«Голландская болезнь» — спад производства, зафиксированный в результате открытия и начала промышленной разработки значительных запасов газа в Нидерландах. «Ловушка среднего дохода» — ситуация в национальной экономике, когда успешно развивающаяся страна достигает определённого подушевого дохода и «застревает» на этом уровне. О внешних и внутренних проблемах, повергших российскую экономику в углубляющийся кризис, сегодня говорят и пишут немало. Понятия «болезнь» и «ловушка» всё чаще используются для оправдания разрушительных рукотворных неудач…
«Голландская болезнь» провоцирует ресурсозависимое развитие
Александр Эткинд, известный историк, профессор Кембриджского университета, научный руководитель Центра культурных исследований постсоциализма Казанского федерального университета, убеждён, что зависимость экономики от экспорта энергоресурсов в сочетании с неработающими институтами (добавим: и несправедливым распределением полученных доходов. — В.Т.) — не голландская, а русская болезнь.
Ещё в 1977 г. журнал The Economist описал «голландскую болезнь» — спад производства, зафиксированный в Нидерландах после того, как были открыты большие месторождения газа и от его экспорта в страну стали поступать нефтедоллары. За прошедшие полвека развитые страны научились лечить эту болезнь, «стерилизуя» нефтедоллары в суверенных фондах с последующим инвестированием в экономических и общественных интересах, прежде всего, в человеческий капитал («Ведомости», 20 июня 2014 г.).
В противном случае — «проедание» доходов и демодернизация экономики. Подобный процесс имеет место в России, где отдельные экономические достижения сути дела не меняют, а с постепенно нарастающими проблемами контрастируют «успехи по выращиванию отечественных миллиардеров».
Более того, экономическое развитие Японии и новых индустриальных стран Восточной Азии — Южной Кореи, Тайваня, Гонконга, Сингапура выявило интересную закономерность: страны с бедными природными ресурсами превосходят по темпам роста страны с богатыми природными ресурсами. Жизнь заставила?..
Анализируя глобальную ситуацию, Эткинд указывает на различия между двумя видами капиталов: одни, определяя капитализацию, лежат в земле в качестве разведанных запасов, другие связаны с трудом и потреблением. Он формулирует важный вывод: «В трудозависимой экономике у сосредоточения капиталов есть границы, связанные с необходимостью мотивировать эффективный массовый труд, широко инвестировать в образование и здравоохранение, потребление и пенсии. В ресурсозависимой экономике у неравенства нет пределов» (выделено мной. — В.Т.).
Отсюда следует, что в ресурсозависимом государстве не работает трудовая теория стоимости: в стоимости сырья неадекватно учтён труд, затраченный на его добычу. Элита эксплуатирует ресурсы (нефть, газ и прочие «национальные достояния») и обогащается с вынужденно необходимым (минимальным) учётом интересов населения. Подобный «рационализм» не предусматривает развитие механизмов управления, способствующих справедливости, конкуренции и верховенству права.
Попутно заметим, что присвоение значительной доли прибыли и активов — эксклюзивная особенность российской элиты, рождённой ресурсозависимым государством.
В формировании бюджета доминируют экспортные доходы, а не налогообложение. В этом смысле не столько бюджет государства зависит от населения, сколько благосостояние население зависит от перераспределения доходов, то есть степени государственного патернализма.
Вместо институтов, содействующих прогрессу в развитии труда и знаний, создаются структуры безопасности, необходимые для защиты транспортных путей и финансовых потоков. Одновременно развивается бюрократическая система, перераспределяющая материальные блага с учётом собственных интересов.
Информация к размышлению
Эксперты «Инком-недвижимости» подсчитали: в Москве работник нефтяной промышленности может скопить на среднюю квартиру за восемь лет, а медсестра — за 50. Разница принципиальная — только нефтяник реально купит себе квартиру (там же).
По мнению Эткинда, в стране сформировалось привилегированное меньшинство (в том числе сырьевики — 2%, силовики — 4% и юристы — 1%), которое присваивает и торгует ценным ресурсом, и все прочие, чьё существование зависит от остающейся им доли перераспределенной ренты. Возникшую структуру общества он условно характеризует как аналог сословной.
В таком государстве деньги «циркулируют как кровь в человеческом организме, по двум сообщающимся кругам. В малом круге, который проходит через сеть скважин и труб, будто это лёгкие, артериальная кровь заряжается свежими капиталами; через большой круг эти капиталы питают все концы организма, останавливаясь в капиллярах, закупоривая вены, откладываясь в стенках отмирающих сосудов» (там же).
