Падение нефтяных цен и антироссийские санкции, фактическая девальвация рубля, утечка капитала, технологическая зависимость от импорта, угрожающая национальной безопасности, дефицит квалифицированных кадров — неполный перечень проблем, поразивших отечественную экономику. Но ситуация усложняется тем, что, наряду с попытками преодолеть внутренние трудности, одновременно нельзя забывать о крепнущих трендах в развитии глобальной экономики. В мире набирает обороты вторая индустриализация…
В январе 2014 г. Европейская комиссия выпустила коммюнике «За европейский промышленный ренессанс» с призывом принять срочные меры для реиндустриализации Европы: «Сегодня Европа восстанавливается после самой продолжительной в своей истории рецессии, которая подчеркнула важность сильного промышленного сектора для обеспечения устойчивости экономики». К 2020 г. в ВВП Евросоюза доля промышленности должна увеличиться с 15 до 20% («Газета.Ru, 7 мая 2014 г.).
*****
Российский рубль после затяжного пике отправился в «свободное плавание». Решение Банка России, неоднозначно встреченное финансистами и экспертами, ещё породит множество прогнозов и комментариев. Согласно сценариям макроэкономического развития, подготовленным ЦБ, Россию ждут два года стагнации, прежде чем страна вернётся к так полюбившейся отечественным либералам прежней жизни по формуле «нефть в обмен на потребление» («Ведомости», 11 ноября 2014 г.).
Но такая формулировка напрягает, потому что не существует успешных, долговременных методов управления национальной валютой и эффективных способов её укрепления, если произошла деиндустриализация экономики, опасно замедлился и «тормозит» реальный сектор национальной экономики.
На фоне растущей курсовой разницы не следует обманываться официальной статистикой о росте ВВП (в долях процента) и бюджетном профиците в рублях. То же относится и к утверждению главы Банка России Эльвиры Набиуллиной — относительно рубля, имеющего большой потенциал укрепления даже при снижающихся ценах на нефть, но при условии отсутствия негативных внешних явлений («Финмаркет», 17 ноября 2014 г.). А разве цена нефти не является внешним фактором?!
Оставим в стороне набившую оскомину тему «негативных внешних явлений». Сколько можно уповать на административные и монетарные методы стабилизации (укрепления!) рубля на фоне экономического спада, «обнулившего» рост ВВП? Как не вспомнить древнеримского поэта-философа Лукреция (98—55 гг. до н. э.): «Из ничего и выйдет ничего».
Информация к размышлению
В «Комментариях о государстве и бизнесе» экспертов Центра развития НИУ ВШЭ отмечается, что «переход от стагнации к рецессии остается самым вероятным сценарием» («Финмаркет», 18 ноября 2014 г.).
Министр экономического развития России Алексей Улюкаев в интервью BBC признал, что снижение цен на энергоносители может серьезно отразиться на рядовых гражданах и компаниях. Однако российский бюджет сильно не пострадает, так как снижение цен удаётся сбалансировать курсом рубля («Финмаркет», 17 ноября 2014 г.).
*****
Для России стратегически важно сформировать плацдармы будущей постиндустриальной экономики. Тактически это требует всестороннего развития экономики индустриальной стадии, преимущества и достижения которой далеко не востребованы.
Не имеет смысла обсуждать, что важнее и более актуально, что первично и что вторично. Решение стратегических и тактических задач должно осуществляться одновременно, в неразрывном единстве. Для всесторонних преобразований, прежде всего в экономике, нужны стратегия, исходящая из объективно существующих возможностей, и тактика, активно использующая эффективные, масштабно реализуемые постиндустриальные достижения.
Информация к размышлению
Денис Мантуров, министр промышленности и торговли России: «…наиболее адекватной стратегией развития является интегрированная индустриализация. Это диктует необходимость развивать … традиционно сильные секторы — аграрный, сырьевой и оборонный, и отрасли инновационной промышленности будущего … Необходимо обеспечить… концентрацию ресурсов и регуляторных возможностей всех уровней власти для индустриального развития территорий, ….заново создать прикладную науку, … менять традиционные установки отечественного бизнеса, не готового инвестировать в новые разработки. Необходимо кардинально улучшить инвестклимат и повысить привлекательность промышленности как объекта вложений, нужны новые подходы в налоговой политике в отношении новых производств…, должны появиться новые промплощадки, бизнес-инкубаторы, индустриальные парки, промышленные кластеры. Все это должно привести к повышению занятости на местах, увеличению поступлений в бюджеты и улучшению качества жизни населения» («Ведомости», 17 ноября 2014 г.).
