О Якове Вилимовиче Брюсе, знаменитом сподвижнике Петра Великого, еще при жизни его начали ходить в народе самые удивительные легенды: будто бы он не только делами, но и волшебством всяким занимался. Судьбу любого человека мог предсказать. Наставит телескоп на небо, потом развернет свои книги и точно скажет, что с тобой будет. Про себя только не мог ничего узнать. Сколько ни глядел на звезды — а все только один туман у него. Потом и откровение ему было во сне: какой-то старец пришел и пригрозил пальцем, ты, говорит, сверх меры захватить хочешь, а будь тем доволен, что есть. Если же более того пытать будешь, то и это отымется, и будешь ты наподобие пня или чурбана. Тут вроде бы он и успокоился, про других только и стал узнавать, не про себя.
Вот и с погодой еще. Ведь это он календарь составил и распределил в нем все по годам... «И тут он тоже много из головы своей брал, но еще и от птиц, и животных, — объяснял собирателю легенд Е. Баранову один «знающий» штукатур, — взять, к примеру, хоть воробья. Ну какая из него птица? Щелкни его по башке, он и подохнет... А ведь как погоду предсказывает! Ежели назавтра вёдро, так он тут и давай прыгать: „жив-жив“ и весь такой пушистый станет. А ежели к дождю, то молчит, насупится. То же и ворона... Ну, эта как закаркала, то обязательно к непогоде. От этого черта не жди ясного дня...» Вот так, мол, Брюс и примечал все. Телескоп у Брюса в Сухаревой башне был установлен. А главная мастерская, по поверью, была у него в подземелье. Тут и книги самые главные были у него спрятаны, тринадцать штук. Была, рассказывают, среди них и такая, которая открывала ему все тайны. А достать эти книги никак нельзя, в руки никому не даются, только ему.
Мастер Брюс был на все руки, а и без книжного волшебства не мог обойтись. Вот взял раз, да и сделал себе девушку из цветов. Долго работал, а все ж сделал. Комнаты у него стала убирать, кофе подавать, только говорить не могла. Граф влюбился в нее один. Ну что ж, думает, что не говорит, оно и лучше, что не говорит, зато вон какая красавица и по дому все делает… И пристал к Якову Вилимовичу: отдай за меня да отдай! — «Да ведь она кукла!» — стал отговаривать его Брюс, а тот не отстает: отдай, говорит, не то жизни лишусь. Ну как от такого отделаться? Взял Брюс и вынул из головы девушки шпинек, а как вынул — она вся и рассыпалась. Испугался граф и кинулся прочь. Ну, говорит, к черту этого Брюса! Он возьмет еще и превратит меня в медведя или волка!..
По другой легенде, девушка у Брюса была сделана не из цветов, а была железной. Видели ее не только в доме у Брюса, но и в его подмосковном имении — в Глинках. Там она разгуливала по дорожкам, засаженным липами, и кокетничала с мужиками. Те вначале страшно ее боялись, а потом пообвыкли и стали называть ее меж собой «Яшкиной бабой».
Без волшебства, конечно, даже и такой вещи не сделаешь, только, по народному представлению, это не такое волшебство было у Брюса, как колдовство. Он, мол, от науки действовал, а не наобум лазаря. С умом все, а не на авось. Потому все и доступно было ему, кроме разве что птичьего языка. Ученый, волшебник и все такое, а вот не знал. Это только царю Соломону было дано. Он один только знал. Но ведь Соломон — тот мудрец был, а Брюс умом и наукой до всего доходил.
Из колдунов тоже, конечно, раньше попадались знатоки, но до Брюса им далеко. Иной такой поймает лягушку и примется шилом ей голову колоть. Мне, говорит, надобно достать лягушиные мозги, чтобы сделать лягушиное масло. А для чего, спроси, — он и не скажет. Не знает, что не каждая тут лягушка годна, а нужна жаба, да и не мозги ее требуются, а сердце. Положи ее в муравейник, муравьи и объедят ее…
«Тоже вот и травы, — жаловался на знахарей один из рассказывающих об умениях Брюса, — надо знать, какая против какой болезни действует. А то дадут тебе такого настоя, что ты на стену полезешь или станешь на людей кидаться»... На все наука нужна, но только без ума и наука ни к чему. А ум у Брюса был обширнейший. Составы всякие умел делать, порошки. Выйдет на свою башню и давай их разбрасывать. И вот на тебе: снег валит! Молния сверкает, гром гремит, а снег сыплет и сыплет. Форменное безобразие: лето, а на земле снег, и на крышах, и на деревьях... Ну, известно, народ всполошится, что это еще за чудо? А Брюс стоит и хохочет. Ну тут народ и поймет, что это его работа, и примется ругать его, потому что для овоща вред от того снега.