Понятно, что в XXI веке подобные процессы однозначно свидетельствуют о социальном регрессе и всё меньше соответствуют требованиям высокоразвитого индустриального и постиндустриального общества. Не случайно после первоначальных призывов к экономической модернизации и последовавших неудач (точнее, не последовавших за призывами результатов) власть заговорила о необходимости модернизации всех сфер жизнедеятельности.
*****
Иная ситуация складывается там, где экономика трудозависимая. Работающее население становится «национальным достоянием», трудом которого создаются стоимости и богатство страны. При формировании доходной части бюджета преобладает налог на трудовые доходы граждан.
Отсюда всеобщая заинтересованность государства и населения в качественном образовании и медицинском обслуживании, финансирование которых есть целенаправленные вложения в повышение качества человеческого капитала. Иными словами, является эффективным инвестированием — в отличие от аналогичных вложений в ресурсозависимой экономике, рассматриваемых как неизбежные затраты на поддержку в основном трудоспособности человека.
В стране, активно развивающей конкурентный человеческий капитал, формируется инклюзивная элита, заинтересованная в общественной консолидации, социальной справедливости, лучшем госуправлении.
Забота об эффективности, характерная для трудозависимого государства, «способствует развитию внутренней конкуренции, прав собственности и публичных благ, обеспечивает технический прогресс и социальную инклюзию граждан» (там же).
*****
Неотъёмлемая черта ресурсозависимой экономики — её патернализм, означающий дополнительные выплаты, по существу, сокращающие госдоходы. Благосостояние немалого числа граждан, отлучённых от участия в доходах, зачастую полностью зависит от решений власти, принимаемых по льготам, субсидиям и т.д.
Две стороны одной медали: пока государство полагается на рентные доходы от добычи и торговли природными ресурсами, население ориентируется на госдотации. Пока государство не заинтересовано инвестировать в человеческий капитал, справедливо распределяя доходы, народ не заинтересован эффективно трудиться.
В результате национальная экономика приобретает одностороннее развитие и зависит не только от экспорта природных ресурсов, но и от постоянно растущего импорта — технологий, оборудования, комплектующих, сервисного обслуживания, поставок растущей номенклатуры промышленных и продовольственных товаров и пр. Неизбежный итог — свёртывание промышленного и сельскохозяйственного производства, падение спроса на отечественную продукцию, современные разработки и квалифицированные кадры, непрекращающаяся «утечка мозгов», деградация трудоспособного населения в целом.
Отсутствуют гарантии сохранения накопленных элитой за счёт продажи природных ресурсов больших, потенциально неограниченных капиталов. Отсюда — утечка капиталов (как минимум сотни миллиардов долларов осели в зарубежных банках и работают на экономики других государств), в ряде случаев возвращающихся «в форме вкладов, инвестиций, платы за услуги и пузыря недвижимости».
*****
Именно так и происходило до недавнего времени в российской экономике — под аккомпанемент громких слов и постоянно меняющихся прогнозов, под прикрытием множества сменяющих друг друга концепций, стратегий, программ и проектов, под шумные призывы к модернизации и инновационному обновлению.
Антироссийские санкции и обрушение цен на нефть, девальвация рубля, несостоявшиеся реформы (в частности, структурные) в считанные месяцы и наглядно продемонстрировали пагубность выбранного курса. Понятно, что кроме нас самих внутрироссийские проблемы не будет решать никто.
Национальные экономики являются агентами глобального рынка — всё более взаимодействующими, взаимозависимыми и взаимно дополняющими друг друга. Стабильность мировых рынков предполагает стремление к подвижному глобальному равновесию, нарушить которое может разбалансировка отдельных элементов (например, длительное падение цен на энергоресурсы). Или напротив, существенный рост их эффективности, полезности, доступности (например, добыча значительных объёмов сланцевой нефти, себестоимость которой была ниже традиционных способов, в конечном счёте стала одной из причин событий на нефтяном рынке).
Среди подводных камней, способных нарушить равновесие, с одной стороны — естественное истощение ресурсов, с другой — научно-технический прогресс, неизбежно сокращающий спрос на зарубежное сырьё, в частности, предлагая конкурентные местные заменители.
Вывод Эскинда о том, что развитие ресурсозависимых экономик бесперспективно, необходимо дополнить: речь может идти не только об угрозе экономической, но, в конечном счёте, цивилизационной отсталости. Будущее — за трудозависимыми государствами. Остальным странам и народам суждено оказаться на задворках истории.
«Ловушка среднего дохода» — наказание на пути к успеху?
«Ловушка среднего дохода» — это период резкого замедления экономики, такой этап экономического развития, при достижении которого развивающаяся экономика страны без видимых причин как бы «застревает» и «пробуксовывает», замедляется и даже впадает в рецессию.
