Принцип справедливости и международное частное право: развитие и взаимодействие

Принцип справедливости составляет основу гражданского права. Между тем у правоведов возникают традиционные сложности с определением его содержания и сферы применения. В каких случаях суды рассматривают дела на основе принципа справедливости, как посредством данного принципа «обойти» формальные правовые нормы, а также комментарии разработчиков изменений части III ГК РФ о современных тенденциях развития международно-частного права и соотношении принципов материальной и коллизионной справедливости — в материале «ЭЖ».

Значение принципов права сложно переоценить. Они выражают сущность права как специфического регулятора. Выступают мерилом оценки как поведения участников оборота, так и выносимых правоприменительных актов и даже законодательных норм. При этом традиционно они представляют существенную сложность для изучения. Их содержание достаточно абстрактно. VI Международная научно-практическая конференция «Гражданское право России. Итоги года», приуроченная к 25-летию Исследовательского центра частного права им. С.С. Алексеева при Президенте РФ, была посвящена принципам добросовестности и справедливости в гражданском праве. Мероприятие посетил и эксперт «ЭЖ».

Принцип справедливости: общее понимание

Принцип справедливости исследуется представителями различных социальных наук. Так, известный политический философ Дж. Роулз в своей работе «Теория справедливости» констатировал, что конкретная практика должна провозглашаться справедливой, если она соответствует принципам, выдвижение и принятие которых разумно было бы ожидать от всех участников, если бы они находились в одинаковых обстоятельствах и должны были заранее взять на себя твердые обязательства, не зная о том, каковы будут те особые условия, в которых они окажутся в будущем¹.

Гражданско-правовые нормы выступают важным инструментом поддержания добросовестных практик, обеспечения баланса интересов различных участников оборота, установления наиболее оптимальных с позиции общественного блага практик ведения хозяйственной деятельности, справедливого распределения материальных активов.

С самого своего зарождения гражданское право неразрывным образом связано с принципом справедливости. Как утверждал еще Ульпиан, «право получило свое название от (слова) «справедливость», ибо, согласно превосходному определению Цельса, право есть искусство доброго и справедливого» (1-я книга Институций).

Примечательно между тем, что до сих пор данный принцип не нашел своего прямого закрепления в ГК РФ. Как отметил А.Л. Маковский, д.ю.н., научный руководитель Совета Исследовательского центра частного права им. С.С. Алексеева при Президенте РФ, справедливость — понятие неправовое. Оно дает представление о том, каким должно быть регулирование, но представление это меняется со временем и в зависимости от обстоятельств. Это, однако, не препятствует активному применению данного принципа в судебной практике.

Принцип справедливости в судебной практике

Андрей Егоров, к.ю.н., первый заместитель руководителя ИЦЧП, свое выступлением предварил вопросом к залу, на какой принцип чаще ссылаются суды — добросовестности или справедливости. Правильный ответ — справедливости. С 5 августа 2014 г. суды сослались на данный принцип по подсчетам спикера (с использованием базы «КонсультантПлюс») приблизительно в 77 000 судебных актов. На добросовестность — в 15 000. При этом в российской цивилистике по-прежнему крайне мало научных работ, объясняющих сущность принципа справедливости.

При анализе конкретных дел возникает ощущение, что принцип справедливости дополняет принцип добросовестности. Более того, часто он применяется в тех случаях, при рассмотрении которых немецкий суд сослался бы именно на добросовестность.

Суды стали активно ссылаться на принцип справедливости после того, как Конституционный суд РФ принял постановление от 21.01.2010 № 1-П. В данном акте КС РФ указал, во-первых, что правосудие по своей сути может признаваться таковым, только если оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах. Во-вторых, КС РФ отметил, что «исходя из конституционных принципов равенства и справедливости… положения ст. 311 АПК РФ не могут предполагать дифференцированный подход к оценке возможности придания обратной силы правовой позиции, содержащейся в постановлении Пленума ВАС РФ или в постановлении Президиума ВАС РФ в зависимости от характера спорных правоотношений», отнеся таким образом принцип справедливости к числу конституционных. Притом, что сама Конституция РФ данный принцип прямо не закрепляет.

