Согласно статистике Судебного департамента при ВС РФ, в прошлом году суды удовлетворяли четыре из десяти исков собственников юридических лиц к наемным директорам и шесть из десяти требований о привлечении собственников и директоров юридических лиц к субсидиарной ответственности по долгам последних. Это и послужило отправной точкой для организации вебинара «Ответственность директоров и иных контролирующих общество лиц», инициатором которого стала юридическая фирма Coleman Legal Services.
На семинаре, посвященном законодательству и практике привлечения к ответственности директоров и иных контролирующих общество лиц, львиная доля времени была отведена судебной практике ВС РФ. Насколько вообще актуальна такого рода практика?
Давайте обратимся к статистике. Как свидетельствует Судебный департамент при Верховном суде РФ (самая свежая практика — за 2019 г.), из 919 рассмотренных за год исков о возмещении убытков, причиненных юрлицу, 354 было удовлетворено. То есть 40% дел заканчиваются отнюдь не в пользу директоров. Что касается привлечения к субсидиарной ответственности, картина резко меняется. Здесь рассмотрено не девять сотен исков, а почти шесть тысяч исков, из которых 3219 удовлетворены. Получается, больше половины. Ясно, что одна из наиболее актуальных сфер деятельности судебного юриста — это работа в области привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, это самая живая сфера на сегодняшний день. И именно поэтому руководитель практики разрешения споров и банкротства Coleman Legal Services Андрей Ступников больше говорил именно о субсидиарной ответственности, нежели о корпоративной.
Законные основания
Каковы основы регулирования ответственности директоров? Прежде всего, это ст. 53.1 Гражданского кодекса РФ.
Когда эту статью ввели в действие, в нашем законодательстве фактически было легитимизировано такое понятие, как косвенный иск. До того он был, скорее, теоретическим институтом. А сегодня у нас есть норма, которая прямо позволяет участникам и акционерам предъявлять иски директору в интересах общества.
Почему это важно? Очень часто бывают ситуации, когда директор поступает недружественно по отношению к обществу и, соответственно, его участникам, выводит имущество, заключает невыгодные сделки. В то же время, будучи руководителем общества, именно он с точки зрения процессуального закона представляет интересы юридического лица в суде. Получается, чтобы оспаривать его же действия, именно директор должен подписывать исковое заявление или хотя бы выдавать доверенность. Поэтому норма ст. 53.1 ГК РФ, прямо наделяющая участников и акционеров правом на иск, необходима. Она же устанавливает и основания для такой ответственности. Во-первых, это, конечно же, виновность. Директор привлекается к ответственности при наличии его вины. Во-вторых, необходимо доказать недобросовестность и неразумность его поведения. Необходимо также отметить солидарный характер ответственности: если вред причинен совместно несколькими лицами, они отвечают солидарно.
Статья 71 Федерального закона от 26.12.95 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» устанавливает дополнительный порог для возникновения права на иск у самого общества либо акционеров хотя бы с 1% акций (п. 5 ст. 71). При этом обратим внимание: этот процент не обязательно должен принадлежать одному акционеру — иск в суд могут подавать акционеры, совместно владеющие этим «пакетом».
Свое развитие вышеуказанные нормы получили в постановлении Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица» (далее — Постановление № 62). Именно в нем было дано толкование понятий неразумности и недобросовестности, о которых речь шла в ГК РФ. Также ВАС РФ ввел в оборот знаменитое «правило о защите делового решения менеджеров». Суть его сводится к тому, что негативные последствия, наступившие для юридического лица в период времени, когда в состав органов юридического лица входил директор, сами по себе не свидетельствуют о недобросовестности или неразумности его действий, так как возможность возникновения таких последствий сопутствует рисковому характеру предпринимательской деятельности (п. 1 Постановления № 62). Это же правило было позднее фактически продублировано Верховным судом РФ в п. 25 постановления Пленума от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации».
