В каких случаях суды обращаются к принципу добросовестности? Чем опасна его экспансия в судебной практике? С какими проблемами столкнулись банки после реформы ГК РФ? Как и в каких случаях стороны обходят запрет на недобросовестное ведение переговоров? Каким образом законодатель должен защитить добросовестных приобретателей и обеспечить достоверность реестров?
Принцип добросовестности является одной из вечных проблем гражданского права. Ему посвящено множество научных трудов, статей, монографий. Между тем до сих пор с пониманием этого принципа связано существенное число сложных вопросов. Что понимать под добросовестностью? Как соотносится запрет на злоупотребление правом со специальными нормами гражданского законодательства?
С 2012 г. требование добросовестного осуществления прав и исполнения обязанностей было закреплено в качестве основного принципа гражданского права (ст. 1 ГК РФ). В последующие годы был внесен ряд изменений в отдельные нормы и институты, отсылающие в том или ином виде к данному принципу (ст. 434.1, 167 ГК РФ и др.). В судебной практике также наблюдается экспансия данного принципа.
При таких обстоятельствах не удивительно, что один из центральных круглых столов, проведенных в рамках VII Санкт-Петербургского международного юридического форума 2017 г., был посвящен принципу добросовестности в гражданском праве. Мероприятие посетил и эксперт «ЭЖ».
Содержание принципа добросовестности: постановка проблемы
Наталия Рассказова, и.о. декана, заведующая кафедрой гражданского права юридического факультета СпбГУ, отметила, что для целей правоприменения понятие добросовестности не имеет содержания, отличного от правового. Защита добросовестности — это не защита нравственного идеала, а защита доверия в обороте. Применение принципа добросовестности должно быть основано на объективных стандартах. Это утверждение касается и так называемой субъективной добросовестности («не знал и не должен был знать»). Отсутствие единых правил добросовестности опасно для общества.
Людмила Новоселова, председатель Суда по интеллектуальным правам РФ, заведующая кафедрой интеллектуальных прав Университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА), отметила, что изначально принцип добросовестности являлся запасным институтом, который осуществлялся в форме отказа в защите прав. Его применение на практике было довольно редким. На основе норм о добросовестности суды выявляли типовые ситуации, которые требовали правового регулирования. Например, давно было признано право участников рынка на конкуренцию. Предприниматели часто выходили за пределы осуществления этого права. В судебной практике были выявлены наиболее часто встречающиеся в данной сфере ненадлежащие правореализационные практики. И в конечном итоге законодатель закрепил их в жестких нормах конкурентного законодательства в качестве конкретных нарушений.
С течением времени установленный в ст. 10 ГК РФ запрет на злоупотребление правом превратился в генеральный деликт. Было дано определение недобросовестного поведения. Общее последствие злоупотребления правом — отказ в защите — было дополнено вполне конкретной санкцией — возмещением убытков. На практике это привело к тому, что доводы со ссылкой на ст. 10 ГК РФ можно встретить практически в каждом втором судебном деле, в особенности в тех случаях, когда требование заявляется незадолго до истечения срока исковой давности. При этом судебные акты, опирающиеся на ст. 10 ГК РФ, зачастую недостаточно обоснованы. В частности, суды не указывают, какое же поведение в данной ситуации являлось бы добросовестным, в чем состоит дефект оспариваемых действий стороны. По мнению спикера, одним из критериев добросовестности могла бы являться невозможность осуществления права иным образом.
Вторая проблема судебной практики заключается в том, что ссылки на ст. 10 ГК РФ используются вместо, а не наряду со ссылками на материальное право. Тонкая работа законодателя сводится на нет, суды уходят от правильной квалификации действий.
Наконец, очень актуальной проблемой становится отсутствие отраслевых стандартов или кодексов добросовестного, этичного поведения. Подобные акты могут быть источниками знания о том, какое именно поведение является добросовестным. Оптимально, если такие стандарты будут разработаны каждой отраслью самостоятельно, а не направлены сверху регулятором.