Например, в постановлении от 06.09.2011 № 2929/11 по делу № А56-44387/2006 Президиум ВАС РФ констатировал, что суд не может полностью отказать в удовлетворении требования участника хозяйственного общества о возмещении убытков, причиненных обеспечительными мерами по необоснованному требованию, только на том основании, что размер убытков не может быть установлен с разумной степенью достоверности. В этом случае размер подлежащих возмещению убытков определяется судом с учетом всех обстоятельств дела, исходя из принципа справедливости и соразмерности ответственности. В результате данное постановление Президиума ВАС РФ сыграло существенную роль в развитии судебной практики по взысканию убытков. Раньше суды исходили из следующего принципа: не доказан конкретный размер убытков — отказ в иске об их взыскании (при доказанности факта нарушения). С вынесением рассмотренного постановления подход судов стал меняться. Сейчас при недоказанности размера убытков истцом его определяет суд с учетом всех обстоятельств дела, исходя из принципов справедливости и соразмерности ответственности допущенному нарушению. Данная правовая позиция нашла отражение в том числе в п. 12 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации».

Как правило, суды ссылаются на принцип справедливости, чтобы «нейтрализовать» формализм права. Весьма показательно в рассматриваемом аспекте постановление Президиума ВАС РФ от 10.06.2014 № 2504/14 по делу № А40-79875/2013. Между истцом и ответчиком заключено соглашение об отступном. В соответствии с ним стороны договорились досрочно прекратить обязательства, вытекающие из кредитного договора, путем предоставления ответчиком недвижимого имущества вместо исполнения кредитных обязательств. В связи с тем что акт приема-передачи отступного подписан сторонами 02.05.2012, а переход права собственности на объекты недвижимости зарегистрирован 17.05.2012, банк посчитал обязательства по кредитному договору исполненными не полностью и обратился в суд с иском к обществу о взыскании начисленных процентов за пользование кредитом и пеней за просрочку уплаты процентов по кредитному договору.

Судом было установлено, что соглашение об отступном содержало противоречащие друг другу положения, касающиеся установления момента прекращения кредитного обязательства. В итоге ВАС РФ отказал кредитору в иске. Он исходил из того, что противоречащие друг другу условия соглашения относительно момента прекращения начисления процентов на основную сумму долга необходимо толковать в пользу контрагента стороны, которая предложила соответствующие условия (условие предложил кредитор — банк). При этом ВАС РФ отметил, что взыскание неустойки и пеней по кредитному договору за период между датой подписания соглашения об отступном и датой его исполнения должником в условиях получения банком недвижимого имущества по акту в целях дальнейшей государственной регистрации перехода права собственности на него, что связано с соблюдением необходимой процедуры, не зависящей от должника, и временными затратами, не отвечало бы принципам справедливости и соблюдения баланса интересов сторон.

Интерес представляет также постановление Президиума ВАС РФ от 29.03.2012 № 13387/11 по делу № А53-22256/10. Истец и ответчик заключили договор аренды помещений с целью использования под учреждения медицины. Арендуемое имущество является федеральной собственностью и закреплено за истцом на праве оперативного управления. Данный договор был заключен без согласия надлежащего представителя собственника арендуемого имущества в лице Минздравсоцразвития России. ВАС РФ признал сделку ничтожной и удовлетворил требование учреждения о применении последствий ее недействительности. При этом он счел необходимым предоставить ответчику отсрочку в освобождении им занимаемых помещений сроком на один год. Немедленное выселение арендатора из спорных помещений нарушило бы, по мнению Президиума ВАС РФ, баланс взаимных интересов и принцип справедливости.

Достаточно активно суды применяют и принцип равенства. Так, например, на основе него Президиум ВАС РФ решил вопрос о том, на какую сумму начислять неустойку при частичном неисполнении обязательства — на всю сумму контракта или сумму неисполненного обязательства. Согласно позиции Президиума начисление неустойки на общую сумму государственного контракта без учета надлежащего исполнения части работ противоречит принципу юридического равенства, предусмотренному п. 1 ст. 1 ГК РФ. Оно создает преимущественные условия кредитору, которому, следовательно, причитается компенсация не только за не исполненное в срок обязательство, но и за те работы, которые были выполнены надлежащим образом. Между тем превращение института неустойки в способ обогащения кредитора недопустимо и противоречит ее компенсационной функции (постановление Президиума ВАС РФ от 15.07.2014 № 5467/14 по делу № А53-10062/2013)

Принцип справедливости в МЧП

Антон Асосков, д.ю.н., профессор кафедры гражданского права МГУ им. М.В. Ломоносова, арбитр МКАС при ТПП РФ, участник рабочей группы по изменению III части ГК РФ, рассказал про особенности реализации принципа справедливости в международном частном праве.