Умел Брюс и пруды замораживать. У себя в имении среди лета в присутствии многих гостей заморозил раз пруд и давай на коньках кататься. Один раз только взмахнул палочкой, и вот тебе и каток.
Мы тут у себя в «Экономике и жизни» привыкли верить в разные чудеса: в «черные вторники», денежные дожди, во «вдруг разбогател» и прочее и прочее, а в «Науке и жизни» — там не так. Там больше алгебры, чем гармонии. Взяли и опубликовали статью с разоблачением. Никакого, мол, волшебства у Брюса и не было, а просто по весне лед наморозили до нужной толщины, а воду из-под него слили. Чтобы он потом не растаял, накрыли его соломой, опилками и глиной. В назначенный же срок снова подали в пруд воду, лед и всплыл… «Вот, граждане, и все объяснение так называемого чуда, как нельзя лучше доказывающее, что никакой магии не существует», — подвел бы здесь итог булгаковский Жорж Бенгальский. Публике, как известно, речь его не понравилась, Фагот же прямо объявил ее случаем так называемого вранья. «Бумажки, граждане, что дождем падают, — настоящие», — объявил он громким козлиным тенором.
«Брюсово волшебство — настоящее!» — готовы и мы объявлять во всеуслышание. Один свечной торговец божился, к примеру, что своими глазами видел, как ночью из светящихся окон Сухаревой башни вылетели вдруг железные птицы. Когда купец рассказал об этом домочадцам, те тоже не поверили: пригрезилось, мол, а магии никакой и на свете нет. Тогда следующей же ночью он привел их всех под окна брюсовского кабинета. В них опять горел свет, и откуда-то еще доносились стоны. Потом одно из окон отворилось, и оттуда вылетели три железных чудовища с человеческими головами. Пришлось убегать всем в ужасе от страшного места, где живых людей обращают в настоящих драконов.
По другой версии, Брюс не драконов сделал, а огромаднейшего орла из всяких железных болтов и планок, вроде аэроплана. Сядет на него верхом, придавит пружинку, орел и полетит. Народ высыпет, задерет голову, рты раскроет и смотрит. Полицмейстер ходил потом к царю жаловаться. Нету, говорит, от народу прохода, сколько их там собирается у башни. И второе еще! Приманка, мол, здесь для воров! Народ кинется на орла смотреть, а воры — по квартирам, очищают их дочиста... Ну и дал Петр распоряжение, чтобы Брюс по ночам только летал. Потому и горел у него до утра свет в кабинете. Рассказывают, что и после смерти Брюса горел. Думали, что это дух его охраняет тайные книги. Да где там? Не было уж их в башне. Еще только он помер, как кинулись искать у него деньги, думали — миллионы, а у него денег-то сотня рублей всего лишь была. Ну взяли эту сотню, а на книги и внимания не обращают — разбросали по полу, топчут... Нашелся все ж таки один умный человек — немец, забрал книги с бумагами и в Германию с ними. Ищут их всюду, а только зря — они давно уж все там. Вот теперь эти их аэропланы, телефоны, телеграфы — все по бумагам Брюса сделано. Он дорожку проделал, а там уж нетрудно было разработать. Да и то, сколько лет возились — все не выходило: в голове, видно, у них не хватало. Башка не та! Теперь нос кверху задирают: «Мы сделали». А откуда программу взяли? Мы, говорят, от природы берем. А Брюс откуда брал? Не из черта же лохматого брал, тоже из природы!
Про книги Брюса рассказывают еще, что, когда в 1934 г. Сухареву башню начали сносить, Сталин велел разбирать ее по кирпичику и все найденное относить лично ему. Думал, что принесут ему тайные книги, а и здесь не случилось. То ли и вправду нашелся какой-то умный человек и подобрал, то ли и в самом деле они никому не даются. Вспоминают здесь и о Лазаре Кагановиче, говорившем будто бы потом Сталину, что видел в толпе у разрушенной башни человека в парике, который погрозил ему пальцем и вслед за тем испарился.
