Не могу претендовать на точное обозначение основных проблем года, но, опираясь на тематику обращений ко мне и на некоторые общие впечатления, могу, пожалуй, сказать, что на первый план выходят гражданские споры с участием госорганов, как правило, в качестве истцов. Видимо, это и неизбежно, если учесть, что доля участия государства в экономике достигла максимальных величин и продолжает нарастать.
Традиционной для всех последних лет темой является, наверное, субсидиарная ответственность руководителей организаций. Практика применения этого механизма привела, как кажется, к сворачиванию ограниченной ответственности юридических лиц. Если мы исходим из того, что это делается в интересах оборота, то пора уже выяснить, каков экономический эффект от прокалывания или, точнее, отбрасывания корпоративной вуали. Есть ощущение, что эта экспансия уже повлекла или скоро повлечет замораживающий эффект, гораздо более опасный для оборота, чем ограничение ответственности хозяев бизнеса.
Частным поворотом этой темы могут служить немногочисленные, но масштабные по суммам иски Банка России о взыскании с руководителей некоторых банков сумм субсидий, которые он выделил для санации банков, одновременно получив над ними контроль. При рассмотрении этих споров судами истцы настаивают на возложении бремени доказывания добросовестности и разумности на ответчиков, как это установлено Законом о банкротстве для случаев аффилированности. Между тем если иск заявляется не кредитором или конкурсным управляющим в интересах кредиторов, а из норм бюджетного права, то отношения приобретают публично-правовой характер, которому не присуще такое доказывание, так как в публичном праве действует презумпция невиновности. Обнаруживается, кроме того, что истцы не могут указать точно те действия (например, кредитные сделки), разумность и добросовестность которых должны доказать ответчики, что делает положение ответчиков не только затруднительным, но просто безнадежным. Впрочем, и суды испытывают трудности в изложении оснований взыскания сумм субсидий, обычно по инерции воспроизводя мотивировки, знакомые из споров по искам кредиторов, но без достаточной конкретизации проступков ответчиков. Возникает ответственность за «деятельность», хотя такого юридического факта применяемые законы не содержат.
В некоторой мере схожа ситуация в спорах о возврате субсидий, выданных бюджетом на инновационную деятельность. Здесь в судебных спорах возникает вопрос о последствиях недостижения заявленного при выдаче субсидии результата. Учитывая высокорискованный характер инновационной деятельности, вполне понятно, что достаточно часто оказывается, что результат недостижим по причинам, не зависящим от исполнителя. Госорганы требуют от исполнителей возврата субсидий в этих случаях.
Между тем в бюджетных отношениях, в отличие от гражданских, нет ответственности за случай. Впрочем, и в гражданских договорах сходной природы установлена только виновная ответственность (ст. 777 ГК РФ). В целом суды обычно разрешают эти споры исходя из ответственности за вину, однако все же уклоняются от последовательного применения презумпции невиновности, свойственной публично-правовым отношениям.
Можно также указать на иски к чиновникам о конфискации имущества за коррупцию в порядке п. 8 ст. 235 ГК РФ. При присоединении РФ к Конвенции ООН против коррупции ее действие было существенно ограничено, в частности, путем отказа от ратификации ст. 20 Конвенции, которая устанавливает презумпцию виновности в совершении преступления в виде получения дохода от коррупции. Соответственно, российское законодательство сохранило действие презумпции невиновности для уголовного права, введя презумпцию незаконности дохода, законное происхождение которого не могут доказать чиновник (иное должностное лицо), его супруг или дети, то есть лица, обязанные декларировать свои доходы с последствием в виде конфискации по норме п. 8 ст. 235 ГК РФ.
Однако на практике обнаружился частый, если не систематический выход за рамки закона. Хотя конфискации подлежат акции, ценные бумаги, недвижимость, но не деньги, суды нередко конфискуют именно деньги.
Презумпция незаконности получения имущества распространяется судами не только на лиц, чье имущество подлежит декларированию, но и на иных лиц.
Сама незаконность понимается чрезмерно широко — например, если чиновник продолжает заниматься предпринимательством, что ему запрещено, то помимо совершенно правильного отстранения его от должности конфискуются также все его доходы, что никак не вытекает из закона.
Возникла и судебная практика аннулирования банковских залогов на конфискованное у должностных лиц имущество, хотя закон не дает к этому никаких оснований. Ведь даже в случае конфискации по уголовному делу за совершенное преступление залог не прекращается.
В результате конфискация в гражданском порядке толкуется гораздо более широко, чем в уголовном праве, хотя при ратификации Конвенции именно этого и пытались избежать.