В соответствии со статистическими данными Единого федерального реестра сведений о банкротстве (fedresurs.ru) доля удовлетворения требований кредиторов в рамках банкротства юридических лиц в январе — сентябре 2019 г. по сравнению с тем же периодом 2018 г. снизилась с 6,3% до 4,7%. Вероятность полного погашения долгов за счет имущества должника продолжает снижаться, и кредиторы стараются использовать новые механизмы взыскания задолженности. Один из возможных вариантов — предъявление требований к более широкому кругу лиц. В такой ситуации институт субсидиарной ответственности, предусмотренный Федеральным законом от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве), остается одним из немногих работающих инструментов взыскания задолженности. Попробуем разобраться, насколько действие этого инструмента распространяется на наследников контролирующих должника лиц.
Чтобы уяснить сущность переноса субсидиарной ответственности с контролирующего должника лица на его наследников, следует определиться с правовой природой субсидиарной ответственности. Отметим, что единая позиция по этому вопросу отсутствует. Так, некоторые исследователи указывают, что субсидиарная ответственность существует в режиме, дублирующем традиционную деликтную ответственность1.
Характеристика, данная рассматриваемому виду ответственности Пленумом Верховного суда РФ в постановлении от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее — Постановление Пленума ВС РФ № 53), все больше приближает последнюю к деликтной. Так, в п. 2 Постановления Пленума ВС РФ № 53, наряду с общими принципами привлечения к ответственности контролирующих должника лиц, имеется указание на то, что в части, не противоречащей специальным положениям Закона о банкротстве, подлежат применению общие положения главы 59 ГК РФ об обязательствах вследствие причинения вреда.
По мнению специалистов, целью реформы Закона о банкротстве в рассматриваемой части было развитие института ответственности руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве как деликтного института (о чем говорит, например, конкретизация возможностей привлечения к ответственности лиц, не имеющих формального отношения к обанкротившейся компании, конкретизация возможностей обращения с иском и после завершения конкурсного производства и т.п.)2.
Таким образом, вполне обоснованным представляется понимание субсидиарной ответственности как разновидности деликтной ответственности, из чего кроме прочего вытекает, что обязательство нести субсидиарную ответственность по правилам главы III.2 Закона о банкротстве смертью должника не прекращается и входит в состав наследства.
Возможно ли привлечение к субсидиарной ответственности наследников контролирующих должника лиц?
В соответствии со ст. 1112 ГК РФ в состав наследства входят принадлежавшие наследодателю на день открытия наследства вещи, иное имущество, в том числе имущественные права и обязанности.
Не переходят по наследству:
-
права и обязанности, неразрывно связанные с личностью наследодателя (право на алименты, право на возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина, и т.д.);
-
личные неимущественные права и другие нематериальные блага (авторское право);
-
права и обязанности, переход которых в порядке наследования не допускается в соответствии с законодательством (так, например, в соответствии со ст. 1.2 Закона РФ от 21.02.92 № 2395-1 «О недрах» не могут быть предметом наследования участки недр).
Согласно ст. 418 ГК РФ обязательство прекращается смертью должника, если исполнение не может быть произведено без личного участия должника либо обязательство иным образом неразрывно связано с личностью должника. Под неразрывной связью следует понимать возможность его исполнения только самим должником. При этом исключается возможность его исполнения другими лицами.
Ранее суды традиционно придерживались позиции о неразрывной связи с личностью должника требований о привлечении к субсидиарной ответственности.
Цитируем документы
Субсидиарная ответственность направлена на обеспечение надлежащего исполнения руководителем должника своих обязанностей, защиту прав и законных интересов лиц, участвующих в деле о банкротстве, через реализацию возможности сформировать конкурсную массу должника, в том числе путем предъявления к третьим лицам исков о взыскании долга, исполнении обязательств, возврате имущества должника из чужого незаконного владения и оспаривания сделок должника. Согласно разъяснениям, данным в п. 15 постановления Пленума ВС РФ от 29.05.2012 № 9 «О судебной практике по делам о наследовании», имущественные права и обязанности не входят в состав наследства, если они неразрывно связаны с личностью наследодателя, а также если их переход в порядке наследования не допускается Гражданским кодексом или другими федеральными законами. В частности, в состав наследства не входят: право на алименты и алиментные обязательства, права и обязанности, возникшие из договоров безвозмездного пользования, поручения, комиссии, агентского договора.
Учитывая, что основанием для привлечения к субсидиарной ответственности является неисполнение лично обязанным лицом полномочий руководителя, данные правоотношения неразрывно связаны с личностью Филатова А.Н., суд апелляционной инстанции приходит к выводу, что данные правоотношения не допускают правопреемства. В связи с чем ходатайство о процессуальном правопреемстве не подлежит удовлетворению, а производство по обособленному спору прекращено обоснованно в соответствии с п. 6 ч. 1 ст. 150 АПК РФ.
Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 20.07.2018 № 09АП-32158/2018 по делу № А40-130472/17
Имущественные требования и обязанности, неразрывно связанные с личностью гражданина (взыскателя или должника), в силу ст. 383 и 418 ГК РФ прекращаются на будущее время в связи со смертью этого гражданина либо в связи с объявлением его умершим.
<...>
Как установили суды, основанием для обращения конкурсного управляющего в суд с заявлением о привлечении Гусева А.В. к субсидиарной ответственности послужило неисполнение Гусевым требование ст. 126 Закона о банкротстве (непередача бухгалтерской и иной документации должника, печатей, штампов, материальных и иных ценностей конкурсному управляющему).
В соответствии с п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве, действующим на момент вынесения оспариваемого определения, контролирующее лицо привлекается к субсидиарной ответственности в связи с ненадлежащим исполнением возложенных на него обязательств.
Исходя из вышеизложенного, суды первой и апелляционной инстанций, установив, что основанием для привлечения к субсидиарной ответственности по п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве является неисполнение лично обязанным лицом действий по передаче соответствующих бухгалтерских документов и иных ценностей, пришли к правомерному выводу о неразрывной связи данных правоотношений с личностью Евдокимова А. А. и недопущением правопреемства и отказали в удовлетворении заявления [о привлечении к субсидиарной ответственности наследников должника].
Постановление АС Московского округа от 14.09.2018 № Ф05-7389/2015 по делу № А41-41215/13
Из судебной практики видно, что суды, прекращая производство по делу, руководствуются ст. 418 ГК РФ, согласно которой, как уже отмечалось, обязательство прекращается смертью должника, если исполнение не может быть произведено без личного участия должника либо обязательство иным образом неразрывно связано с личностью должника. Суды приходят к выводу, что субсидиарная ответственность не допускает правопреемства, и прекращают производство по делу, руководствуясь п. 6 ч. 1 ст. 150 АПК РФ.
Отметим, что в схожей ситуации при взыскании убытков с наследников арбитражного управляющего АС Московского округа указывал следующее.
Цитируем документ
Действующее законодательство не содержит прямого запрета на переход в порядке наследования обязанности возмещения убытков, причиненных арбитражным управляющим при осуществлении им полномочий арбитражного управляющего.
Взыскание убытков, являющееся мерой ответственности за нарушение прав должника и его кредиторов, причиненных при осуществлении предпринимательской деятельности умершего, не связаны неразрывно с личностью ответчика и могут быть исполнены за счет имущества умершего ответчика его наследниками, следовательно, вывод судов о том, что правоотношение по взысканию убытков, участником которого был Еремеев Ю. А., не допускает возможность процессуального правопреемства, является ошибочным.
Постановление АС Московского округа от 09.07.2019 № Ф05-7293/2019 по делу № А40-194131/2014
Приведенный выше анализ судебной практики в целом демонстрирует, что в случае смерти контролирующего должника лица суды, как правило, прекращали производство по делу о привлечении к субсидиарной ответственности.
Направление развития судебной практики изменилось совсем недавно — в декабре прошлого года, когда Верховный суд РФ рассмотрел знаковое дело «Амурского продукта» (дело № А04-7886/2016), подтвердив в своем Определении от 16.12.2019 № 303-ЭС19-15056 по делу № А04-7886/2016 возможность привлечения наследников контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности.
Фабула спора заключалась в следующем. ООО «РН-Востокнефтепродукт» заявило о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих лиц должника — ООО «Амурский продукт». В числе привлекаемых лиц были генеральный директор должника и наследники заместителя генерального директора, погибшего в результате дорожно-транспортного происшествия. Размер солидарных требований составил почти 273,5 млн руб., а к наследникам заместителя генерального директора требования были заявлены в пределах наследственной массы.
При рассмотрении заявленных требований было установлено, что в 2015 г. ООО «РН-Востокнефтепродукт» передало нефтепродукты на хранение компании ООО «Амурский продукт», являвшейся профессиональным хранителем. Вскоре нефтепродукты были утрачены, что в последующем привело к взысканию кредиторами убытков с должника и его банкротству. Согласно материалам дела, хищение нефтепродуктов осуществлялось под руководством заместителя генерального директора. Будучи мужем родной сестры генерального директора и учредителем аффилированных компаний, указанное лицо фактически руководило бизнесом. Уголовное дело, возбужденное в отношении данного лица, было прекращено в связи со смертью подозреваемого. Имущество, принадлежавшее погибшему, унаследовали его супруга и дети.
