2017 г., несомненно, войдет в историю российской юриспруденции как год, заметно обогативший судебную практику. В декабре в Москве прошла ежегодная конференция «Лучшие судебные практики», организованная газетой «Ведомости». Конечно, все громкие судебные споры, случившиеся в прошлом году, даже в рамках такого масштабного мероприятия обсудить было невозможно, но все же ряд знаковых дел стал предметом обсуждения экспертов. Два из них, наиболее резонансных, мы и рассмотрим, хотя говорить о том, что в них поставлена точка, еще рано.
Безусловно, самым заметным арбитражным процессом ушедшего года стало противостояние нефтяной компании «Роснефть» и акционерной финансовой корпорации «Система» в корпоративном конфликте вокруг АНК «Башнефть».
НК «Роснефть» vs. АФК «Система»
В профессиональном юридическом сообществе дискуссия по поводу иска на сумму более чем 170 млрд руб. развернулась нешуточная. Причем и у сторонников истца, и у сочувствующих ответчику нашлись свои аргументы. Напомним вкратце суть спора.
Суть конфликта
В 2014 г. арбитражный суд удовлетворил иск об истребовании в пользу РФ акций АНК «Башнефть», принадлежавших АФК «Система» и АО «Система-Инвест». Основание — выявленные нарушения в ходе приватизации, повлекшие недействительность последующих сделок по отчуждению акций АНК «Башнефть». В 2016 г. НК «Роснефть» приобрела у Росимущества 50,8% акций АНК «Башнефть». В процессе аудита были выявлены факты причинения убытков АНК «Башнефть» из-за реогранизации общества в период с 2010 по 2014 гг. НК «Роснефть» и АНК «Башнефть» посчитали, что ответственность за причинение убытков несут АФК «Система» и АО «Система-Инвест», и обратились с иском о взыскании с них 170,6 млрд руб. В августе 2017 г. Арбитражный суд Башкортостана удовлетворил иск частично, взыскав с ответчиков солидарно убытки в размере 136,2 млрд руб. (постановление 18ААС №18АП-9515/2017 по делу №А07-14085/2017).
Давно озвучены и понятны доводы сторон.
Позиция истцов:
1. Ответчики осознавали риски истребования акций в пользу законного владельца и под видом реорганизации совершили действия, направленные на вывод активов АНК «Башнефть».
2. Из-за реорганизации АНК «Башнефть» лишилась активов — акций АО «Система-Инвест» и права на возврат крупного займа с процентами без соразмерного встречного предоставления. Ответчики, в свою очередь, сохранили контроль над АНК «Башнефть», получили 100% акций АО «Система-Инвест», освободились от долга по займу перед АНК «Башнефть».
3. Реорганизация не была обычной корпоративной процедурой, соответствующей рыночной практике, а представляла собой намеренные действия по выводу активов компании.
Позиция ответчиков:
1. Реорганизация АНК «Башнефть» была необходима для IPO, соответствовала закону и была экономически целесообразна. В результате устранения перекрестной корпоративной структуры акции АНК «Башнефть» выросли в цене.
2. АНК «Башнефть» взамен принадлежавших ей активов получила соразмерное по стоимости встречное предоставление — собственные акции. Последующее погашение АНК «Башнефть» собственных акций убытков не образует.
3. На момент принятия решения о реорганизации результаты приватизации не были кем-либо оспорены, поэтому ответчики не знали и не могли знать о незаконности владения акциями АНК «Башнефть», то есть действовали добросовестно.
4. Срок исковой давности истцами пропущен.
На конференции в перипетиях этого дела разбирался Алексей Карпенко, старший партнер Адвокатского бюро Forward Legal. Он же попытался оценить, какое влияние исход этого дела может иметь на российскую корпоративную и судебную практику.