Отвечая на вопрос из зала о том, как можно противостоять в суде «фактической девальвации ст. 10 ГК РФ», спикер отметила, что эффективной мерой могло бы являться оспаривание судебного акта по мотиву его необоснованности, поскольку именно надлежащее обоснование является слабым местом складывающейся судебной практики по ст. 10 ГК РФ.
Несколько иное отношение к ст. 10 ГК РФ выразил министр юстиции РФ Александр Коновалов. Он высказался в пользу появления элементов дополнительной казуистичности в определении понятия «объективная добросовестность». Выработкой критериев объективной добросовестности, по его мнению, должны заниматься именно суды. В законе невозможно прописать все гипотетические ситуации. Неспособно сделать это и какое-либо сообщество, суженное до корпоративных групп. Все упирается в вопрос доверия к судам. Если мы не доверяем судам, то нам ни принцип добросовестности не поможет, ни максимально казуистичное законодательство, ни что бы то ни было еще. При этом определение судами критериев добросовестного поведения не стоит квалифицировать как делегированное законотворчество — это создание образцов добросовестного поведения.
Принцип добросовестности в банковской сфере
В 2015 г. в ГК РФ закрепление получила новая ст. 434.1, установившая правила ведения переговоров о заключении договора. Согласно п. 2 данной статьи при вступлении в переговоры о заключении договора, в ходе их проведения и по их завершении стороны обязаны действовать добросовестно. При этом законодатель закрепил ряд примеров недобросовестной практики:
-
вступление в переговоры о заключении договора или их продолжение при заведомом отсутствии намерения достичь соглашения с другой стороной;
-
предоставление стороне неполной или недостоверной информации, в том числе умолчание об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны;
-
внезапное и неоправданное прекращение переговоров о заключении договора при таких обстоятельствах, при которых другая сторона переговоров не могла разумно этого ожидать.
Введение данных норм, по словам Алексея Чичканова, исполнительного вице-президента АО «Газпромбанк», заставило банковских сотрудников намного более ответственно подходить к ведению переговоров с контрагентами: «Мы, как практики, которые очень часто по многим комплексным сделкам занимаются сложными многогодовыми переговорами, сразу почувствовали на себе, насколько высокая ответственность связана с нашей деятельностью».
С введением ответственности за недобросовестные переговоры возник ряд практических вопросов. Так, для Газпромбанка как участника крупных инвестиционных проектов актуальной проблемой является соблюдение требования добросовестности при заключении концессионных соглашений. Федеральный закон от 21.07.2005 № 115-ФЗ «О концессионных соглашениях» отдельно выделяет стадию переговоров в рамках процесса заключения концессионного соглашения (п. 1.1. ст. 36). Банки начинают присматриваться, что приемлемо, а что нет при ведении таких переговоров.
Представим распространенную на практике ситуацию. Победитель конкурса на заключение концессионного соглашения уже выбран. С ним обсуждаются условия концессии. Концедент — государственный орган субъекта РФ — ожидает, что концессионер построит важный инфраструктурный объект: мост, туннель, больницу и т. п. При этом он берется за концессию в расчете на субсидию из федерального бюджета — данная сумма может составлять 30—70% от всего предполагаемого финансирования проекта. При этом принятие решения о выделении подобных средств из федерального бюджета — достаточно длительный процесс, в связи с чем многие региональные власти проводят конкурс и выбирают победителя еще до получения субсидии. Соответственно, переговоры начинаются еще до того, как станет точно известно, получит ли субъект федеральную поддержку и будет ли в принципе реализовываться проект. Получается, что регион может отказаться от соглашения, на обсуждение которого были потрачены месяцы и даже годы. Являлись ли в таком случае переговоры недобросовестными?