Если коротко, крайне актуально соединить воедино и наметить эффективные варианты ресурсных решений: по специалистам, технологиям, материалам, оборудованию и т.д. Однако подобной системной концепции развития у России до сих пор нет. Десятки и сотни больших и малых, федеральных и региональных, ведомственных и экспертных, широко рекламировавшихся и неизвестных широкой публике разработок канули в Лету, оказавшись практически невостребованными теперь, когда пришёл «час Х»…
*****
После введения санкций набившие оскомину разговоры о новой индустриализации (как и отзвучавшие призывы к модернизации) интенсивно трансформируются в программы по импортозамещению значительного ассортимента поставляемых (поставлявшихся) зарубежными «партнёрами» товаров и технологий. Причём на бумаге (как всегда) всё выглядит оптимистично и убедительно и, естественно, подразумевает масштабные инвестиции в десятки и сотни миллиардов рублей.
Но, во-первых, ведомственный подход продолжает доминировать над системными решениями. Их отсутствие не могут заменить никакие правительственные постановления, в которых различные министерские проекты сводятся воедино скорее механически.
Во-вторых, учитывая реальные промышленные возможности и сроки освоения, высока вероятность, что, запустив производство аналога производимого за рубежом продукта (даже с некоторыми улучшениями), мы, в лучшем случае, окажемся в роли догоняющих — с весьма ограниченными конкурентными и протекционистскими перспективами на глобальном и внутреннем рынке.
В-третьих, отдельные, даже «прорывные» разработки новых продуктов не смогут «сделать погоду» в отечественной экономике, так как «не поспевают» необходимые институциональные и прочие преобразования, ответственность за которые находится в компетенции других структур. Декларируемое в последующем «массовое тиражирование» должно уже сегодня предусматривать комплексный подход: подготовку квалифицированных кадров, совершенствование инфраструктуры, передовую логистику и, конечно, адекватно растущую рыночную потребность в данной конкурентной продукции. И т.д. и т.п.
Перечисление остающихся без должного внимания «домашних проблем» можно продолжить. Но есть ещё одно немаловажное обстоятельство: пока мы «медленно запрягаем», мир не стоит на месте…
*****
Ведущие экономики с переменным успехом, но последовательно и целенаправленно преодолевают последствия финансово-экономического кризиса. Так, в США (рис. 1, «Эксперт», 10 ноября 2014 г.) посткризисный рост ВВП существенно выше темпов экономического роста в предшествовавшие семь лет. Понятно, что от «низкой базы» начальный отскок, как правило, выше, чем в дальнейшем. Но применительно к складывающейся в мировой экономике ситуации такое объяснение не является исчерпывающим.
Рисунок 1. Динамика роста промышленного производства в США до и после кризиса
Процесс сопровождается не только структурными изменениями и внедрением инновационных технологий. Происходит переосмысление традиционной бизнес-архитектуры, эффективной и доходной на протяжении нескольких последних десятилетий. Значимым фактором глобальной экономики становится возвращение крупнейшими международными корпорациями своих производств из развивающихся стран на родину.
Исследования американской Boston Consulting Group (BCG) показали, что в США доля компаний с выручкой свыше 1 млрд долл., перемещающих производство обратно в США, за год увеличилась с 13 до 16%. Ещё 54% рассматривают такую возможность.
Согласно прогнозу через пять лет на США придётся в среднем 47% общего производства продукции американских компаний. В Китае останется лишь 11% производственных мощностей. Доля таких производств в Западной Европе и остальной части Азии также будет сокращаться (рис. 2, «Эксперт», 10 ноября 2014 г.).
За этот же период 72% американских компаний планируют серьёзные инвестиции в автоматизацию и другие передовые технологии. Возвращение промпроизводства в сочетании с ростом промышленного экспорта позволит создать к 2020 г. в американской промышленности 600 тыс. — 1 млн рабочих мест (там же).
