Не существует универсального определения старости. Такой вывод следует из доклада «Как возможна социология старения? Теоретические перспективы исследований позднего возраста в социальных науках», который представил завкафедрой общей социологии и социальной философии Института общественных наук РАНХиГС Антон Смолькин в НИУ ВШЭ.
Автор отмечает, что, говоря о старости, учёные в большинстве случаев ограничиваются указанием на возраст — старше 60. «Но определять старость как „то, что после 60“ — всё равно что называть посудой всё то, что хранится на кухне в шкафу», — считает А. Смолькин.
Для детства возрастная периодизация ещё эффективна. В случае же старости она теряет свой «предсказательный потенциал». А. Смолькин говорит: «Свидетельство этому — отсутствие понятия физиологической нормы для поздних возрастов. В XXI веке, когда создавались пенсионные системы, средняя продолжительность жизни в странах Европы была менее 60 лет. Достижение этого возраста, как правило, означало утрату здоровья и трудоспособности. Значительное увеличение продолжительности жизни в ХХ—XXI веках и изменения условий труда отодвинуло вверх и границу нетрудоспособности».
Далее автор говорит, что исчерпывающим экономическим определением старости могла бы быть «нетрудоспособность по возрасту». А пенсионеров, продолжающих работать, надо считать издержками формальной границы установления нетрудоспособности. Но нетрудоспособный возраст сегодня определить сложно. Это зависит от множества факторов, включая то, чем человек занимается.
А. Смолькин предложил новое определение старости, собранное из двух концептов, — дисфункциональности, связанной с возрастом, и жизненного опыта как поколенческой характеристики. «Принципиально важно соприсутствие обоих элементов, — поясняет исследователь. — Пожилые ровесники друг относительно друга скорее более или менее дисфункциональны, но не старики».
При таком подходе возраст перестаёт быть чем-то большим, чем причиной инвалидности. Второй элемент предполагает не только различия в жизненном опыте или мировоззренческих установках, но и признание выполненного поколенческого контракта. Важно отделять старость от идеи старшинства.
В природе старость практически не встречается даже у общественных животных. Пожилые особи просто вытесняются в пограничную зону между репродуктивной группой и агрессивной средой. Исключение составляет только человек.
В докладе рассказывается, как ранние homo, занявшие сначала экологическую нишу падальщиков, а потом и наиболее эффективных стайных хищников, развили весьма высокий уровень групповой поддержки. «Свои относительно скромные размеры и беспомощность в безоружном состоянии древние люди компенсировали парохиальным (только для своих) альтруизмом и высокой степенью ориентированности на группу. Устойчивые и сложные отношения взаимной поддержки внутри группы и умение группы противостоять угрозам внешнего мира (автономность) позволили существовать в ней пожилым особям», — говорится в докладе.
Старость оказалась своего рода побочным эффектом социальной солидарности. Старость неавтономна, старики полностью зависят от группы. В ходе исторического развития неавтономность старости компенсировалась традицией внутрисемейной или общественной поддержки, пенсионными системами или индивидуальными накоплениями, но само состояние неавтономности не исчезло. «Старость становится возможной только в сети признаний, — подчеркивает А. Смолькин. — Старость есть живое воплощение социального факта и одновременно свидетельство устойчивости социального, поскольку она вынуждена буквально ежедневно заново обретать опору в актах признания». Все прочие социальные группы, как правило, меньше нуждаются в актах демонстрации уважения, потому что получают его автоматически».
Учёный выделяет два вида уважения к старикам, которые выработались в обществах на сегодняшний день: так называемое компенсационное уважение признания — оно характерно для западных обществ, и групповое оценочное уважение, более присущее традиционным восточным обществам. «Эти два вида уважения классифицируют объект как человека, в силу тех или иных причин требующего особого отношения, которое при этом может быть связано с его с жизненными обстоятельствами или с особыми групповыми характеристиками», — пишет исследователь.
Компенсационное уважение признания — это уважение, оказываемое в связи с временной или постоянной утратой индивидом каких-то способностей. Оно предполагает выделение визуально определяемых групп, «нуждающихся в дополнительном уважении»: больные, дети, инвалиды, пожилые, и т.д. То есть те, кто по тем или иным основаниями требует дополнительной поддержки или внимания. Уважение адресуется именно к человеку как символической ценности, практически независимо от его личных качеств. Правилами хорошего тона рекомендуется не замечать неловких ситуаций и даже оказывать активную помощь в сохранении лица пожилым людям; в противном случае вы можете быть обвинены в «оставлении достоинства в опасности».
Групповое оценочное уважение — это уважение к группе (её представителю) как следствие признания групповых заслуг: речь о предках, ветеранах войн, представителях «героических» профессий, и т.д. То есть люди, перед которыми мы имеем основания считать себя в моральном долгу или кем культура предписывает нам восхищаться. Их можно определить как «заслуживающие дополнительного уважения». В этом случае пенсионная и подобные ей системы могут быть рассмотрены в логике дара, где в роли дарителя и одариваемого — возрастные группы.
В докладе не оценивалось, как реальное положение дел отражается в правилах, по которым живет российское общество. Однако в стране нынче стало нормой, чтобы человека старше 35 лет считали уже слишком старым для того, чтобы повышать его по службе или брать на приличную должность. То есть наука и жизнь в России иногда идут разными дорогами.