Другая ситуация — синдицированное банковское кредитование. Основным признаком синдицированного кредита является совместное предоставление кредита несколькими банками под единый проект. Данный механизм позволяет банкам распределить между собой риски, связанные с инвестированием в проект. На практике возможна ситуация, когда банк вступает со своими контрагентами в переговоры о создании синдиката. Между тем он изначально нацелен на единоличное участие в проекте. Переговоры он ведет лишь с тем, чтобы обойти все остальные банки. Раньше никто не задумывался о правомерности подобной практики. Считалось, что в таком случае речь идет о свободной конкуренции. Сейчас же ст. 434.1 ГК РФ прямо назвала ведение переговоров без цели заключения договора недобросовестным.
Таким образом, следует констатировать, что концепция добросовестности постепенно вторгается в те сферы, которые раньше обходились без нее. В ответ на это банки сейчас активно разрабатывают стандарты добросовестности при ведении переговоров.
Добросовестность, достоверность реестров и виндикация
В соответствии со ст. 302 ГК РФ приобретатель вещи получает защиту от притязаний собственника на данную вещь, если он не знал и не должен был знать, что приобретает вещь от неуправомоченного отчуждателя. Речь в данном случае идет о так называемой субъективной добросовестности.
Данный принцип получил свое развитие в п. 2 ст. 51 ГК РФ, согласно которому лицо, добросовестно полагающееся на данные единого государственного реестра юридических лиц, вправе исходить из того, что они соответствуют действительным обстоятельствам. А также в п. 6 ст. 8.1 ГК РФ, в соответствии с которым лицо, указанное в государственном реестре в качестве правообладателя, признается таковым, пока в установленном законом порядке в реестр не внесена запись об ином. При возникновении спора в отношении зарегистрированного права лицо, которое знало или должно было знать о недостоверности данных государственного реестра, не вправе ссылаться на соответствующие данные. Речь в данных нормах идет о достоверности реестров.
Как отметил Денис Новак, заместитель директора департамента экономического законодательства Министерства юстиции РФ, подобные принципы направлены на обеспечение доверия в хозяйственном обороте. Они обладают существенным значением для судебной практики. Так, Пленум Верховного суда РФ в постановлении от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» даже усилил принцип достоверности ЕГРЮЛ. Как было установлено в п. 22 постановления Пленума Верховного суда РФ от 23.06.2015 № 25, юридическое лицо не вправе в отношениях с лицом, добросовестно полагавшимся на данные ЕГРЮЛ, ссылаться на данные, не включенные в указанный реестр, а также на недостоверность данных, содержащихся в нем. Таким образом, третье лицо (контрагент юридического лица) не обязано проверять учредительные документы юридического лица с целью выявления ограничений или разграничения полномочий единоличного исполнительного органа, ему достаточно посмотреть выписку из ЕГРЮЛ.
С субъективной добросовестностью, между тем, по словам спикера, связана одна серьезная опасность. Добросовестным признается лицо, которое не только не знало, но и не должно было знать. Для оценки последнего обстоятельства нельзя обойтись без объективного стандарта. Это уже не вопрос факта: знало/не знало. Речь идет о проникновении объективной добросовестности в субъективную. Суд должен определить, какое поведение в аналогичных ситуациях ожидается от участника оборота. Если мы будем предъявлять к субъектам достаточно жесткие требования, это приведет к тому, что субъективная добросовестность и публичность реестра перестанут работать.
Особенно актуальна данная проблема для приобретателей квартир. В развитых правопорядках действует принцип бесповоротности, основанной на данных реестра сделки. Субъект покупает квартиру у лица, указанного в реестре в качестве собственника, и не переживает — квартиру никто не отберет. У нас, между тем, правила о достоверности реестра накладываются на положения ст. 302 ГК РФ. В данной статье, во-первых, закреплено существенное изъятие из правил о защите добросовестного приобретателя — они не применяются, если имущество выбыло помимо воли правообладателя. В таком случае никакая добросовестность приобретателя не спасет. Примечательно, что в Германии нормы о виндикации в принципе не применяются к имуществу, зарегистрированному в реестре. Во-вторых, в ст. 302 ГК РФ установлено, что добросовестный приобретатель не должен был знать о неуправомоченности отчуждателя.
