Вопросов больше, чем ответов

Впервые фальсификация доказательств как самостоятельный вид преступления появилась в 1996 году с принятием Уголовного кодекса РФ. В уголовном законодательстве советского периода аналогичных норм не было. Отсутствие долгие годы ответственности за данное преступление привело к многочисленным дискуссиям, вопросам и к противоречивости судебной практики.

Две позиции

Один из теоретических вопросов применения ст. 303 УК РФ, устанавливающей уголовную ответственность за фальсификацию доказательств и результатов оперативно-разыскной деятельности, требует определения, может ли фальсификация быть совершена в форме бездействия или же это только активная форма поведения.

Сторонники первой позиции полагают, что это возможно для специального субъекта. Ю.А. Цветков, например, считает, что для привлечения к уголовной ответственности за фальсификацию доказательств, выразившуюся в форме бездействия, необходимо, чтобы собирание доказательств вытекало из установленных законом обязанностей конкретного лица. Такими специальными субъектами в соответствии со ст. 86 УПК РФ могут выступать дознаватель, следователь, прокурор и суд. Поэтому следователь, умышленно уклоняющийся от фиксации доказательств, в частности не отражающий в протоколе осмотра места происшествия какие-либо значимые следы преступления, тем самым фальсифицирует их постольку, поскольку вышедший из-под его пера протокол искажает подлинную картину происшествия и препятствует установлению истины. Защитник же или представитель и иные лица, которые не несут обязанности собирать доказательства, отвечать за умолчание не будут¹.

По мнению сторонников другой позиции (Л.В. Лобановой, А.П. Рожнова, А.В. Синельникова), формулировка объективной стороны составов преступления, предусмотренных ст. 303 УК РФ, предполагает совершение уголовно наказуемого деяния только путем действий². Хотя они также признают, что фактически процессу установления истины в рамках уголовного судопроизводства может воспрепятствовать не только активное поведение должностных лиц уполномоченных органов, но и их противоправное бездействие, выраженное в уклонении от исполнения возложенных на них обязанностей по выявлению и фиксации следов преступления, процессуальному оформлению обнаруженных доказательств, приобщению их к материалам уголовного дела³. Свою позицию ученые строят на грамматическом толковании рассматриваемого понятия. Словари определяют фальсификацию (лат. falsificare – подделывать) как подделывание чего-либо, искажение, подмену чего-либо подлинного ложным, мнимым⁴. В словаре логики вообще указано, что само слово «фальсификация» образовано из двух латинских: falsus — ложный и facio – делаю⁵. Следовательно, наличие именно действия определено уже грамматической структурой рассматриваемого термина.

Можно констатировать не только то, что фальсификация может быть совершена путем неактивного поведения, но и то, что бездействие для рассматриваемого преступления является более общественно опасной формой. Прежде всего потому, что в данном случае предполается наличие специального субъекта. Кроме того, совершенная в форме бездействия фальсификация считается более латентным преступлением. Например, определить то, что представленный в ходе судебного производства документ подделан, возможно посредством проведения технико-криминалистического либо почерковедческого исследования. Фальсификацию же, выразившуюся в отсутствии фиксации доказательств, выявить гораздо сложнее. Однако буквальное толкование ст. 303 УК РФ позволяет сделать вывод, что данное преступление не может быть совершено в форме бездействия.

Мнение ВС РФ

Данная позиция была подтверждена и практикой ВС РФ (кассационные определения Судебной коллегии Верховного Суда РФ по уголовным делам от 19.07.2006 по делу № 87-о06-18; от 27.03.2007 № 30-О07-6).

Кроме того, Президиум ВС РФ в Обзоре судебной практики ВС РФ № 4 (2016), утвержденном 20.12.2016, четко указал, что «по смыслу ст. 303 УК РФ под фальсификацией доказательств понимается искусственное создание или уничтожение доказательств в пользу обвиняемого или потерпевшего. Такими действиями могут быть признаны уничтожение или сокрытие улик, предъявление ложных вещественных доказательств».

Таким образом, ВС РФ неоднократно категорично определил, что фальсификация может быть действием, направленным как на создание ложного доказательства, так и на уничтожение существующего.

Ученые спорят

Тем не менее в научных кругах дискуссия по этому поводу не утихает.

Ученые Волгоградского государственного университета, например, считают позицию, изложенную в Обзоре кассационной практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации за 2006 год, расширительным судебным толкованием, граничащим с аналогией уголовного закона. По их мнению, таким образом нельзя устранить существующий пробел законодательства, который может быть восполнен только в результате изменения самого текста ст. 303 УК РФ⁶.

Кроме того, до недавнего времени ст. 303 своей диспозицией не охватывала фальсификацию доказательств по делам об административных правонарушениях. В научной литературе достаточно давно говорилось, как минимум, о непоследовательности такого подхода законодателя⁷.

Действительно, как указывает В.В. Вишняков, понятия «гражданское дело», «административное дело», «уголовное дело» и «конституционное дело» имеют собственное содержание, их объемы не пересекаются. Понятие «дело об административном правонарушении» является частью понятия «административное дело», оно не охватывается понятием «гражданское дело», используется действующим законодательством наряду с ним⁸. В связи с этим фальсификация доказательств по конституционным делам и по делам об административных правонарушениях до недавнего времени не могла быть квалифицирована по ст. 303 УК РФ.

С принятием Федерального закона от 17.04.2017 № 71-ФЗ «О внесении изменений в статью 303 Уголовного кодекса Российской Федерации» данный пробел в отношении дел об административных правонарушениях был устранен.

Это можно признать действительно положительным фактом. Хотя отчасти такое решение законодателя является полумерой, поскольку формулировка указанной нормы по-прежнему не учитывает позиции, сложившиеся в судебной практике. Приходится констатировать, что в нынешнем виде ст. 303 УК РФ предполагает больше вопросов, чем ответов, устранить которые возможно только в ходе правотворческого процесса.