Информация к размышлению
1. В США принята программа разработки технологий, наиболее важных для поддержания конкурентоспособности американской промышленности. Выделены три приоритетных области развития — высокотехнологичные материалы, высокоточные элементы для промпроизводства и цифровая индустрия. Запланировано создание двух центров развития, объединяющих деятельность в этих направлениях университетов и промышленных компаний. Предусмотрены мер, стимулирующие участие студентов в высокотехнологических разработках и поддержку малых предприятий, внедряющих высокие технологии.
2. Виктор Супян, заместитель директора Института США и Канады РАН: «Из десяти ведущих высокотехнологичных отраслей США не лидируют только в двух: в области экологических технологий их опережает Германия, в области автомобилестроения — Япония. В остальных сферах (военной, медицинской, телекоммуникационной, ядерной, космических технологий, программном обеспечении) лидерство США абсолютное и безусловное» («Газета.Ru», 28 октября 2014 г.).
По данным Института управления поставками (ISM), в текущем году индекс промпроизводства США вырос с 56,6 в сентябре до 59 в октябре 2014 г. В соответствии с прогнозом МВФ, в 2014 г. ВВП США вырастет на 2,8%, превысив уровень прошлого года (1,9%). В 2015 г. рост может оказаться ещё выше — до 3,4%. По мнению экспертов, быстрый промышленный рост в США всё отчётливее свидетельствует о крепнущей тенденции реиндустриализации американской промышленности (там же).
Рисунок 2. Территориальное размещение производственных мощностей США
Согласно прогнозам возвращение промпроизводства в США в сочетании с ростом промышленного экспорта позволит создать от 600 тыс. до 1 млн рабочих мест в американской промышленности к 2020 г. Половина участников опроса BCG заявила, что планирует увеличить производственный штат в США на пять и более процентов. Это еще больше сократит безработицу: в сентябре 2014 г. в США безработными были лишь 5,9% от экономически активного населения (там же).
Пол Дейлс, экономист по рынку США в консалтинговой компании Capital Economics: в решении американского бизнеса вернуть промышленное производство на родину, «важная роль принадлежит таким факторам, как стоимость и квалификация рабочей силы, близость к рынкам сбыта, транспортные расходы, вопросы интеллектуальной собственности, расходы на энергоресурсы и так далее» (там же).
Информация к размышлению
1. Гарольд Сиркин, старший партнёр BCG: «Когда разница в стоимости рабочей силы с Китаем была значительной, это компенсировало расходы на логистику и перенос производств, теперь же они практически сравнялись («Коммерсант», 23 октября 2014 г.).
2. Китай сместил акценты в развитии экономики с экспортной модели на активное развитие внутреннего потребительского рынка. Как следствие — быстрый рост зарплат: в 2013 г. на 10,7%, в текущем году — на 11%. В особой экономической зоне Шэнчжень провинции Гуандун минимальная зарплата в 2014 г. выросла на 13% — до 330 долл. в месяц («Эксперт», 10 ноября 2014 г.).
3. Для дешёвого производства становится привлекательной рабочая сила Вьетнама.
На привлекательности США как центра промышленного производства сказалась и «сланцевая революция», позволившая увеличить добычу нефти и газа в стране. Так как американские нефть и газ запрещены к экспорту (и дело не только в законодательном запрете, отсутствует сама инфраструктура для экспорта), цены на энергоресурсы на внутреннем рынке заметно снизились.
Филип Верледжер, научный сотрудник Peterson Institute for International Economics: «Дешевизна газа и нефти на внутреннем рынке США и Канады означает, что промышленные компании имеют преимущество по цене энергии 60—70% по сравнению с конкурентами в Китае, Японии, Южной Корее или Европе. Долгосрочная перспектива низких цен уже привлекает промышленные компании инвестировать в расширение мощностей в Соединённых Штатах. В результате дешёвый газ может стать локомотивом реиндустриализации США». Это особенно актуально для энергоинтенсивной тяжёлой промышленности, а также для химии и нефтехимии (там же).
Информация к размышлению
Предпочитают для вложений в экономику США 27% инвесторов, Мексику — до 24%, Китай — 23% («Коммерсант», 23 октября 2014 г.).
Некоторые китайские и индийские компании также открывают собственные производства в США, чтобы приблизиться к потребителям.