Переход к бесповоротности записи в реестре в России не может быть быстрым. Мы можем пойти на этот шаг только после того, как будет установлена система всесторонней проверки сделки. Добросовестному приобретателю противопоставлен собственник, интересы которого должны также учитываться. По мнению спикера, ситуацию разрешит переложение рисков с собственника на лицо, осуществляющее проверку сделки, — нотариуса. Именно нотариус должен проверять основания, по которым к продавцу перешла квартира; не были ли зарегистрированы в жилье лица, пребывающие в местах лишения свободы, и т. п. При этом на него должна быть возложена полная ответственность за убытки, причиненные собственнику сделкой купли-продажи. Для начала бесповоротность реестра можно предусмотреть только для тех, кто добровольно обратился к нотариусу за удостоверением сделки. Обязательное нотариальное удостоверение сделки можно не вводить.
Здесь, однако, возникает еще одна проблема. Нотариус может проверить лишь последнюю (максимум — ей предшествующую) сделку. Если имущество перепродавалось пять-шесть раз, он не сможет дать заключение по поводу чистоты всех сделок. Таким образом, бесповоротность реестра будет касаться прежде всего новых объектов, в отношении которых была совершена только первая сделка купли-продажи. Что касается всех остальных объектов (вторичного жилого фонда), то тут ситуацию может решить применение предельного срока исковой давности — десять лет. Как гласит п. 2 ст. 196 ГК РФ, срок исковой давности не может превышать десять лет со дня нарушения права, для защиты которого этот срок установлен. Здесь, однако, важно учитывать правовую позицию Конституционного суда РФ, сформулированную в постановлении от 15.02.2016 года № 3-П, в соответствии с которой предусмотренные п. 1 ст. 181, п. 2 ст. 196 и п. 2 ст. 200 ГК РФ (в редакции Федерального закона от 07.05.2013 № 100-ФЗ) сроки начинают течь не ранее 1 сентября 2013 г. Установленное п. 2 ст. 196 ГК РФ правило начнет применяться только с 2023 г.
Таким образом, следует признать, что до полноценного принципа достоверности реестров российскому гражданскому праву предстоит пройти длинный путь. Помимо всего отмеченного выше потребуется принять новые стандарты нотариальной деятельности, устанавливающие процедуру проверки сделки. Между тем подобная реформа необходима. Гражданин, который полагался на данные реестра, не должен страдать.
Комментарий
Майкл Свейнстон,барристер Brick Court Chambers
Добросовестность в английском праве
Разработка общего гражданско-правового принципа добросовестности нежелательна. Данное требование может касаться лишь конкретных субъективных прав, например в договорной сфере. Его содержание и конкретные критерии должны устанавливаться применительно к конкретным правоотношениям, а не абстрактно. Нельзя урегулировать добросовестность, справедливость саму по себе.
Считается, что в английском праве понятие добросовестности не применяется. Это не совсем так. В системе общего права добросовестное поведение раскрывается с позиции принципа справедливости. Одним из воплощений данного принципа является доктрина «эстоппель». В силу нее субъект лишается возможности отрицать или утверждать определенный факт ввиду его собственного предшествующего поведения, утверждения или отрицания, на которые полагалась и сообразно с которыми действовала другая сторона. Например, контрагент принял исполнение по договору, после чего, когда настал момент расплачиваться, заявил о недействительности или незаключенности сделки. Либо патентообладатель убедил иного участника рынка, что не будет предъявлять к нему иск о нарушении исключительного права. А в последующем обратился в суд с требованием о запрете на использование объекта и взыскании убытков.
Проведенный компанией Clifford Chance LLP опрос клиентов показал, что подавляющее большинство выбирают английское право (34%), за французское и немецкое право проголосовали 11% и 3% соответственно. Это объясняется достаточно просто. Французское и немецкое право дают нарушителю, как правило, еще один шанс: просрочка платежа служит основанием к расторжению договора, только если она повлекла невосполнимые потери кредитору. В рамках английского права, как только сторона нарушает свое обязательство, контракт прекращается. Это целесообразно с точки зрения рынка.