Субсидиарная ответственность контролирующих общество лиц до июля 2017 г. была прописана в ст. 10 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве), которая практически не работала, в связи с чем в нее постоянно вносили изменения. И в конце концов, а точнее, с 30 июля 2017 г. субсидиарная ответственность была оформлена в виде главы III.2 Закона о банкротстве. Попутно законодатель смягчил подход к контролирующим лицам. И если в бывшей ст. 10 Закона о банкротстве для того, чтобы быть привлеченным к субсидиарной ответственности, достаточно было нанести любой вред обществу, то в нынешней редакции вред должен быть существенным. Хотя лектор отметил, это кажущееся смягчение, ведь, если верить сухой статистике, по главе III.2 Закона о банкротстве привлекается несравненно большее количество лиц, чем когда-то привлекалось по ст. 10. Впрочем, может быть, все дело в сроках исковой давности, которая в старой редакции Закона о банкротстве составляла один год, а после принятия главы III.2 выросла до трех лет.
Кстати говоря, со сроком давности вышла достаточно сложная история. После принятия главы III.2 закон о введении ее в действие содержал расплывчатую формулировку о том, что заявления о привлечении к субсидиарной ответственности, поданные после вступления в силу данного закона, рассматриваются по правилам настоящего федерального закона. После этого суды начали рассматривать все заявления о привлечении к субсидиарной ответственности именно по правилам главы III.2, не глядя на то, когда именно были совершены действия, послужившие основанием для исков. Это потребовало вмешательства и кассационных инстанций, и ВС РФ. И в настоящее время судебная практика исходит из того, что если деяние совершено до внесения соответствующих изменений в Закон о банкротстве, то применяется однолетний срок исковой давности. Если выразить это общими словами, то, как говорил ВС РФ, при рассмотрении заявлений, которые подаются после 30 июля 2017 г., материальное регулирование применяется из редакции, действовавшей на момент совершения вменяемых лицу деяний, а процессуальное регулирование производится по правилам главы III.2 Закона о банкротстве.
Стандарты доказывания
Подытоживая в какой-то мере судебную практику, в конце 2017 г. ВС РФ выпустил ставшее уже знаменитым постановление Пленума от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве».
В этом документе ВС РФ артикулировал принцип ограниченной ответственности участников и правило о защите делового решения менеджеров, напомнив, что привлечение контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности является исключительным механизмом восстановления нарушенных прав кредиторов. В частности, суд сказал: контролирующее должника лицо не подлежит привлечению к субсидиарной ответственности в случае, когда его действия, повлекшие негативные последствия на стороне должника, не выходили за пределы обычного делового риска и не были направлены на нарушение прав и законных интересов гражданско-правового сообщества, объединяющего всех кредиторов.
Далее докладчик перешел к конкретным примерам судебной практики, которые освещают частные вопросы корпоративной и субсидиарной ответственности. Он отметил, что благодаря позиции ВС РФ у нас произошла своего рода процессуальная революция, в результате которой были введены стандарты доказывания.
Основной вывод Верховного суда выглядит следующим образом.
В российском процессуальном праве существует как минимум четыре вида «стандартов доказывания» обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения спора. Это:
-
«prima facie» (обстоятельства имели место хотя бы с минимальной долей вероятности). Данный стандарт используется, например, в банкротных делах для доказывания обоснованности требований лиц, оспаривающих требования аффилированных лиц;
-
«баланс вероятностей» (актуален в общеисковом производстве, при рассмотрении заявлений о признании недействительными сделок по специальным основаниям законодательства о банкротстве);
-
«ясные и убедительные доказательства» (рассмотрение заявлений обычных кредиторов о включении их требований в реестр требований кредиторов должника, рассмотрение заявлений о взыскании убытков с лиц, имеющих фактическую возможность определять действия юридического лица);
-
«за пределами разумных сомнений» (применяется при рассмотрении заявлений аффилированных с должником лиц о включении их требований в реестр требований кредиторов должника).
Докладчик акцентировал внимание слушателей на следующем факте: как считает ВС РФ, при рассмотрении заявлений о взыскании убытков с лиц, имеющих возможность влиять на действия юрлица, применяется не просто «баланс вероятностей» — доказательства должны быть ясными и убедительными. И было немало определений об отмене решений нижестоящих судов именно потому, что ВС РФ не счел доказательства неоспоримыми (см., например, определения Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного суда РФ от 04.06.2018 № 305-ЭС18-413, от 13.07.2018 № 308-ЭС18-2197, от 08.05.2019 № 305-ЭС18-25788 (2), от 30.09.2019 № 305-ЭС16-18600 (5—8) и др.).