Джастин Роуз, партнёр BCG: «Повышение конкурентоспособности США с точки зрения издержек производства благодаря снижению затрат на трудовые ресурсы и энергоносители, а также рост производительности, которому способствуют передовые технологии, является веским доводом в пользу размещения производства в США» («Эксперт», 10 ноября 2014 г.).
Как следствие — чрезмерная вера в рынок недвижимости и финансовый сектор, ввергшая мировую экономику в финансовый кризис, постепенно сменяется деловым оптимизмом реиндустриализации.
Те более контрастирует с данной точкой зрения мнение Евгения Ясина, экс-министр, научного руководителя НИУ ВШЭ: «…совершенно очевидно, что мы уже переходим от индустриальной экономики к инновационной. А ей не нужны огромные заводы и мегапроекты. Между прочим, доля промышленности в инновационной экономике США составляет всего 4 процента. Чувствуете глубину зарождающихся процессов? Вот почему я и говорю, что пришло время важных решений. Примем их, воплотим в жизнь, тогда и можно надеяться на чудо. Чудо в российской экономике. Лет так через десять» (Выделено. — В.Т., «Финмаркет», 20 ноября 2014 г.).
Относительно мегапроектов и огромных заводов верно — правда, не абсолютизируя утверждение. Но зачем подспудно и упорно уже два десятилетия продолжать протаскивать противоречащую действительности мысль о незначимой роли промышленности в постиндустриальной экономике США?
В 90-е страна уже поддалась псевдолиберальному искушению…
*****
Среди причин — не только лежащие на поверхности: перечисленные выше новые отрасли, требующие развитой технологической платформы (робототехники, цифрового производства, 3D-печати) и др. («Коммерсант», 23 октября 2014 г.).
Требуются не просто креативные работники, а специалисты и разработчики, большинство которых пока проживает в странах Запада, ушедших далеко вперёд по уровню научной и технологической развитости. Разумеется, нельзя не отметить впечатляющие научно-технические достижения Китая.
Важно подчеркнуть, что «вторая индустриализация» ведущих западных экономик означает не столько механическое «перемещение железа», сколько создание в своих странах креативных высокотехнологичных производств следующего поколения, соответствующих шестому технологическому укладу.
Уже формулируются качественно иные требования к организации производства, логистике, торговле и т.д. Сырьё, полуфабрикаты, готовая продукция всё менее соответствуют традиционным понятиям, представляя собой относительные, переходящие друг в друга (в зависимости от требований производства) субстанции.
Всё больше оснований считать, что традиционные индустриальные технологии, соответствующие классической последовательности «причина — следствие» будут уступать место технологиям постиндустриальной стадии развития, отвечающим требованиям причинно-следственного соответствия. В таких процессах возникающие прямые и обратные связи будут характеризоваться активными взаимными трансформациями, множественными взаимными переходами и дополнениями, взаимным подчинением.
Данное заключение не является умозрительным выводом и «философским вывертом». Ещё в 1983 г. Жан Бодрийар, французский социолог и философ в эссе «Неизбежное, или обратимая необратимость», посвященном теме случайности, писал: «Фундаментальными являются эта обратимость причинного порядка, эта обратимость следствия по отношению к причине, эта прецессия и эта победа следствия над причиной…» (выделено. — В.Т., (http://scepsis.net/library/print/id_1119.html, http://arthistory.bench.nsu.ru/?el=1134&mmedia=CONTENT).
Можно утверждать, что результатом такого причинно-следственного соответствия является своего рода мультипликативная обратимость, порождающая многовариантность развития, в частности, экономического.
Информация к размышлению
Сформулированное выше корреспондируется и с объяснением феномена возникновения в современной рыночной экономике искусственного (рукотворного) рынка симулякров или s-рынка, всё более превращающегося, по мнению Александра Бузгалина и Андрея Колганова, в экономическую доминанту XXI века («Вопросы философии», 11 декабря 2012 г.).
Но это отдельная тема.
*****
Эксперты Аналитического центра при Правительстве РФ выделяют «четыре мобильности» (вещей, труда, капитала и образования), которые могут революционно изменить будущее в среднесрочной перспективе (http://ac.gov.ru/events/01740.html).
Мобильность вещей означает очевидное уже для всех: «Промышленное производство вернётся назад на свою родину — в страны Европы и Северной Америки, на расстояние одного шага от конечного потребителя. А вот из Азии производство уйдёт — её ждёт деиндустриализация… Делают возможной эту мобильность технологии трехмерной печати и робототехники» («Slon.ru», 4 августа 2014 г.).