Страны с подобными проблемами теряют способность конкурировать как с развитыми инновационными экономиками, обладающими высококвалифицированной рабочей силой, так и с низкодоходными экономиками, для которых характерны невысокий уровень заработной платы и дешёвое производство товаров. Как правило, страны, захваченные в «ловушку среднего дохода», имеют низкий уровень инвестиций, медленный рост производства, слабую диверсификацию промышленности и плохие условия на рынке труда («Финмаркет», 11 ноября 2014 г.).
Американский экономист Барри Эйченгрин, изучив статистику, выяснил, что все страны попадают в «ловушку» дважды. Первый раз — когда подушевой ВВП достигает 11 000 долл., второй раз — 16 000 долл. Как только это случается, темпы роста падают со средних 5,6% до 2,1%. Затем следует период долгого восстановления, не всегда успешный — некоторые страны могут остаться в «ловушке» («Финмаркет», 11 января 2013 г.).
Информация к размышлению
В «ловушке среднего дохода» дважды побывали Австрия (1960 и 1974 гг.), Венгрия (1977 и 2003 гг.), Греция (1970 и 2003 гг.), Япония (начало 1970-х и начало 1990-х гг.), Новая Зеландия (1960 и 1966 гг.), Норвегия (1976 и 1997/98 гг.), Португалия (1973/74 и 1990—1992 гг.), Сингапур (после 1978 г. и после 1993 г.), Испания (середина 1970-х и 2001 гг.), Великобритания (1988/89 и 2002/2003 гг.) (там же).
Выявлены факторы, повышающие риск попадания в «ловушку»: предшествующий замедлению высокий рост экономики, недооцененная национальная валюта, относительно небольшая доля высокотехнологичного экспорта и сборочных производств такой продукции в масштабах страны, старение население и рост числа пенсионеров, недостаточная открытость экономики, низкое качество человеческого капитала, малое число граждан с высшим образованием.
Демократизация общества (политический фактор) также может усилить риск: стремление к более справедливому перераспределению доходов без согласованных структурных и прочих преобразований часто приводит к росту зарплаты, существенно превышающему рост производительности труда, с последующим торможением экономики.
При всей неоднозначности сделанных выводов, обратим внимание на некоторые обстоятельства. Согласно расчётам Эйченгрина, доля высокотехнологичной продукции в экспорте должна в среднем превышать 24,1%. Это существенно выше российских показателей: в частности, экспорт машиностроительной продукции не превышает 5% и имеет тенденцию к снижению.
Не случайно глава правительства Дмитрий Медведев, обсуждая вероятность попадания России в «ловушку среднего дохода», говорил о том, что технологическая модернизация буксует. Отсюда и недопустимо низкий высокотехнологичный экспорт. При всём многообразии параметров, от которых зависит попадание в «ловушку», признание премьера весьма символично («Как возобновить экономический рост?» — см. здесь же).
В то же время в экспорте Китая доля высокотехнологичных товаров составляет 27,5%. Этому также способствует и повышающийся в Китае уровень образования (несколько более высокий, чем зафиксированный в странах, первый раз попавших в «ловушку»).
Отсюда Эйченгрин делает вывод о возможности Китая в той или иной степени избежать попадания в «ловушку» и значительного сокращения темпов экономического роста. Что мы и наблюдаем: прогнозы относительно близкой жёсткой или мягкой «посадки» китайской экономики пока не оправдываются. Естественно, не только по вышеперечисленным причинам.
Любопытная деталь. Как известно, в Китае растёт средняя зарплата по стране, что снижает конкурентоспособность китайских товаров.
С одной стороны, увеличение производства высокотехнологичной продукции и повышение квалификации снижает риск попадания в «ловушку» и замедления китайской экономики. Но с другой стороны, удорожание продукции вследствие роста зарплаты снижает её конкурентный ценовой потенциал и также может способствовать экономическому торможению. Отсюда замораживание зарплат и прочие вынужденные меры, не способствующие развитию национальных экономик.
Пока ситуация в китайской экономике под контролем. Для преодоления совокупности непростых и взаимосвязанных проблем китайское руководство последовательно реализует долгосрочную стратегию развития, предусматривающую не только системный подход, но и своевременную корректировку разработанного комплекса мер.
При этом делают основной упор на внедрение инноваций, поиск новых рынков сбыта для наращивания экспорта, развивают внутренний спрос — ровно то, что рекомендует Эйченгрин. А может, наоборот, известный экономист «подсмотрел» свои выводы именно в китайской практике?