При этом, напомним, стандарт доказывания по искам (ст. 53.1 ГК РФ) о взыскании убытков с лиц, имеющих фактическую возможность определять действия юридического лица («ясные и убедительные доказательства»), отличается от соответствующего стандарта по спорам о признании недействительными сделок по специальным основаниям законодательства о банкротстве («баланс вероятностей».)
За последние несколько лет изменилась и политика в вопросе доказывания в спорах о взыскании убытков. Если раньше убытки надо было доказывать практически со стопроцентной вероятностью, то теперь п. 5 ст. 393 ГК РФ (с 2015 г.) содержит следующую формулировку: размер подлежащих возмещению убытков должен быть установлен с разумной степенью достоверности. Эту же позицию отстаивает и ВС РФ (см. постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7, от 23.06.2015 № 25). Впрочем, отметил эксперт, это не слишком поменяло практику по возмещению убытков — она остается в целом негативной, но тем не менее тренд радует.
В качестве положительного примера было приведено Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного суда РФ от 25.02.2019 № 308-ЭС17-1634 (5) по делу № А32-54256/2009.
В этом деле уполномоченный орган обратился в арбитражный суд с заявлением о привлечении контролирующих должника лиц (КДЛ) к субсидиарной ответственности по обязательствам должника.
Суды трех инстанций отказали в удовлетворении заявления о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности, поскольку сочли, что в результате реализации всех объектов недвижимости, за исключением одного, должник получил прибыль. Суды сослались на отсутствие в деле доказательств того, что полученные должником денежные средства не были направлены на осуществление хозяйственной деятельности (погашение задолженности), в связи с чем не нашли оснований для вывода о вине ответчиков в невозможности удовлетворения требований кредиторов в деле о банкротстве.
ВС РФ отменил все принятые по данному спору судебные акты и направил дело на новое рассмотрение, указав следующее:
-
тотальная реализация недвижимого имущества выходит за рамки стандартной управленческой практики, применяемой в обычной хозяйственной деятельности;
-
независимо от того, каким образом при обращении в суд заявитель поименовал вид ответственности и на какие нормы права он сослался, суд самостоятельно квалифицирует предъявленное требование. При недоказанности оснований привлечения к субсидиарной ответственности, но доказанности противоправного поведения контролирующего лица, влекущего иную ответственность, в том числе установленную ст. 53.1 ГК РФ, суд принимает решение о возмещении таким контролирующим лицом убытков.
Такого рода практика вполне уже устойчива, и ее необходимо иметь в виду в своей работе.
Суд может квалифицировать требования сам
Вообще, ВС РФ дал судам ясно понять, что они вправе самостоятельно квалифицировать либо переквалифицировать исковые требования.
Так, в одном из дел кредитор обратился в суд с иском о привлечении ответчиков к субсидиарной ответственности по обязательствам общества, ссылаясь на предоставление ими недостоверной документации в целях получения кредита при заведомом отсутствии намерений возвратить долг.
Суды отказали в удовлетворении иска, ссылаясь на то, что ответчиками не совершались от имени общества сделки, направленные на вывод активов должника, на отсутствие доказательств оспаривания банком сделок общества и признания их недействительными в установленном законом порядке, а также на то, что выводы об умышленности действий ответчиков по представлению недостоверной документации в целях получения кредита при заведомом отсутствии намерений возвратить долг могут быть сделаны только в рамках уголовного судопроизводства.
Однако ВС РФ с позицией нижестоящих инстанций не согласился. Отправляя дело на новое рассмотрение, он указал, что право на возмещение убытков возникает у кредитора как из нарушения договорного обязательства (ст. 393 ГК РФ), так и из деликтного обязательства (ст. 1064 ГК РФ, п. 40 Обзора судебной практики ВС РФ № 3 (2018)). Суд не связан правовой квалификацией истцом заявленных требований, а должен рассматривать иск исходя из предмета и оснований (фактических обстоятельств), определяя по своей инициативе круг обстоя- тельств, имеющих значение для разрешения спора и подлежащих исследованию, проверке и установлению по делу, а также решить, какие именно нормы права подлежат применению в конкретном спорном правоотношении. Отказ в иске в связи с ошибочной квалификацией недопустим, поскольку не обеспечивает разрешение спора, определенность в отношениях сторон, соблюдение баланса их интересов, не способствует максимально эффективной защите прав и интересов лиц, участвующих в деле. Также ВС РФ отметил, что для установления неправомерности действий ответчиков необходимо исследование обстоятельств, при которых банку предоставлялась информация о состоянии активов общества и умысла ответчиков в предоставлении недостоверной информации. Установление указанных фактов возможно не только в рамках уголовного судопроизводства, но и в гражданском судопроизводстве.