В доме Брюса на Мясницкой тоже много было всяких чудес. Такие часы, говорят, выдумал, что на вечные времена. Ключ в реку забросил, а они и без завода идут. Из-за границы приезжали смотреть. Хотели купить, а только Петр не согласился. «Я, — говорит, — не дурак, чтобы брюсовские часы продавать. Где потом такие сыщу?» Ну и шли они все без остановки, а как стала царицей Екатерина, тут и пришел им конец. Конечно, затея ее глупая была, женская. Мне, говорит, желательно, чтобы ровно в двенадцать часов из нутра солдат с ружьем выбегал и кричал: «Здравия желаем, ваше величество!» «Это вроде как часы раньше были с кукушкой, — прибавлял тут рассказчик, — а то еще с перепелом: „Пить пойдем... пить пойдем...“» Так это что же? Это штука немудреная, это кто знает — может легко устроить. А вечные часы они не для того сделаны, чтобы на птичьи голоса выкрикивать или чтобы солдаты с ружьем выбегали... Ну а вразумить-то некому было Екатерину. От министров всех этих только «слушаем, ваше величество» да «будет исполнено, ваше величество». Понятное дело — ветер у них у всех в голове погуливал. Ну как можно так говорить, ежели не знать механизма? Думали: только сказать нам и все тут сделается. Мастеров — вон сколько без дела сидят! И хорошо бы немца позвать ученого. Ну и нашли какого-то немца. Тот только взглянул на часы, а уж говорит: «Дурацкая работа, и дурак делал. Но поправлю все и солдата ввинчу. Только чтобы в оплату мне пять тыщ, и чтобы квартира при дворце, и харчи первоклассные».
Ну и квартира при дворце, и кушанье каждый день хорошее: курятина, поросятина, разные там супы да макароны. Вина вдоволь, а не идет дело. Никак немец не может в точку потрафить. Спрашивают его министры, а он только отмахивается. Я, говорит, не волшебник, чтобы в такой короткий срок солдата сделать. Наконец поняла и Екатерина, что глупой была ее затея. «Не надо делать солдата, — приказывает она немцу, — собери только часы, как они были». «Это можно», — соглашается тот. А какое там «можно»?! Три недели собирал, но так ничего и не вышло. Взяли тогда этого немца да и вытолкали вон.
Отыскался потом и один русский молодец. Взял он на себя такую отвагу, чтобы часы в полный порядок привести. Стучал, гремел, молоточком пристукивал, мехи у него жар такой раздули, что на весь дворец копоти напустил. «Ну как, — спрашивают у него министры, — подвигается дело?» — «У нас подвинется, — отвечает, — мы, — говорит, — дело знаем. Тут, мол, разве такая пружина нужна? А колесо? Не то это колесо?»… Ну и что немец не доломал, этот и докончил. Оно и понятно. Не тот состав у него в голове был… У Брюса-то ум какой был? Один на всю Россию... Ну, может, Петр превышал его. Да и то, как сказать? В одном-то деле и превышал, а в другом не доходил... Ну а у этого похвальбишки какой-такой ум? Свиньям хвосты закручивать! А раз в башке нет, из спины не достанешь: спина есть спина — такой и почет ей. Человек столько ума положил, а тут такое хамское обращение. Вот и толкуют теперь: «Брюс», «Брюс»... Ну, Брюс-то Брюс, а вот мы-то умеем ценить его?.. Ну, что осталось после него? Все изломали да испакостили…
Была в доме у Брюса и какая-то еще фигуристая доска. Доска как доска, а как только приблизится какая война — она непременно изменит свой цвет на красный. С ней такая история была. Поселился в доме у Брюса новый хозяин и думает, к чему эта доска — ни к чему! Ну и решает: долой ее. Начали выламывать, она никак. Позвали каменщика тогда. Он стук киркой по доске, а она как отскочит да и по его же башке. «Что за оказия?» — удивился каменщик. «Эту доску еще Брюс вделал», — признался хозяин. «Так чего ж ты раньше мне не сказал об этом, — стал ругаться рабочий, — пусть ее теперь черт выламывает, эту доску, а не я!» Собрал инструменты и ушел. Приказал тогда хозяин доску закрасить. И вот тут что главное, закрашивали ее потом сколько раз, а она все выступает: и перед японской войной замечали, как краснела, и перед германской...
Если верить легендам, с женой Брюсу не повезло. Через нее, рассказывают, он и пропал. Оно и вправду сказать, через кого нам и пропадать, как не через женщин. А так дело было. Как сделал Брюс свою волшебную куклу, что прислугой за ним ходить стала, кончилась у него счастливая жизнь. Приревновала Брюсова жена к нему эту куклу. «Ты, — говорит, — с нею живешь». «Эх, — отвечает ей Брюс, — ничего-то ты, Дурында Ивановна, не понимаешь. Дуреха, да и мозги у тебя дурацкие!» А она еще пуще того распалилась. «Бесстыжие твои глаза, — кричит, — от законной жены откачнулся, а к прислуге приткнулся. Не без того тут, что ты с нею снюхался…»
Раз даже при гостях начала его так срамить. И тут уж он не выдержал, взял да и вынул стержень у прислуги из головы. Она вся цветами и рассыпалась. «Ах-ах!» — заудивлялись здесь гости. «А я думала, она из тела сделана», — взмахнула руками и Брюсова жена. Ну известное дело — баба! Какое-такое у нее понятие о науке?