Суды трех инстанций посчитали возможным привлечь к субсидиарной ответственности только генерального директора ООО «Амурский продукт», а в остальной части требований отказали, мотивировав это тем, что субсидиарную ответственность перед кредитором за взыскание убытков нельзя рассматривать как деликтную (общую ответственность за причинение вреда, см. постановление АС Дальневосточного округа от 21.05.2019 № Ф03-1804/2019). Она является дополнительной по смыслу ст. 399 ГК РФ «Субсидиарная ответственность» и неразрывно связана с личностью контролирующего лица, а значит, «не передается» по наследству, разъяснили суды.
По итогам рассмотрения указанного дела Верховный суд пришел к следующим выводам.
Во-первых, суд подтвердил, что долг, возникший из субсидиарной ответственности, подчиняется такому же режиму, что и задолженность из других деликтных обязательств, а также не имеет неразрывной связи с личностью и переходит к наследнику в пределах стоимости перешедшего к нему наследственного имущества. В ином случае недобросовестному должнику предоставлена возможность безнаказанно передавать наследникам имущество, приобретенное (сохраненное) наследодателем за счет кредиторов незаконным путем, предоставляя в то же время такому имуществу иммунитет от притязаний кредиторов, что представляется несправедливым.
Во-вторых, то обстоятельство, что на момент открытия наследства могло быть не известно о наличии соответствующего долга наследодателя, само по себе не препятствует удовлетворению требования к наследникам, поскольку под долгами наследодателя понимаются не только обязательства с наступившим сроком исполнения, но и все иные обязательства наследодателя, которые не прекращаются его смертью. Соответственно, риск взыскания долга, связанного с привлечением к субсидиарной ответственности, также возлагается на наследников.
В-третьих, применение к субсидиарной ответственности положений ст. 399 ГК РФ является ошибочным. Этой статьей урегулирована ответственность дополнительная, в то время как субсидиарная ответственность, предусмотренная Законом о банкротстве, является самостоятельной (основной) ответственностью контролирующего лица за нарушение обязанности действовать добросовестно и разумно по отношению к кредиторам подконтрольного лица.
Зависит ли возможность привлечения наследников к субсидиарной ответственности от стадии арбитражного процесса, в ходе которой умер гражданин, привлекаемый к субсидиарной ответственности?
Для реализации права кредитора на судебную защиту не имеет значения момент предъявления и рассмотрения иска о привлечении контролирующего должника лица к субсидиарной ответственности — до или после его смерти. В последнем случае иск подлежит предъявлению либо к наследникам, либо к наследственной массе (при банкротстве умершего гражданина — параграф 4 главы X Закона о банкротстве) и может быть удовлетворен только в пределах стоимости наследственного имущества (п. 1 ст. 1175 ГК РФ). При этом не имеет значения, вошло ли непосредственно в состав наследственной массы то имущество, которое было приобретено (сохранено) наследодателем за счет кредиторов в результате незаконных действий, повлекших субсидиарную ответственность (см. Определение ВС РФ от 16.12.2019 № 303-ЭС19-15056 по делу № А04-7886/2016).
При рассмотрении споров, связанных с привлечением к субсидиарной ответственности, следует особо остановиться на презумпциях, формирующих основания для привлечения контролирующих должника лиц к ответственности.
Реализация принципов равноправия и состязательности сторон
Правовая презумпция — средство, основанное на предположении о существовании факта, которое считается истинным до тех пор, пока ложность такого предположения не будет доказана3.
После реформы Закона о банкротстве в 2017 г. состав презумпций, позволяющих привлечь к субсидиарной ответственности контролирующее должника лицо, был расширен, а механизм применения уточнен. Так, глава III.2 Закона о банкротстве содержит две группы презумпций, предметом которых являются соответственно статус лица как субъекта ответственности и наличие причинно-следственной связи между действиями такого лица и невозможностью полного погашения требований кредиторов. При этом применение подобных презумпций к наследникам контролирующих должника лиц, привлекаемых к субсидиарной ответственности, потенциально ведет к нарушению принципа равноправия и состязательности сторон, поскольку наследники в большинстве случаев не обладают подробной информацией о деятельности компании-банкрота.
Так, например, законом предусмотрена презумпция наличия причинно-следственной связи между неподачей руководителем должника заявления о банкротстве и невозможностью удовлетворения требований кредиторов, обязательства перед которыми возникли в период просрочки подачи заявления о банкротстве.