В сфере МЧП принципу материально-правовой справедливости противопоставляется коллизионно-правовая справедливость. Первый принцип предполагает учет содержания материально-правового регулирования и результат разрешения конкретного спора. В то же время коллизионная справедливость предполагает нахождение оптимальной правовой системы, в которой географически локализовано правоотношение.

Как отмечал немецкий коллизионист Г. Кегель, исторически существуют два четко различаемых понятия: материальное право нацелено на наилучшее решение с материальной точки зрения, а международное частное право — на наилучшее решение с пространственной точки зрения… одно дело — пытаться найти правила, которые предлагают оптимальный баланс интересов с позиций материальных и духовных ценностей; другое дело — посмотреть на земной шар, чтобы увидеть множество государств с различными правопорядками и задать себе вопрос о том, нормы какого государства следует применять.

Классическое международное частное право — это прыжок в неизвестность. Материально-правовые ценности и связанные с ними представления о материально-правовой справедливости должны выйти на сцену только после того, как коллизионная проблема разрешится и судья обратится к выбранному материальному праву. Неважно, что в итоге материальный результат разрешения спора не отражает ценностей, материальных интересов, которые мы стремимся защищать. Например, в ситуации с трансграничным потребительским договором потребителю удобно применять право места жительства, но между тем это право может давать ему меньше правовой защиты, чем право, указанное в договоре. Единственное прямо выраженное исключение в классической теории — оговорка о публичном порядке, согласно которой иностранная правовая норма не применяется, когда последствия ее применения явно противоречат основам правопорядка государства.

Сегодня суды далеко не всегда следуют жестким коллизионным нормам. В МЧП разработан широкий арсенал «корректирующих» инструментов, которые позволяют учесть в том числе материальную справедливость. Спикер процитировал швейцарского коллизиониста Фр. Вишера: «хорошо ориентирующийся в МЧП судья знает, что доктрина предоставляет ему целый арсенал присущих МЧП возможностей для влияния на конечный результат». К подобным корректирующим институтам относятся механизмы обратной отсылки, отсылки к праву третьей страны, предварительного договора, адаптации. Обратная отсылка, в частности, предполагает что коллизионная норма государства отсылает к иностранному правопорядку. Между тем иностранный правопорядок, напротив, отсылает разрешение проблемы обратно — первому государству (подробнее см. «К сведению»).

На современном этапе развития МЧП наблюдается тенденция материализации коллизионного права. МЧП освобождается от безразличия к материальным ценностям и пытается встроить их в свою систему. Как отметил американский коллизионист С. Симеонидес, «…дилемма более не формулируется (а возможно, и никогда не формулировалась) как: следует ли учитывать материальную справедливость наравне с коллизионной справедливостью? Вместо этого стоит вопрос о том, когда, как и в какой степени стремление к материальной справедливости должно предопределять поиск конфликтной справедливости».

Проявление данной тенденции А. Асосков видит, в частности, в появлении различных видов коллизионных норм с множественностью привязок (альтернативных, кумулятивных, субсидиарных и т.п. видов коллизионных норм).

Альтернативные нормы содержат несколько равнозначных и конкурирующих между собой привязок, из которых выберется только та, которая позволяет добиться заданного законодателем желательного материально-правового результата.

Кумулятивные коллизионные нормы также содержат несколько коллизионных привязок. При этом они приводят к наступлению определенного материально-правового результата только в том случае, когда такой результат признается материальным правом всех стран, к которым отсылают кумулятивные привязки.

Субсидиарные привязки именуются «лестницей привязок» или «каскадом привязок». Используются в тех случаях, когда элемент, используемый в первой коллизионной привязке, может отсутствовать в конкретной ситуации, в связи с чем во избежание пробела в коллизионном регулировании необходимо сформулировать субсидиарную (запасную) коллизионную привязку².

В ходе реформы раздела VI «МЧП» ГК РФ в 2013 г. в российское коллизионное право было внедрено множество механизмов, позволяющих учесть материальные ценности и интересы.

Так, например, в соответствии с новой редакцией ст. 1209 ГК РФ форма сделки подчиняется праву страны, подлежащему применению к самой сделке. Однако сделка не может быть признана недействительной вследствие несоблюдения формы, если соблюдены требования права страны места совершения сделки к форме сделки. Совершенная за границей сделка, хотя бы одной из сторон которой выступает лицо, чьим личным законом является российское право, не может быть признана недействительной вследствие несоблюдения формы, если соблюдены требования российского права к форме сделки.