А как извела-то она Брюса? — Это уж когда он живую и мертвую воду из порошков составил. Такой уж был мастер по всякому волшебству. И то сказать, чего у него только под рукой не было. И подзорные трубы, и циркуля... А снадобий этих — пропасть. И настойки разные, и кислота, и в банках, и в пузырьках. Ну и сумел выдумать состав такой, чтобы старого переделывать в молодого. А вот на ком его испытать? Ученик был у него один старый. Вызвал его Брюс к себе в подземелье да и изрубил на куски. Положил в кадку, присыпал порошком. И так целых девять месяцев лежали в кадке эти куски. А на десятый месяц взял он изрубленное тело, сложил и, как сложил, полил все своим составом. Куски все и срослись. Из пузырька покапал и… поднялся ученик. Был старый, стал молодой. «Вот, — говорит, — как долго я спал!» — «А ты и не спал, ты вновь на свет народился», — стал доказывать ему Брюс. А тот не верит. Дескать, как это может быть? Белой кобылы сон! «Когда так, посмотри пойди в зеркало», — толкает его Брюс. А в зеркале не старик уже, а какой-то красавец.
Очередь теперь и самого Брюса наступила. Отдал он ученику свои порошки и взял с него клятву, что все исполнит как надо. А спрашивать будут, отвечай, говорит, что уехал, мол, Брюс на девять месяцев, а куда, не ведаю. И жене моей, гляди, ничего не рассказывай, а то она по всей Москве разнесет. Жена же Брюсова, как увидела молодого ученика, так сейчас же воспылала к нему любовью. Ну и он оказался не промах. Одним словом, закрутился у них роман. Ну и выложил этот брех ей все. И сговорились они не переделывать Брюса в молодого-то. «Пусть Брюс теперь Страшного суда дожидается, — говорит жена ученику, — довольно я с ним, бродягой, помучилась, пососал, мол, он моей кровушки вволю. А ведь врала все, потому что не бил он ее. А тут, видишь, какая вещь: она молодая, в ней кровь играет, а он старый. Она бесится, а он без всякого внимания. Она думала, что через Брюса ей будет почет от народа: вот, дескать, идет волшебникова жена. А народу и дела до нее никакого. Да Брюс и не ходил с ней под ручку, не до того ему было. Вот и брала ее досада, а тут еще и ученик такой завлекательный. «Ты, — говорит она ему, — будешь сам теперь у нас по волшебной части, а я по хозяйству управлять стану». «И то правда, — подумал ученик, — я уж довольно обучен и буду теперь как Брюс». А где ему было быть Брюсом-то?! — не понимал, видно, того, что и сотой доли брюсовских наук не освоил…
По другим рассказам, Брюс не над учеником, а над собакой испытание сделал. Разыскал старую-престарую, изрубил на куски, посыпал порошком и полил каким-то составом. И сейчас же из кусков — кобелек месяцев шести. Вскочил на ноги и хвостом замахал. Известно, щенок: ему бы только попрыгаться.
«Теперь всех стариков сделаю молодыми, пусть живут», — обрадовался Брюс. Рассказал Петру, а тот и не верит. «Ну хорошо, — говорит ему Брюс, — пусть приведут ко мне самого старого старика; я из него сделаю молодого парня. Так, притащили ему в носилках такого старючего, что он и лета свои позабыл, ходить не может и слышать ничего не слышит. И такого вот деда сумел переделать в молодого увальня. «И что мне теперь с ним делать, с таким молодцом, — думает Петр, — разве что вон выгнать, кошек гонять?» Брюс и выпроводил его за дверь, ну, может, дал рублишко-другой... «A ты брось эту затею, чтобы из стариков делать молодых», — стал ругать Брюса Петр. «Это почему же еще?» — удивился Брюс. «А потому, что из этого ничего, кроме греха, не выйдет. Ведь если переделать стариков на молодых, тогда и смерти не будет. А как тогда жить? Ведь ежели теперь люди грызутся, то тогда, — говорит, — за каждый вершок земли станут друг друга убивать. А с человека довольно и той жизни, какая ему Богом определена»...