«Дело очень многогранное — большое количество обстоятельств, большое количество томов, экспертиз, мнений очень уважаемых юристов, которые разделились на два лагеря. Многие авторитетные коллеги писали правовые заключения в поддержку той или другой стороны, — начал свое выступление А. Карпенко. — Первоначально, до того, как иск был подан, и до того, как стали раскрываться детали, я занимал позицию в пользу АФК „Система“, и мне казалось, что иск является абсолютно абсурдным. Однако после того, как ознакомился с материалами, которые были опубликованы, я ставлю под сомнение ряд положений в позиции АФК „Система“».
Спикер предложил задуматься над четырьмя ключевыми вопросами, которые встали перед судом в ходе разбирательства. Не секрет, что суды любят простые доказательства, и в любом случае, кто бы ни выиграл в текущей конфигурации, целый ряд корпоративных постулатов, которые до этого существовали в России и были устоявшимися, могут быть поставлены под серьезные сомнения. Или, по крайней мере, будут вызывать большое количество споров.
Вопрос 1. Может ли акционер, купивший компанию, требовать взыскания убытков за решения, принятые прошлым акционером?
Отвечая на этот вопрос, нелишним будет вспомнить, что в данном случае «Роснефть» покупала эти акции не непосредственно у АФК «Система». Она покупала их у государства, которое получило эти акции в результате победы в судебном споре. При этом, напомним, речь идет о мажоритарном пакете — 50% плюс одна акция. Российское законодательство (Гражданский кодекс и Закон об акционерных обществах) говорит, что миноритарий с иском о взыскании убытков обратиться может. Но может ли это сделать мажоритарный акционер?
Проблема, с точки зрения А. Карпенко, заключается в следующем. Не секрет, что когда при покупке компании одна сторона ведет переговоры с другой, проводится так называемый due diligence. В результате этой процедуры выявляются либо не выявляются определенные риски. Причем на случай невыявленных рисков даются соответствующие гарантии и заверения. В соглашениях о покупке бизнеса предусматриваются определенные нормы, связанные со скрытыми угрозами возникновения рисков, заложенных действиями предыдущего менеджмента компании: описывается процедура урегулирования и возмещения возможных убытков. И тут впору задаться вопросом: кто несет ответственность в конкретном случае? Компания «Роснефть» купила данный пакет акций у Росимущества. Притом что все обстоятельства реорганизации «Башнефти» были к тому времени раскрыты, все цифры обнародованы. Четыре инвестбанка плюс само Росимущество дали положительную оценку тому эффекту, который имела реорганизация АНК «Башнефть». Разве не сама «Роснефть» как приобретатель должна нести риски в таком случае? Разве она не несет риск того, что она купила некий актив, имея возможность изучить абсолютно все обстоятельства абсолютно всех корпоративных действий, решений и отчуждений, которые предшествовали сделке? Ведь все они носили публичный характер. Почему суд встает на защиту такого приобретателя?
Суд, по мнению А. Карпенко, подошел к ответу на этот вопрос сугубо формально. Он указал, что, если ответчик был недобросовестным держателем акций, то должен был знать, что причиняет ущерб покупателю, и именно поэтому новый акционер может взыскивать с него убытки. Надо сказать, что в аргументации суда нет выстроенной логики и какого-либо внятного разъяснения, которое можно будет использовать, если кто-либо захочет сослаться на эту позицию в последующих корпоративных спорах и подобного рода делах.
По мнению спикера, это очень опасно. Это означает, что, например, независимо от содержания соглашений, которые заключаются при покупке бизнеса, от независимых оценок, аудиторских заключений, у приобретателя всегда останется возможность, сославшись на позицию суда в рассматриваемом деле, пойти и сказать: «А я не нашел этот риск, вот когда стал акционером, зашел в компанию, он выявился; давайте я взыщу убытки».
«На мой взгляд, данная позиция вредна. Риск должен нести приобретатель», — заключил А. Карпенко.
Вопрос 2. Мог ли суд оценивать экономическую целесообразность бизнес-решения, если реорганизация была проведена в соответствии с законом?
Выступающий особо отметил: суд сделал именно это — оценивал экономическую целесообразность бизнес-процессов. При этом логика суда весьма своеобразна.