Два уточняющих обстоятельства.
1. Предельно близкое перемещение производства товаров к потребителю — одно из наиболее простых следствий «возвращения на родину». Глубинная суть — массовое формирование в перспективе небольших роботизированных производств (шестого технологического уклада), предоставляющих потребителю возможности заказывать, а в последующем и непосредственно «производить» штучный товар с уникальными характеристиками или с индивидуальным набором стандартных шаблонов. Доступность таких «хайтек»-технологий любому числу потребителей определит новое качество понятия «массовое производство». Заодно придав новый импульс развитию малого и среднего бизнеса.
Информация к размышлению
Прогнозируемый взаимный переход «производитель — потребитель», «массовое производство — индивидуальное производство», «сырьё — полуфабрикат — готовый продукт» и т.д. — подтверждение сформулированного выше вывода о «причинно-следственном соответствии» постиндустриальных технологий.
2. Вывод «из Азии производство уйдёт — её ждёт деиндустриализация» представляется излишне категоричным.
Конечно, нельзя отрицать: «…в странах Восточной и Юго-Восточной Азии уровень механизации производства этих товарных групп отстаёт от возможностей современной технологии, особенно на этапе сборки. Самые трудоёмкие операции производства обеспечивают гражданам этих стран сотни тысяч рабочих мест, в основном низкооплачиваемых. В течение 2015—2025 гг. до 70% этих рабочих мест могут прекратить существование».
Речь идёт не о буквальном возврате в «альма-матер» действующих производств в виде, образно говоря, «железа». Среди особенностей новой индустриализации — использование промышленных роботов, новейших научно-технических достижений и производственных технологий, заведомо более эффективных и конкурентных, чем действующие в странах Юго-Восточной Азии, многие из которых развивающиеся экономики самостоятельно пока объективно использовать не могут. Большое значение приобретают качественно иная логистика, принципиально меняющая всю организационно-сбытовую систему поставок, оптовых и розничных продаж, высокая квалификация работников и т.д. («Forbes.ru», 2 февраля 2013 г.).
Нельзя, однако, забывать, что многолетний опыт совместного производства не только позволил большинству компаний развивающихся экономик успешно встраиваться в мировые технологические цепочки. Благодаря последующим разработкам собственных специалистов (а не заимствованию зарубежных технологий), это даёт шанс на успех в конкурентной борьбе на внутренних и внешних рынках.
Логично предположить, что между производителями из развитых и развивающихся стран развернётся ожесточённая конкурентная борьба. Активизируется креативный потенциал, ускорится разработка и внедрение инноваций, возникнет мультипликативный эффект нарастающих изменений в других сферах жизнедеятельности. Отсюда — импульс глобальному экономическому развитию («Решоринг — новое слово со старым смыслом» — см. здесь же).
За прошедшие десятилетия в азиатских странах (в Китае и Индии в первую очередь) сформированы национальные инженерные и научно-технологические кадры, способные не только поддерживать существующие, но и создавать новые конкурентные технологии, продукты и целые производства. Неслучайно в списках крупнейших компаний мира и в прогнозах на будущее число национальных компаний стран Азии неуклонно растёт.
*****
О стремительных грядущих переменах, радикально меняющих мир, рассуждают Ян Голдин, директор Оксфордской школы Мартин, и Эндрю Питт из CitiGroup*.
Они также выделяют четыре тенденции: глобализация (мир на пути к одной большой деревне), демографический сдвиг (в развитых странах будут жить одни старики), технологическая революция (инновации продолжат менять жизнь людей) и смена экономических полюсов.
Первое. Эксперты уверены, что в ближайшие десятилетия глобализация продолжится. Границы станут более открытыми и прозрачными. Будут установлены единые «правила игры» (снижение тарифов, разного рода барьеров). Продолжится бурный рост мировой торговли (рис. 3) и формирование глобальных цепочек поставок (с 2001 по 2011 гг. объём контейнерных перевозок между странами вырос на 142%). Обеспечивая лёгкость перемещения людей, общество станет более мобильным.
Рисунок 3. Динамика роста внешней торговли стран мира
Информация к размышлению
1. Объём мирового экспорта вырос с $2 трлн в 1980-е гг. до $18,3 трлн в 2012 г. — рост составил порядка 7% в год. Всё больше промышленных товаров экспортируют из развивающихся стран, прежде всего из Китая.