Еще по одной версии этой же легенды, записанной в XIX в. академиком П. Пекарским, эликсир с живой водой был передан Брюсом Петру Великому с наказом: если потребуется тому в каком деле посоветоваться с ученым человеком, то пусть тогда раскопает его могилу и спрыснет тело волшебным эликсиром. Когда вспомнил Петр через несколько лет о завещанной Брюсом склянке, повелел он и на самом деле разрыть могилу. И, к ужасу всех присутствующих, оказалось, что покойник лежит в ней как живой. Даже волосы отросли у него и ногти на руках. Пораженный всем этим, Петр приказал поскорее зарыть могилу, а склянку разбил…
Насчет смерти Брюса бытовала в народе и другая легенда. То, что живой водой его ученик не полил, тут, — справедливо считали многие, — надвое рассказывают. А вернее будет, что он улетел. Почему? Потому что ежели бы он умер, то остался бы воздушный корабль: у него такой корабль был, вроде как теперь аэропланы. Взовьется птицей, а народ смотрит в небо и крестится. Ну улетел он, и видит начальство — нет Брюса, неизвестно, куда девался. «Какое распоряжение будет насчет его книг и порошков?» — спрашивают у Петра. «Не трогать до моего приезда», — отвечает. Через сколько-то времени он приехал. Заперся в башне и трое суток не выходил: рассматривал книги и порошки. Туда ему и обед подавали. А народ собрался, ждет, что будет. Вот на четвертые сутки приказывает царь вылить все эти жидкости, а порошки сжечь, книги же и бумаги замуровать в стену. «А главных-то книг нет, — сообщил он народу, — должно быть, спрятал в потаенном месте».
А без главных-то книг разве что сделаешь? Вот даже и барометр тот же Брюсов на тысячу лет вперед погоду предсказывал. А на теперешние посмотреть — одно только смехотворство. Указывает стрелка: «Ясная погода». А на дворе дождище как из ведра. «Что же это ваш инструмент врет?» — спрашивают. «Да тут, — отвечают, — что-то винтик в каприз ударился». И примутся крутить этот винтик. «А теперь что показывает?» — любопытствуют у них. «Предрекает на завтрашний день „пасмурно, а к вечеру дождь“». Ну, утром встаешь — солнце. И вечером заря ясная. «Что же это, мол, механизм-то ваш подгулял? Вы бы салом его смазали, что ли...» — «А черт его знает, что он врет!» — отвечают. Вот и получается, что зря деньги загубили на такую-то дрянь! Только чтоб об земь его, этот поганый механизм...
А почему он действует с обманом? А слаба гайка! Дойти не могут и только пыль в глаза пускают да деньги тратят. На словах — мастера: все теория у них отдувается, лекции всякие задорого, а как практики коснется, то и примутся выдумывать все эти гибкие учебники, вечные лампочки и ловлю солнечных зайчиков кристаллами от мозаики. А у Брюса всегда теория с практикой сходилась. Вот от этого самого и ошибки не выходило... Ну и голова на плечах была, а не тыква!
(По легендам о Брюсе,
собранным Е. Барановым, и другим)
* * *
Под всеми этими народными рассказами можно отыскать основания, может быть, даже и какие-то действительные происшествия, которые когда-то могли восприниматься как чудеса, но складом ума Яков Вилимович обладал не мистическим, а скорее скептическим, свойственным пытливым ученым. В Новгороде, где он был какое-то время наместником, отказывался он поверить в нетленность показываемых ему Петром мощей угодников Божиих, относя «сие к климату и свойствам земли, в которой тела прежде погребены были». По роду и воспитанию Брюс был воином. Он участвовал еще в Крымских походах В. Голицына (1687 и 1689 гг.), вместе с Петром воевал под Азовом. В войне со шведами отличился в бою при Лесной и в Полтавском сражении. Вклад, внесенный им в развитие русской артиллерии, считают весьма существенным, но, помимо военного дела, он, по влечению своему, находил время заниматься и всякими науками: математикой, физикой, медициной, астрономией, географией… Его библиотека насчитывала полторы тысячи томов, ему же принадлежали коллекции редких и курьезных вещей. Брюсу Россия обязана появлением «Карты земель от Москвы до Малой Азии», первого русского учебника по геометрии, русско-голландского и голландско-русского словаря… По его предложению и под его же началом были открыты в России навигацкая, артиллерийская и инженерные школы, осуществлялись переводы книг и их издание на русском языке, среди которых числится и знаменитое «Юности честное зерцало», подготовкой к новому изданию которого занят теперь «Издательский дом „Экономическая газета“».