Если вы недобросовестный акционер (а почему-то все считают АФК «Система» недобросовестным акционером), то вы отвечаете за любые убытки, последовавшие в результате какого-либо вашего решения,— удивляется А. Карпенко. — То есть принцип разумного предпринимательского риска, принцип добросовестности к вам неприменим. Любой поступок, повлекший корпоративный убыток, влечет для вас ответственность.
С точки зрения корпоративной и судебной практики это крайне опасное решение. Неоднократно высказывались и Высший арбитражный суд, и Верховный суд, и даже Конституционный суд по поводу того, что оценка экономической целесообразности в корпоративных отношениях — не дело судов. И в данном случае рассматриваемое дело открывает еще одну опасную дверь — когда суды будут по непонятным никому критериям и лекалам оценивать, насколько целесообразно или нецелесообразно действовали акционеры.
Спикер напомнил, что помимо всего прочего суд «так и не удосужился» сформулировать и объяснить, каким образом он считал убыток: «Причинно-следственные связи так и не установлены, накидан определенный набор аргументов со стороны „Роснефти“, но ничего внятного, с точки зрения российского гражданского законодательства. Независимо от того, чем в итоге разрешится это дело в вышестоящих инстанциях, я надеюсь, что хотя бы в этой части оно будет скорректировано».
Вопрос 3. Как нужно было исчислять срок исковой давности?
А вот в вопросе о сроках исковой давности А. Карпенко занял позицию истца: «На самом деле вопрос достаточно любопытный, и в данном случае я согласен с доводами „Роснефти‟. АФК „Система‟ настаивает на том, что трехлетний срок нужно было отсчитывать от момента, когда было объявлено о реорганизации или о ее завершении. Позиция же „Роснефти‟ заключается в следующем: мы имеем право заявлять иск тогда, когда узнали о нарушениях (а узнали мы, когда приобрели компанию), или, в крайнем случае, когда Росимущество узнало. Росимущество выиграло дело в первой инстанции в декабре 2014 г., то есть срок давности на момент подачи иска не истек. Там тоже битва известных теоретиков с двух сторон, но в данном случае, несмотря на странность позиции „Роснефти‟ в целом по делу, я бы ее поддержал».
Вопрос 4. Правомерно ли взыскание убытков с курсовой разницы?
Решение суда в этой части спикер прокомментировал довольно жестко. Логика суда выглядит следующим образом. «Башнефть», будучи нефтяной компанией, много оперирует в валюте. И поэтому те деньги, которые взыскиваются сегодня как убытки, остались в компании, а могли бы быть конвертированы в валюту. А поскольку они не были конвертированы, из-за скачка стоимости доллара с 35 до 60 руб., компания «Башнефть» понесла убытки в размере курсовой разницы. Это решение — просто катастрофа, потому что, по крайней мере, те бизнесы, у которых огромные обороты в валюте, могут «играть» этим аргументом в любую сторону. Что делала бы «Башнефть» с денежными средствами, которые на тот момент были даже не денежными средствами, а активом компании (а именно акциями), не известно никому. Изменение курса доллара никак не связано с действиями АФК «Система». Спикер выразил надежду, что в судах вышестоящих инстанций это решение также будет поправлено: «В противном случае я всем советую очень внимательно изучить эту часть судебного решения в интересах своих работодателей или в интересах своих клиентов».
Для справки
Арбитражный суд Республики Башкортостан 26 декабря утвердил мировое соглашение между АФК «Система» и АО «Роснефть» (Определение по делу №А07-14085/17).
По условиям соглашения, ответчики обязуются возместить АНК «Башнефть» причиненные убытки в размере 100 млрд руб. 80 млрд руб. выплатит АФК «Система», а еще 20 млрд руб. — АО «Система-Инвест». Исполнение мирового соглашения разделено на несколько этапов.
Первый этап уже пройден. АО «Система-Инвест» перечислила 20 млрд руб. на счет НК «Башнефть».
Второй этап предусматривает, что до 28 февраля 2018 г. АФК «Система» должна выплатить АНК «Башнефть» еще 40 млрд руб.