Таким образом, выводы суда кассационной инстанции относительно того, что умышленность действий ответчиков по представлению недостоверной документации в целях получения кредита при заведомом отсутствии намерений возвратить долг может быть установлена только в рамках уголовного судопроизводства, являются ошибочными (Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного суда РФ от 05.03.2019 по делу № 305-ЭС18-15540).
Конец — делу не венец
Рассматривал ВС РФ и процессуальные вопросы. Например, такой: не препятствует ли рассмотрению вопроса о субсидиарной ответственности завершение дела о банкротстве?
В деле, при рассмотрении которого возник данный вопрос, события развивались следующим образом. Суд первой инстанции прекратил производство по заявлению, сославшись на завершение конкурсного производства и ликвидацию должника на момент рассмотрения заявления. Суд апелляционной инстанции определение суда первой инстанции отменил, направил спор для рассмотрения по существу в суд первой инстанции. Суд округа поддержал выводы суда первой инстанции о том, что с момента завершения конкурсного производства рассмотрение заявления о привлечении к субсидиарной ответственности в рамках дела о банкротстве невозможно.
ВС РФ отменил постановление суда округа. По мнению высшей судебной инстанции, кредитор обратился с заявлением о привлечении к ответственности контролирующих лиц менее чем через полгода после признания должника банкротом, заявление было принято судом к рассмотрению до завершения процедуры конкурсного производства. При таких обстоятельствах последующее завершение дела о банкротстве и внесение записи об исключении должника из ЕГРЮЛ не препятствовало рассмотрению данного заявления по существу, учитывая, что контролирующие должника лица правоспособность сохранили. Вообще же рассмотрение заявления о привлечении к субсидиарной ответственности вне рамок дела о банкротстве осуществляется в случае, если после завершения конкурсного производства или прекращения производства по делу о банкротстве лицу, которое имеет право на подачу заявления о привлечении к субсидиарной ответственности в соответствии с п. 3 ст. 61.14 Закона о банкротстве и требования которого не были удовлетворены в полном объеме, станет известно о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности (Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного суда РФ от 12.09.2019 № 305-ЭС18-15765 по делу № А40-70634/2016).
Где доказательства? Везде!
Использование холдинга также не помогает избежать субсидиарной ответственности, уверяет эксперт. Часто контролирующее лицо предпочитает, как говорится, «не светиться» в юридических документах, которые формально наделяли бы его правом давать указания должнику. Они могут занимать формальные административные должности. В одном случае контролирующее должника лицо назначило себя президентом с весьма символическими полномочиями. Основное же руководство компанией, опять же по документам, осуществлял генеральный директор. Это почти сработало.
Уполномоченный орган обратился в арбитражный суд с заявлением о привлечении нескольких контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности. Суды первой и апелляционной инстанций удовлетворили требование, однако суд округа отменил судебные акты в части привлечения к ответственности «президента» общества-должника (реального контролирующего лица, владеющего должником через холдинг), сославшись на административный характер этой должности («президент общества подотчетен генеральному директору и осуществляет лишь контроль над эффективным взаи- модействием трудового персонала должника, его структурных подразделений, направленных на достижение наибольшей экономической и маркетинговой эффективности, а также над внедрением научно-технического прогресса по всем направлениям его деятельности»).
ВС РФ отменил постановление суда округа и оставил в силе остальные принятые по делу судебные акты, указав следующее:
-
установление фактического контроля не всегда обусловлено наличием (отсутствием) юридических признаков аффилированности. Напротив, конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, в раскрытии своего статуса контролирующего лица не заинтересован и старается завуалировать как таковую возможность оказания влияния на должника. При ином подходе бенефициары должника в связи с подконтрольностью им документооборота организации имели бы возможность в одностороннем порядке определять субъекта субсидиарной ответственности путем составления внутренних организационных документов (локальных актов) выгодным для них образом, что недопустимо. Статус контролирующего лица устанавливается в том числе через выявление согласованных действий между бенефициаром и подконтрольной ему организацией, которые невозможны при иной структурированности отношений;
-
защищаясь против предъявленного иска, ответчику недостаточно ограничиться только отрицанием обстоятельств, на которых настаивает истец, необходимо представить собственную версию инкриминируемых ему событий. Однако президент имеющимся у него правом обоснованного возражения не воспользовался: не объяснил, как его предшествующее поведение согласуется с позицией в настоящем обособленном споре, по которой он не признает себя контролирующим должника лицом.