2. iPhone американской компании Apple: экран изготавливает японская Toshiba, процессор — корейский Samsung, а камеру и систему GPS — немецкая Infineon, собирают всё это Китае на заводе тайваньской компании Foxconn.
3. В 1970 г. воздушным транспортом воспользовались 300 млн человек, в 1990 г. — 1 млрд, в 2012 г. — до 3 млрд человек.
Второе. Увеличивается продолжительность жизни (рис. 4) и одновременно стареет население (особенно в странах Запада и Японии).
Рисунок 4. Динамика соотношения молодых и пожилых людей в мире
Возрастут издержки на здравоохранение, что скажется на структуре инвестиций. В 1950 г. в мире жили 200 млн человек старше 60 лет, сейчас таких — 760 млн и 100 млн — в возрасте старше 80 лет против 14 млн 60 лет назад. К 2050 г. число 80-летних может достигнуть 400 млн.
Третье. Технологии качественно изменяют традиционные и современные производства, становятся более доступными всё большему числу людей. В XXI в. резко возрастут роль и значение мобильного Интернета, автоматизации и роботизации (искусственный интеллект) труда, сенсорных систем управления и хранения данных, 3D- и 4D-технологий, нано- и биотехнологий, новых технологий добычи нефти и газа и нетрадиционных источников энергии.
Информация к размышлению
1. В ближайшие годы для производства iPhone в Китае будет установлено более миллиона роботов.
2. Пример. Введение в производство более производительного промышленного робота стоимостью 250 тыс. долл. и работающего 24 часа в сутки и 7 дней в неделю, заменит двух работников, в год получающих по $50 тыс. За 15 лет экономия составит 3,5 млн долл. Оборотная сторона роботизации производства — массовое увольнение работников.
Четвёртое. В соответствии с прогнозом ОЭСР мировая экономика будет расти на 3% в год и удвоится дважды: к 2030 и 2050 гг. (средние темпы роста экономики США до 2030 г. не превысят 2,3%).
Локомотивами мировой экономики помимо Китая и Индии станут страны вроде Малайзии, Нигерии и Вьетнама. Центр мировой экономики будет постепенно перемещаться в Азию благодаря высокому уровню инвестиций, росту уровня доходов и потребления жителей. Через пару десятков лет азиаты будут тратить больше, чем американцы. Однако трансформация Азии в экономику, основанную на потреблении, вызовет рост цен на продукты питания.
Одновременно с анализом четырёх главных трендов XXI в., авторы прогнозируют четыре главные опасности для человечества:
- превращение локальных кризисов в глобальные вследствие всеобщей взаимозависимости;
- растущую уязвимость мировой экономики и мирового сообщества со стороны киберпреступности, воздействия вирусов, разного рода ботов и др.;
- природные катастрофы, в том числе вызванные последствиями человеческой деятельности;
- глобальные эпидемии (пандемии), вероятность которых увеличивается в интегрированном мире.
* Использованы материалы статьи «Четыре тенденции, которые определят судьбу человечества в XXI веке», «Slon.ru», 6 октября 2014 г.
*****
Именно конкурентоспособный реальный сектор экономики, востребующий креативные разработки, удовлетворяющий и формирующий потребности страны на внутренних и на внешних рынках, определяющий функционирование социальной и других сфер жизнедеятельности и в то же время зависящий от них, — базовое условие успешного общественного развития.
Информация к размышлению
1. Глеб Никитин, первый заместитель главы Мипромторга: реальное производство — базис для экономики, без него экономика обречена на постоянную зависимость от конъюнктуры. Повышение внимания к реальному сектору — один из главных трендов мировой экономики и экономической политики развитых стран. Промышленность — основной инвестор в инновации, залог развития во всех сферах.
В Германии и Южной Корее на промышленный сектор приходится 89% затрат частного бизнеса на инновации, в Китае и Японии — 87%, США — 67%, Мексике — 69%.
Отвечая на вопрос «Зачем нам нужно возрождать промышленность?», 78% читателей «Газеты.Ru» отметили, что сильная развитая промышленность — это источник экономического роста («Газета.Ru», 6 ноября 2014 г.).