Завершающей стадией исполнения мирового соглашения станет выплата АФК «Система» 40 млрд руб. в срок до 30 марта 2018 г.
Обязательства «Системы» будут считаться исполненными с момента зачисления на счет «Башнефти» последнего транша.
«Татнефть» vs. Украина
Спор между «Татнефтью» и Украиной начался еще в 2008 г. — российская компания обвинила Украину в нарушении двустороннего соглашения с Россией о защите инвестиций.
Суть конфликта
Претензии возникли из-за того, что российская сторона утратила контроль над компанией «Укртатнафта», в уставный капитал которой Татарстан вложил денежные средства и передал акции нескольких компаний. Фактическое прекращение участия произошло вследствие ряда решений украинских судов, после чего «Татнефть», а также близкие к ней компании и Минимущество Татарстана лишились 55% акций.
Дело слушалось арбитражем ad hoc, решение по нему было вынесено 29 июля 2014 г. в Париже и обязало Украину выплатить 144 млн долларов в пользу «Татнефти».
Теперь нефтекомпания пытается принудительно исполнить его в России, США и Великобритании. 27 июня заявление «Татнефти» рассматривал Арбитражный суд Москвы, который прекратил производство по делу. Суд указал, что нефтекомпания не представила доказательств использования принадлежащих Украине зданий для недипломатических функций, а потому здание на улице Арбат не может учитываться при определении эффективной юрисдикции суда, так как находится под иммунитетом. Также суд счел, что Украина не отказалась от судебного иммунитета в отношении этого спора. «Татнефть» обратилась в кассацию, которая решение первой инстанции отменила, направив спор на новое рассмотрение. В кассационном постановлении говорится, что Украина является участником Конвенции о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений, а также подписала международное правовое соглашение с Россией о поощрении и взаимной защите инвестиций, а потому согласилась на обязательный характер решения арбитража и компетенцию российских судов. Кроме того, кассация подчеркнула, что критерий «эффективной юрисдикции» в целях признания решения в РФ отсутствует в законодательстве, а потому не должен приниматься во внимание.
На конференции был рассмотрен один из аспектов этого дела — вопрос о такой арбитражной оговорке, как юрисдикционный иммунитет.
Олег Колотилов, партнер фирмы «Кульков, Колотилов и партнеры», представляющий в суде Украину, заявил два ходатайства о прекращении производства по разным основаниям. Первое из них касалось наличия иммунитета у Украины, второе — отсутствия эффективной юрисдикции суда. Аргументы заключались в том, что Украина как государство не отказывалась от своего судебного иммунитета, не давая ни прямого, ни косвенного согласия на рассмотрение спора в российском суде. Явное согласие должно даваться в каждом конкретном споре, согласно ст. 256.7 Арбитражного процессуального кодекса РФ.
«Арбитраж Московского округа из достаточно несложной структуры арбитражной оговорки сделал далеко идущие, многозначительные выводы, — считает О. Колотилов. — Он пришел к выводу, что на самом деле эта арбитражная оговорка включает в себя не только согласие на разрешение спора тремя физическими лицами (арбитрами), но она также включает в себя согласие государства на то, чтобы заявление о признании и приведении арбитражного решения в исполнение рассматривалось в любом из государств мира». Таким образом, О. Колотилов выразил несогласие с рассмотрением данного дела российским судом, что нарушает принцип международного права par in parem non habet imperium («равный над равными власти не имеет»).
Противники же данной позиции озвучили в ходе конференции иной подход. Важно в этом деле то, что суд сделал вывод об отсутствии у Украины иммунитета в процессе по признанию решения иностранного арбитража, поскольку она изначально согласилась через договор о защите инвестиций на участие в самом арбитраже. Из этого, по логике суда, следует, что таким образом Украина выразила согласие на участие во всех разбирательствах, которые вытекают из участия в арбитраже.
P.S. О тонкостях и подводных камнях, которые надо учитывать при заключении пророгационного соглашения читайте материал на с. 08—09.