Несколько отвлекаясь от практики именно ВС РФ, посмотрим, что еще может служить свидетельством о контролирующем лице должника. Доказательство того, что лицо является контролирующим, может быть добыто самым необычным способом. Это может быть, к примеру, след, оставленный в соцсетях. Так, в одном из дел в качестве доказательства фигурировала переписка в мессенджере WhatsApp между N и Z, из которой видно, что N принимала ключевые решения и фактически контролировала деятельность должника (постановление Арбитражного суда г. Москвы от 19.03.2019 по делу № А40-228256/2017).
По общему правилу отсутствие легитимного исполнительного органа у юридического лица не является препятствием ни для рассмотрения дела по спору о возмещении убытков, причиненных юридическому лицу, ни для последующего исполнения судебного акта. Эту позицию в очередной раз подтвердил Верховный суд.
Производство по одному из дел было приостановлено в связи с невозможностью его рассмотрения до формирования органов управления, имеющих право действовать от имени акционерного общества, в чьих интересах подан иск. Впоследствии суды трех инстанций отказали в возобновлении производства по делу, ссылаясь на те же обстоятельства.
ВС РФ же указал, что участник акционерного общества, обращаясь в суд с иском в порядке ст. 53.1 ГК РФ о взыскании убытков с лица, входившего в состав органа управления, является представителем акционерного общества, в том числе на стадии исполнения судебного решения, и действует не только в своих интересах, но и в интересах этого акционерного общества. А значит, позиция нижестоящих судебных инстанций неправильна.
Могут ли быть убытки, если их не может быть?
И вновь к вопросу об убытках. В одном деле конкурсные кредиторы обратились с требованием о взыскании с контролирующего должника лица убытков, причиненных должнику заключением договоров аренды принадлежащего должнику имущества по заниженной цене. Суды трех инстанций удовлетворили заявленные требования. ВС РФ отменил все принятые по данному спору судебные акты и направил дело на новое рассмотрение, указав: выводы судов по существу основаны на предположении, согласно которому признание недействительным договора аренды здания по мотиву неравноценности само по себе влечет вывод о наличии у должника убытков в период аренды. Вместе с тем суды не учли, что по указанному вопросу в рамках настоящего дела о банкротстве имеются вступившие в законную силу судебные акты с противоположными выводами. Так, суд в рамках другого процесса отметил, что возможность получения прибыли от здания медицинского центра не является подтвержденной.
Суды, делая вывод о причинении убытков от спорной сделки, содержание других конкурирующих судебных актов проигнорировали. В данной ситуации неравноценность сделки сама по себе не свидетельствовала о том, что лица, ее заключившие, обязаны возместить убытки, тем более принимая во внимание, что стандарт доказывания по искам (ст. 53.1 ГК РФ) о взыскании убытков с лиц, имеющих фактическую возможность определять действия юридического лица («ясные и убедительные доказательства»), отличается от соответствующего стандарта по спорам о признании недействительными сделок по специальным основаниям законодательства о банкротстве («баланс вероятностей»).
Невозможно предположить, продолжил свои рассуждения ВС РФ, что рыночная ставка аренды здания медицинского центра в г. Москве площадью 8755,40 кв. м может составлять 60 000 руб. в месяц. Такой размер арендной платы даже по внешним признакам сильно отклоняется от рыночного и является подозрительным. Вряд ли независимый участник оборота когда-либо сможет найти подобное предложение от неаффилированного с ним арендодателя на соответствующем товарном рынке.
При определении размера убытков в виде упущенной выгоды суды не учли доводы ответчиков о том, что здание не находилось и не могло находиться в аренде в определенный период, в связи с чем включение в расчет упущенной выгоды данного периода в любом случае является неправомерным (Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного суда РФ от 30.09.2019 № 305-ЭС16-18600 (5—8) по делу № А40-51687/2012).