2. Дэни Родрик, профессор Принстонского университета: промышленность — основа жизнеспособной демократии («Газета.Ru», 7 мая 2014 г.).
Импортозамещение и декларируемые меры — необходимые, но далеко не достаточные шаги в этом направлении, всего лишь отдельные тезисы отсутствующей национальной стратегии развития. Возможны ли долгожданные подвижки? — большой вопрос…
Но вот мнение Игоря Агамирзяна, генерального директора Российской венчурной компании (РВК): «От китайцев нам нужны рынки. Причём не столько рынки Китая, сколько их отработанные каналы и механизмы вывода продукции на глобальный уровень. Этого у нас нет, а у них есть… они к своему национальному рынку стали поворачиваться лишь последние два-три года. До этого Китай двадцать лет развивал экспортно-ориентированную экономику и плавает в ней как рыба в воде… Китайцы достигли большего мастерства в управлении международными цепочками поставок, …имеют фантастически отстроенный производственный потенциал, который, как мы знаем, во многом базируется на специфике местного рынка труда» («Slon.ru», 12 ноября 2014 г.).
Как видим — в головах высокопоставленных чиновников продолжают доминировать экспортные амбиции вместо каждодневной, кропотливой работы по созданию условий для разработки и внедрения российских инноваций прежде всего в отечественную промышленность.
К тому же после утверждения «С китайцами говорим на одном языке. Учились ему в одном месте — США», напрашивается вопрос: «А почему результаты разные?»
Но ещё более удручает следующий пассаж: «Основная добавленная стоимость сейчас создаётся на этапе дизайна и инжиниринга, а не производства, где себестоимость отдельного изделия стремится к нулю. Китай в этом смысле находится в глобальном тренде» (там же).
В данном утверждении есть резон, но это пока не про нас! Здесь глава РВК противоречит своему же высказыванию: «Но китайцы ведь тоже не сидят на месте, развивают роботизацию производства, которую, кстати, используют те же американцы у себя дома. Надо понимать, что мы говорим о массовом использовании робототехники, о принципиально новой индустриализации, качественно другом технологическом укладе».
То есть китайцы без устали развивают промышленность, а нам предлагают очередного «журавля в небе» вместо «синицы в руках».
Опять те же грабли! Не напоминает ли это пресловутую мантру отечественных «либералов 90-х» о том, что нет нужды в государственной промышленной политике, вместо реального сектора экономики надо сразу строить постиндустриализм, промпроизводством пусть занимаются другие, а мы, стремительно развиваясь, — дёшево купим у них всё необходимое?
Увы, вместо убедительного развития страна подсела на «нефтяную иглу», производства деградировали, масштабы импортозависимости угрожают национальной безопасности, экономика «тормозит», не принят федеральный закон о промышленной политике...
А пока активны лишь рассуждения о необходимости разработать дорожные карты по импортозамещению во всех отраслях экономики.
Сергей Иванов, глава администрации президента РФ: «Считаю, что такая работа должна быть начата безотлагательно» («Финмаркет», 1 декабря 2014 г.).
Игорь Шувалов, первый вице-премьер РФ уверен, что в случае реализации плана импортозамещения России не будет зависеть от падения мировой цены на нефть и связанных с этим колебаний курса рубля: «Одно из основных обязательств правительства — разработать и реализовать план по импортозамещению» («Финмаркет», 29 ноября 2014 г.).
Значит, ещё даже не начали разрабатывать?!
Информация к размышлению
Степан Сулакшин, генеральный директор Центра научной политической мысли и идеологии: В СССР доля доходов бюджета от экспорта нефти была на уровне 10%, в России достигла 60%. Российский импорт продовольствия составляет десятки процентов, лекарств — свыше 60%, станков — под 90%, компьютеров, одежды и т.п. — более 90% (http://me-forum.ru/media/news/3498/).
Китай действительно в глобальном тренде: максимально реализует возможности и последовательно создаёт конкурентоспособную производственно-техническую базу индустриальной стадии развития, активно инвестирует в передовые высокотехнологичные отрасли, наращивает расходы на науку и целенаправленно формирует основы постиндустриальной экономики. На непростые внешние и внутренние вызовы отвечает обдуманно и прагматично — двигаясь выверенным курсом, не забегая вперёд и не отставая от эпохи.
А мы — в каком тренде?