Начатый недавно разговор об особых экономических зонах («ЭЖ», № 34, с. 04) редакция пообещала читателям продолжить темой о территориях опережающего развития (ТОР) — еще одном готовящемся инструменте экономической политики, нацеленном на развитие отдельных регионов, а в совокупности — всей экономики страны. Сегодня мы исполняем данное обещание.
В прошлом году Президент РФ в своем Послании поставил ряд стратегических задач с очень масштабной перспективой окончательной реализации. Одна из таких задач — ускоренное социально-экономическое развитие Восточной Сибири и Дальнего Востока. Как средство ее реализации президент предложил создание сети региональных специальных зон опережающего экономического развития. Под эти задачи было создано Министерство Российской Федерации по развитию Дальнего Востока (Минвостокразвития России). А Правительство РФ одобрило предложения этого министерства об основных принципах создания и управления территориями опережающего развития на Дальнем Востоке. На данный момент идет работа над законопроектом о ТОР.
Но обратимся к реконструкции решений подобного типа задач в истории России.
Первый вопрос, который, на мой взгляд, необходимо себе задать, почему вообще возникает такая задача, как ускоренное или опережающее развитие? Возможно, из-за отставания, когда не удается эффективно настроить стратегию системного развития или когда направление развития не соответствует базовым процессам системы. Отсюда и решение о локальном ускоренном развитии в надежде, что это поможет разогнать всю систему народного хозяйства страны.
История знает немало ТОР
В истории России такая ситуация — отставание в развитии или отклонение от основных трендов развития — фиксируется регулярно. Как правило, это отставание от западного, европейского вектора экономического развития. Наиболее ярко это отражено в истории Петровских реформ.
Специальной зоной опережающего экономического развития, очевидно, был проект под названием «Окно в Европу». По всем параметрам Санкт-Петербург был запланирован именно как ТОР, с особыми преференциями для инвесторов, новыми нормами администрирования, новым для России типом городской планировки, строительных технологий и городской среды. Это была самая масштабная по тем временам ТОР. Но были запущены и другие региональные ТОР:
1. Таганрог — порт, судостроение.
2. Липецк — металлургический кластер.
3. Сестрорецк — ВПК.
В типологии, которую предложил в рамках «фабрики мысли» коллега Г. Блинов, проект Санкт-Петербурга — «программирующий тип ТОР, ориентирован на становление нового целостного технологического уклада. Основное преимущество данного типа ТОР состоит в возможности реальной диверсификации экономики региона».
Стратегия формирования этого ТОР содержит как минимум три составляющие: объект, проект и среда. Культурно-историческая обусловленность Петровских реформ делает предсказуемым и объектную составляющую его проекта — если мы отстаем от Европы, то туда окно и надо рубить. Трудно не заметить и «средовую» составляющую этого проекта. Новому технологическому укладу должен отвечать и соответствующий образ жизни — европейского бюргера.
Проект полностью реализован и выдержал испытание временем. Но Петр I не был новатором ТОР. Его отец, Алексей Михайлович, в 1652 г. своим указом предписал создать новую Немецкую слободу в Москве как типичный средовой ТОР. И через каких-то 20—30 лет в архаичной Москве появился фрагмент европейского города со всеми атрибутами городской жизни, инфраструктурой и автономией. Петр I этот ТОР ликвидировал, видимо, счел «негармоничным» чисто средовой проект. Следующий сопоставимый по масштабам программирующий тип ТОР в России случился на рубеже XIX—XX вв. — Транссиб, 1891—1916 гг.
Сопоставлять эти проекты по масштабам и структуре невозможно. Но главное выделить можно. В первом случае это урбанистический проект, во втором — типичный инфраструктурный проект индустриального типа.
В первом случае драйвером была урбанизация (среда) как условие для ускорения индустриального и технологического развития России. Во втором — драйвером выступала транспортная инфраструктура (объект), ее строительство, а опережающее развитие — формирование кластера индустриальных центров, которые в будущем стали городами. Типологически Транссиб — проектный ТОР с территорией длиной 8000 км и шириной 100 м. Этот ТОР до сих пор сохраняет потенциал развития территорий. Так, планируемое ответвление Кызыл — Курагино можно рассматривать как локальную кальку с Транссиба. Для усиления ТОР-эффекта необходима «гармонизация» инфраструктурного (объектного) проекта. Рассмотрение в проекте железной дороги Кызыл — Курагино проектной составляющей ТОР позволит вовлечь в развитие обширную территорию юга Красноярского края, Хакасии и Тувы. Это, конечно, не будет программирующий тип ТОР, но как оптимизирующий, например для сельскохозяйственной индустрии, он вполне уместен. По Транссибу тоже поначалу возили пшеницу и пушнину.
Две задачи — урбанизация и индустриализация — являлись в Российской империи ключевыми в ситуации отставания от Европы. Их унаследовал и Советский Союз. Подобные проекты уже просто штамповались. В Красноярском крае их с десяток — от Норильска до Саяногорска. Единственное ограничение, что эти поселения при индустриальных центрах лишь условно можно назвать городами, только по типу бытовых условий и количеству жителей. Но почти везде их жители заводили огороды под видом загородных домов. Теперь это наследие стало проблемой и приобрело зловещее название «моногород». Одинокий город, надо понимать. Теперь предстоит поставить задачу по «разборке» этих проектов. Ибо спустя время они запустили не процесс опережающего развития, а процесс экономической деградации (как, например, Детройт в США).