Пункт 4 ст. 1202 ГК РФ предусмотрел, что при снятии корпоративных покровов по выбору кредитора может применяться не личный закон юридического лица, а российское право по месту преимущественного осуществления предпринимательской деятельности псевдоиностранного юридического лица.

Согласно п. 1 ст. 1212 ГК РФ в спорах, возникающих из потребительских договоров, выбор применимого права не лишает потребителя защиты его прав, предоставляемой императивными нормами права страны места жительства потребителя. К спорам об ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товаров, работы или услуги, по выбору потерпевшего применяется либо право страны по месту нахождения продавца или изготовителя; либо право страны места жительства потерпевшего; либо права страны, где был приобретен товар или выполнена работа, оказана услуга (ст. 1221 ГК РФ).

Еще одна заметная тенденция развития МЧП — распространение «гибких» коллизионных норм, которые смещают центр тяжести с законодателя на суды. Судам предоставляется возможность в исключительных случаях отступить от рекомендаций законодателя и самостоятельно найти наиболее справедливое решение. К частным проявлениям данной тенденции можно отнести закрепление наиболее тесной связи как универсальной субсидиарной нормы в п. 2 ст. 1186 ГК РФ: «если невозможно определить право, подлежащее применению, применяется право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано».

Другой показательный пример — предусмотренная ст. 1211 ГК РФ корректирующая оговорка об определении права, применимого к договорным обязательствам: «Если из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела явно вытекает, что договор более тесно связан с правом иной страны, чем та, которая указана в п. 1—8 настоящей статьи, подлежит применению право страны, с которой договор более тесно связан».

Многие страны идут еще дальше и формулируют универсальную корректирующую оговорку для всех коллизионных норм. Так, например, в ст. 15(1) закона Швейцарии 1987 г. об МЧП закреплено, что «в виде исключения право, к которому отсылает настоящий закон, не применяется, когда из совокупности обстоятельств дела очевидно, что дело имеет с этим правом лишь незначительную связь и в то же время имеет гораздо более тесную связь с правом какого-либо другого государства».

В российском законодательстве можно обнаружить также нормы, в рамках которых материально-правовые ценности уже не вуалируются традиционной коллизионной техникой. Так, согласно п. 3 ст. 1202 ГК РФ юридическое лицо не может ссылаться на ограничение полномочий его органа или представителя на совершение сделки, неизвестное праву страны, в которой орган или представитель юридического лица совершил сделку, за исключением случаев, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или должна была знать об указанном ограничении». Как отметил спикер, в данном случае, во-первых, обеспечивается цель поддержания устойчивости гражданского оборота, а во-вторых, явно учитывается добросовестность контрагента.

Особое значение в данном аспекте придается сверхимперативным нормам (нормам непосредственного применения). Данные нормы применяются судом даже в тех случаях, когда коллизионные нормы указывали на действие норм другого правопорядка. Посредством их установления государства стремятся не допустить исключение применения особо важных для них норм, отражающих публичные интересы.

В заключение своего доклада А. Асосков обратил внимание, что МЧП — это полноценный регуляторный механизм, который выполняет не чисто техническую функцию по распределению правоотношений среди разных правопорядков, а сознательно воздействует на трансграничные отношения, ориентируясь не только на традиционные юридико-технические механизмы МЧП, но и соображения материальной справедливости.

К сведению

Теория обратной отсылки была «изобретена» французским судом при рассмотрении знаменитого дела Форго 1878 года. Внебрачный сын баварского подданного, имевший формальный домицилий по происхождению (сегодня мы бы сказали — гражданство) в Баварии, но фактически проживавший во Франции, оставил после своей смерти счета во французском банке. Баварские родственники по линии отца предъявили свои претензии в отношении этого имущества. По французскому коллизионному праву вопросы наследования движимого имущества в то время решались на основании закона домицилия по происхождению (то есть в данном случае отсылали к баварскому праву, которое разрешало наследование родственников по линии отца после внебрачных детей). Французскому суду явно не нравился этот материально-правовой результат. Он отыскал в баварском МЧП коллизионную норму, согласно которой вопросы наследования движимого имущества решались на основании закона последнего фактического места жительства умершего (то есть отсылали назад к французскому праву, которое не допускало к наследованию родственников по линии отца и предписывало в этой ситуации передавать выморочное имущество во французскую казну). Французский суд принял обратную отсылку со стороны баварского коллизионного права и отказал баварским родственникам в иске.