вероятности, можно отнести вопрос о правовом значении открытых данных и информационных ресурсов в эпоху всеобщей информатизации и онлайн-доступности. Не станет ли суд требовать от нас, чтобы мы не только проявили осмотрительность к обстановке, в которой совершается сделка, но и зашли на какой-то из существующих ресурсов, где может быть информация о том, что с предметом сделки что-то не так?
Формально у приобретателя вещи нет и не может быть обязанности предварительно знакомиться с открытыми данными государственных реестров и иных информационных ресурсов. Такую обязанность планируется вводить только для одного лица — нотариуса. Нотариус, удостоверяющий сделку, будет обязан проверить все существующие информационные ресурсы, и это справедливо. Но не будут ли обязаны проделывать то же самое и стороны сделки? Не подталкивает ли нас вновь формируемое правовое поле к тому, что такая обязанность негласно будет возложена на нас?
Если в отношении госреестров сейчас уже формируется некий общий подход, предполагающий, что наличие в них информации создает знание у каждого из третьих лиц, то в отношении многочисленных негосударственных информационных ресурсов эта проблема еще требует обсуждения. Но можно обратить внимание на то, что в п. 1 ст. 60 ГК РФ, которая вступит в силу с 1 сентября этого года, говорится, что юридическое лицо, начинающее реорганизацию, не должно уведомлять об этом каждого кредитора персонально. Для доведения до всеобщего сведения достаточно опубликовать информацию о реорганизации в официальных СМИ, в которых публикуется информация о регистрации юридических лиц. Правда, по настоянию Государственно-правового управления Президента РФ в эту статью была добавлена оговорка о том, что законом может быть предусмотрена обязанность реорганизуемого юридического лица уведомить в письменной форме кредиторов о своей реорганизации. Хотя понятно, что в данном случае это лишнее. Если информация уже есть в газете, зачем направлять ее еще и письмом?
В последнем абзаце ст. 339.1 написано: «Залогодержатель в отношениях с третьими лицами вправе ссылаться на принадлежащее ему право залога только с момента совершения записи об учете залога, за исключением случаев, если третье лицо знало или должно было знать о существовании залога ранее этого. Отсутствие записи об учете не затрагивает отношения залогодателя с залогодержателем». Означает ли это, что после 1 июля, когда у всех желающих должна будет появиться возможность узнать, заложено ли их имущество или имущество соседа-должника, третьи лица будут уведомлены о залоге с момента попадания сведений в базу нотариусов? Во всяком случае, инициаторы создания этой системы утверждают, что именно такого эффекта они и добивались: всякое третье лицо считается извещенным о залоге после того, как сведения о нем попали в этот информационный ресурс, ведь он будет доступен онлайн. В результате можно ожидать, как после начала работы базы суд будет рассматривать вопросы, например, об истребовании у приобретателя автомобиля, находящегося в залоге. Не скажет ли суд приобретателю, что он мог бы зайти в Интернет и проверить, не заложен ли автомобиль. Зачем же он его покупал, не проверив это?
Правда, в новой редакции ст. 352 ГК РФ есть небольшое отступление в пользу добросовестного приобретателя. В пункте 2 этой статьи говорится, что если заложенное имущество возмездно приобретено лицом, которое не знало и не должно было знать, что это имущество является предметом залога, то залог все-таки прекращается. Но в этом случае нам еще только предстоит разобраться, что означает «не должно было знать», если доступ к онлайн-ресурсу открыт и свободен.
прогноз
Недобросовестность одной из сторон сделки должна доказать другая сторона
О том, какое влияние оказывает принцип добросовестности на сделки и их стороны, шла речь на IV Ежегодной научно-практической конференции Объединения корпоративных юристов «Инъекция справедливости, или реформа ГК и судов на пользу российской экономики», прошедшей в рамках Петербургского международного юридического форума.
Наступает новая эра для судебных юристов и судей, считает Анна Костыра, руководитель практики юридических услуг EY в Санкт-Петербурге. С введением новых п. 3 и 4 в ст. 1 ГК РФ появились добросовестные участники правоотношений и новые способы защиты прав. Например, возможность предъявить внедоговорной иск о возмещении убытка за недобросовестное поведение или возможность для добросовестной стороны договора не исполнять его при недобросовестном поведении второй стороны. Это может привести к тому, что судьи начнут получать большое количество исков, наполненных оценочными категориями. Ведь раньше, когда в прежней редакции ГК РФ добросовестность лишь презюмировалась, единственным способом защиты от недобросовестности был отказ суда в защите права стороне, им злоупотребившей. В прежней редакции ст. 10 ГК РФ эта норма была статичной. Теперь такой способ, как отказ в защите права, становится очень динамичным, к тому же он появился и в других статьях ГК РФ. В частности, в новой редакции п. 5 ст. 166, в которой говорится о том, что заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно.
Чем может подтверждаться добросовестность стороны? Очевидно, что поведением стороны при заключении договора. Эта позиция уже используется, например, в проекте информационного письма Президиума ВАС РФ «Об отдельных вопросах разрешения споров из договора процентного свопа». В пункте 4 этого письма можно прочесть, что сторона, являющаяся в отличие от другой стороны договора профессионалом в сфере финансового рынка, до заключения договора обязана раскрыть контрагенту известную ей информацию, касающуюся экономического и юридического существа и возможных последствий использования соответствующего вида производного финансового инструмента на условиях, предлагаемых контрагенту. Последствиями недобросовестного поведения более профессиональной стороны при заключении договора, по мнению разработчиков проекта, должно стать то, что клиент будет вправе в судебном порядке потребовать расторжения договора и возмещения причиненных ему убытков (ст. 15 ГК РФ), если будет доказано, что другая сторона — профессионал в сфере финансового рынка — обладала информацией о том, что предлагаемые ею клиенту условия заведомо являются крайне рискованными и не соответствуют его объективной готовности к такому риску исходя из его разумных ожиданий, но не раскрыла информацию, недобросовестно воспользовалась этим в целях получения выгоды (п. 4 ст. 1 ГК РФ).
Насколько эти выводы универсальны для других случаев, где не очевидно, является ли сторона профессионалом? Можно ли эти выводы применить в отношении других сделок? Как определить профессионала, например, в договорах поставки или аренды? По мнению судьи ФАС Северо-Западного округа Василия Дмитриева, поскольку правосудие осуществляется в состязательной форме, каждая сторона должна представить доказательства, которые суд мог бы использовать для того, чтобы определить, какая сторона является сильной, а какая слабой, и кто, возможно, действовал недобросовестно. К тому же, после того, как постановлением Пленума ВАС РФ от 25.12.2013 № 100 была легитимизирована практика предоставления сторонами суду своего проекта решения, каждая из сторон имеет возможность представить суду свою полную позицию со ссылками на нормы права.
В качестве знакового примера можно привести Определение Президиума ВАС РФ от 26.03.2014 № ВАС-17089/12 по делу № А24-53/2012, в котором истцу было отказано в защите прав в связи с тем, что он не доказал недобросовестность действий ответчика. Истец в этом деле хотел оспорить крупную сделку с банком (договор ипотеки), которая не была согласована с ним как с одним из участников общества. Но суд не поддержал его, мотивировав свое решение тем, что банк-залогодержатель действовал добросовестно и истец не доказал, что между другим участником и банком был сговор. По мнению А. Кастыры, это Определение Президиума ВАС РФ демонстрирует, что в настоящее время развитие концепции добросовестности предполагает отказ в защите прав не только недобросовестному истцу, но и добросовестному, если он не сумел доказать недобросовестность ответчика. И это, скорее всего, усложнит процесс оспаривания сделок.