Но возникает вопрос: были ли эти проекты ТОР и если да, то какими?
Принципиальное отличие ситуации в СССР — это отсутствие рынка.
В рамках нашей типологии трудно представить оптимизирующие ТОР. А вот модернизирующий тип ТОР, ориентированный на создание на основе новых физических принципов не существующих в настоящий момент производств, получил очень широкое применение. Основное преимущество данного типа ТОР в том, что его не надо вписывать в существующие нормы организации производства, он формируется в свободном пространстве. И таких «гринфилдовых» проектов в нашей стране было реализовано, не ошибусь порядком, несколько сотен.
Тем не менее массово реализованный проект «завод — город» позволил значительно ускорить темпы экономического развития Советского Союза. СССР стал индустриальной и преимущественно городской державой. Но испытание временем и историей этот тип ТОР не выдержал.
Доминирование в этих проектах объектных составляющих, тотальное пренебрежение средовой и процессуальной составляющими в стратегии формирования этих ТОР, да и неосновательная проектная составляющая сделали эти населенные пункты, по-другому и не назовешь, заложниками исторического материализма.
Тут вспоминается один известный анекдот из истории европейских ТОР. А именно Лейденского университета, который организовал Вильгельм Оранский по договоренности с гражданами Лейдена. Их спросили: «Вас освободить от налогов за ваше героическое поведение в войне с испанцами либо построить университет?» Граждане постояли, подумали и сказали: «Ты сегодня нас от налогов освободишь, а завтра, не ровен час, помрешь. Придет другой — и опять введет налоги. А университет нам останется навсегда». Так решили голландцы вопрос с ТОР в конце XVI в. И они не ошиблись1.
Но надо быть справедливыми, были и в нашей стране ТОР программирующего типа. Они мало известны, поскольку в основном имели закрытый и секретный характер:
1. Обнинск, пионер атомной энергетики.
2. Новосибирский академгородок.
3. Набережные Челны, автопром.
4. Тольятти, автопром.
5. Байконур (уже не в России).
6. Королев, космонавтика.
7. Дубна, ядерная физика.
8. Железногорск, ядерная энергетика и космос.
В этих проектах советские стратеги старались учитывать все составляющие. И эта системность до сих пор, при очень неблагоприятных обстоятельствах, продлевает развивающий потенциал этих ТОР.
История с моногородами не дает нам основания сомневаться, что в Советском Союзе был накоплен уникальный опыт и компетенции в системном проектировании ТОР. К сожалению, приходится констатировать, что нам не удалось этот потенциал сохранить.
В современной России снова диагностируется ситуация, когда темпы и направление экономического развития не соответствуют ключевым трендам глобальной экономики и мирового разделения труда. Отсюда и решение о локальном ускоренном развитии как средстве для разгона всей системы народного хозяйства страны.
ТОР разные важны
Очень показательно, что спустя четверть века возвращение к этой стратегии начинается именно в Красноярске, и не с чистого листа, а с достройки еще старого советского проекта — Богучанской ГЭС. Классический вариант ТОР «оптимизирующего типа», реализуемый строго в «объектной» парадигме. Но заметьте, без обязательной урбанистической компоненты, вахтовым методом.
В чем причина такого решения?
Можно предположить, что Правительство РФ считает, что уровень урбанизации на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири достаточен. Наверное, да. В основном население этого мегарегиона проживает в городах.
Но отвечает ли их городская среда требованиям опережающего экономического развития? Каким должен быть город, который по своим качествам соразмерен масштабам программы реиндустриализации Восточной Сибири и Дальнего Востока? Можно решить эту задачу модернизацией наших городов или выгоднее строить новые современные города-спутники? Применять допетровскую модель слободского девелопмента?
В ходе консультаций с сотрудниками Минвостокразвития России выяснилось, что такая задача перед ними не ставится. Разворот вектора развития с Запада на Восток не приводит к смене стратегии — это в основном инфраструктурные ТОР для запуска процесса новой индустриализации. Только теперь мотивация другая. Вернее, мотивация восстанавливается, как в случае с Транссибом и даже с Таганрогом, — привлечение внешнего инвестора.
В СССР все инвестиции были внутренними, хотя и не без внешних заимствований. Но институциональным и единственным инвестором выступало государство. Это давало преимущество в темпах и масштабах, но не в качестве.
Сегодня концепция ТОР выступает как основной инструмент для привлечения любых внешних инвесторов. Государство как институциональный инвестор берет на себя задачу инвестиций в инфраструктуру, а в индустриальных проектах главная роль отводится частным инвесторам.
Мы опять столкнемся с «оптимизирующим типом» ТОР, направленным на решение задач новой индустриализации, создание рабочих мест, рост объемов производства. Для получения эффектов развития необходимы еще и модернизирующие, и программирующие ТОР.
Справедливо полагать, что для начала необходимо восстановить компетенции системного проектирования на простых объектах и получить эффекты индустриального роста и восстановление инженерных компетенций. Но это не значит, что не надо думать и об альтернативных подходах и стратегиях.
Можно поехать в Южную Корею и исследовать, как у них устроены конкретные ТОР. Но иногда полезно исследовать, на каких принципах устроены ТОР вообще. Именно эту задачу и ставит перед собой «фабрика мысли» проекта «Национальная инновационная система». Приглашаем федеральных и региональных экспертов принять активное участие в обсуждении.