Цитируем документ
Руководитель должника обязан обратиться с заявлением должника в арбитражный суд в случае, если:
— удовлетворение требований одного кредитора или нескольких кредиторов приводит к невозможности исполнения должником денежных обязательств или обязанностей по уплате обязательных платежей и (или) иных платежей в полном объеме перед другими кредиторами;
— органом должника, уполномоченным в соответствии с его учредительными документами на принятие решения о ликвидации должника, принято решение об обращении в арбитражный суд с заявлением должника;
— органом, уполномоченным собственником имущества должника — унитарного предприятия, принято решение об обращении в арбитражный суд с заявлением должника;
— обращение взыскания на имущество должника существенно осложнит или сделает невозможной хозяйственную деятельность должника;
— должник отвечает признакам неплатежеспособности и (или) признакам недостаточности имущества;
— имеется не погашенная в течение более чем трех месяцев по причине недостаточности денежных средств задолженность по выплате выходных пособий, оплате труда и другим причитающимся работнику, бывшему работнику выплатам в размере и в порядке, которые устанавливаются в соответствии с трудовым законодательством;
— настоящим Федеральным законом предусмотрены иные случаи.
Пункт 1 ст. 9 Закона о банкротстве
В подобной ситуации руководителю должника необходимо доказать, что само по себе возникновение признаков неплатежеспособности, обстоятельств, названных в абз. 5, 7 п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве, не свидетельствовало об объективном и неизбежном банкротстве и он, несмотря на временные финансовые затруднения, добросовестно рассчитывал на их преодоление в разумный срок и приложил необходимые усилия для достижения такого результата, выполняя экономически обоснованный план (см. п. 9 Постановления Пленума ВС РФ № 53, а также Определение ВС РФ от 20.07.2017 № 309-ЭС17-1801 по делу № А50-5458/2015). В данном случае генеральный директор обладает информацией о своих действиях, о финансовом состоянии компании и своих планах по его улучшению. Однако наследники не могут обладать необходимыми и конкретными знаниями о специфике бизнеса компании-банкрота.
Способом решения указанной проблемы может стать неприменение специальных презумпций, предусмотренных главой III.2 Закона о банкротстве, к наследникам контролирующих должника лиц и распространение на такие споры общих правил о распределении бремени доказывания (ст. 65 АПК РФ).
Верховный суд РФ в своем Определении от 16.12.2019 № 303-ЭС19-15056 частично затронул данную проблему, указав судам на необходимость учитывать, что после смерти наследодателя наследники не всегда имеют возможность объяснить причины управленческих решений наследодателя. Они, как правило, не располагают полным набором доказательств, которые мог бы представить наследодатель, если бы он не умер. Следовательно, судам необходимо оказывать содействие в получении доказательств по правилам ч. 4 ст. 66 АПК РФ.
Тем не менее предложенные Верховным судом меры по содействию наследникам в описанной ситуации представляются недостаточными, тогда как отказ от применения специальных презумпций стал бы оптимальным решением с точки зрения баланса интересов всех лиц, участвующих в деле о банкротстве.
***
Подводя итог, заметим, что в целом возможность привлечения к субсидиарной ответственности наследников логически вытекает из понимания субсидиарной ответственности как гражданско-правовой ответственности за деликт. Вопрос в том, насколько это справедливо по отношению к наследникам — лицам, которые априори являются более слабой стороной по отношению к кредиторам, так как обладают ограниченной информацией о деятельности компании-должника.
Верховный суд предпринял попытку восстановить способность наследников отстаивать свои права и интересы, указав на необходимость содействия наследникам в получении доказательств, но не затронул проблему действия презумпций, предусмотренных главой III.2 Закона о банкротстве, в спорах по привлечению к субсидиарной ответственности наследников контролирующих должника лиц, что в конечном итоге приведет к нарушению баланса равенства и состязательности сторон. Иные контролирующие лица могут использовать такой дисбаланс, исказив информацию в свою пользу.
Помимо этого, для наследников (даже в случае положительного исхода) не исключена ситуация, когда судебный процесс окажется убыточным, несмотря на ограничение ответственности стоимостью наследства. Возможность предъявить требования о субсидиарной ответственности к контролирующему лицу после его смерти может привести к ситуации, когда наследники уже потратят наследство к моменту рассмотрения спора.
1 Егоров А. В., Усачева К.А. Доктрина «снятия корпоративного покрова» как инструмент распределения рисков между участниками корпорации и иными субъектами оборота // Вестник гражданского права. 2014. № 1.
2 Мифтахутдинов Р.Т. Эволюция института субсидиарной ответственности при банкротстве: причины и последствия правовой реформы // Закон. 2018. № 5; Мифтахутдинов Р.Т. Пленум четко сказал, что субсидиарная ответственность применяется в исключительных случаях // Закон. 2018. № 7; Егоров А.В. Исковая давность по требованиям о привлечении к субсидиарной ответственности при банкротстве // Вестник гражданского права. 2018. № 4.
3 См.: Булаевский Б.А. Презумпции как средства правовой охраны интересов участников гражданских правоотношений: монография. — М.: ИЗиСП, 2013; Краснов Ю.К., Надвикова В.В., Шкатулла В.И. Юридическая техника: учебник. — М.: Юстицинформ, 2014.