*****
По данным Росстата, за последние годы быстрее всего росла численность работников в добывающей промышленности, финансовом секторе, здравоохранении и сфере социальных услуг (до 15—20% ежегодно).
Исследования компании «ЭКОПСИ Консалтинг» показали, что лидер востребованности на ближайшую пятилетку — профессионал в сфере экспорта полезных ископаемых, имеющий высшее образование, не избегающий ответственности, владеющий новыми для российского рынка специализированными знаниями (РБК, 23 января 2015 г.).
Не очень корреспондируется с требованиями диверсификации и инновационного развития российской экономики!
Согласно расчётам Всемирного банка, с 2011 по 2014 гг. мировые ценовые индексы на энергоносители, металлы и минералы и сельхозсырье снизились более чем на 35%. Эти товары в январе — ноябре 2014 г., по данным ФТС, составили 93% экспорта России в страны дальнего зарубежья и 79% — в страны СНГ. В текущем году ожидается снижение всех девяти ценовых индексов основных видов сырья, отслеживаемых ВБ. Незначительный рост возобновится лишь в 2016 г. За 2014 г. цены на продовольствие в России выросли на 15,4%, тогда как в мире сократились на 7,2%. По последнему прогнозу Минэкономики, российский экспорт в 2015 г. составит 432 млрд долл., сократившись на 14% («Коммерсант», 26 января 2015 г.).
Первый вице-премьер Игорь Шувалов заявил, что антикризисный план правительства призван помочь бизнесу и домохозяйствам адаптироваться к отсутствию высоких доходов и низким ценам на нефть, снизить ресурсную зависимость отечественной экономики (NEWSru.com/Экономика, 23 января 2015 г.).
В то же время напрягает недавнее напоминание Шувалова о том, что если цена на нефть всё-таки пойдёт в рост, как это произошло после 2009 г., «модернизационная повестка» грозит в очередной раз улетучиться (там же). Иными словами, выгодный экспорт сырья может снова погасить усилия по развитию национальной экономики.
Наконец, не пора ли прекратить представлять антироссийские санкции как «условие, которое даёт очень хороший гандикап» (из заявления Шувалова в Давосе).
И далее: «Если бы украинского кризиса не было, а мы бы вошли в фазу „цена на нефть 47 долл.“ или если бы она упала ниже, а она, возможно, и упадёт, и не было бы факторов Украины, санкций и всего остального, мне кажется, ситуация была бы значительно жёстче».
Учтём также его слова о том, что «на самом деле, из кризиса мы не вышли, а потом стали переходить в другой, ещё до событий на Украине, и стало понятно — вот он, структурный кризис, вот он наступает» («Финмаркет», 23 января 2015 г.).
Отсюда, если быть логичным, следует, что эффективные внутрироссийские стимулы к проведению реформ предложены не были — ни властью, ни политиками, ни бизнесменами, ни учёными…
Информация к размышлению
1. Сергей Алексашенко, известный экономист: «Вновь, как и пять лет назад, единственным, что подталкивает власти к действию, является падение цен на нефть… Чиновникам… разрешается во весть голос расхваливать антикризисные меры… Речь идёт о поддержке банков и моногородов. Поддержке рынка труда и малого бизнеса… Счёт идёт на триллионы рублей… Существенное расхождение в пользу текущего кризиса по динамике инвестиций. Которые падают гораздо быстрее, чем пять лет назад» (http://www.echo.msk.ru/blog/aleksashenko/1479858-echo/, 24 января 2015 г.).
2. Яков Миркин, завотделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН: «В кризис властям нужно окунуться с головой, отчаянно, потому что, борясь с кризисом, они борются за собственное выживание. Почему? Потому что у всех на глазах российскую экономику убивают. Именно такой может быть сумма векторов падения мировых цен на сырьё, укрепления доллара, санкций, сокращения физических объемов экспорта, неадекватной внутренней финансовой политики, вялой экономической политики» (Slon.ru, 26 января 2015 г.).
Вместо заключения
1. Ирония судьбы — Запад снова нам «помог»: из-за падения нефтяных цен «голландская болезнь» российской экономики уходит в прошлое, а снижение достатка большинства граждан автоматически снимает с повестки дня проблему «ловушки среднего дохода».
2. Застенки, стеньки, разные емельки —
Кто на печи, кто в заячьем тулупе:
Страна большая, только глянешь мельком —
И в ступор (http://magazines.russ.ru/znamia/2015/1/3u.html)
Эти меткие строки (в отличие от его несостоятельных экономических прогнозов) принадлежат главе Минэкономразвития Алексею Улюкаеву.
Как говорится, можем, если захотим?! Какой оставить знак — вопросительный или восклицательный — решать читателю.