КС РФ в постановлении от 16.11.2021 № 49-П осуществил проверку положения ст. 42 АПК РФ, а также положения ст. 34 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве), посвященных правовому статусу лиц, участвующих в деле о банкротстве. Рассмотрим проблемы и перспективы применения этого постановления в судебной практике.
Заявитель полагал, что оспариваемые нормы противоречат ч. 1 ст. 19, 45 и ч. 1 ст. 46 Конституции Российской Федерации, поскольку не позволяют обжаловать судебный акт о признании обоснованными требований кредитора и о включении их в реестр требований кредиторов заинтересованному лицу, привлеченному к субсидиарной ответственности по обязательствам должника в деле о банкротстве.
К вопросу о постановке проблемы
Красной нитью через все постановление в качестве главной публично-правовой цели института банкротства как такового проходит идея баланса прав и законных интересов всех участников процедуры банкротства.
Такой баланс глобально может быть достигнут только при предоставлении сторонам равного массива прав и обязанностей, в том числе с точки зрения процессуальной активности в деле о банкротстве, поскольку защита прав и законных интересов предполагает как непосредственно наличие самого права на обращение в суд, так и возможность эффективно пользоваться полномочиями стороны разбирательства.
КС РФ верно подчеркнул, что в силу прямого указания п. 1 ст. 61.15 Закона о банкротстве лицо, в отношении которого в рамках дела о банкротстве подано заявление о привлечении к субсидиарной ответственности (далее — субсидиарные должники), имеет права и несет обязанности лица, участвующего в деле о банкротстве.
Однако фактически возникала ситуация, что значительной части своих прав субсидиарные должники лишались в силу следующей ситуации. Как правило, заявления о привлечении к субсидиарной ответственности подаются значительно позднее, чем, например, заявления об оспаривании сделок, ввиду чего потенциально спорные вопросы уже разрешены арбитражным судом ранее, без участия таких лиц. При этом право на пересмотр уже вынесенных судебных актов по делу о банкротстве за субсидиарными должниками судебной практикой, как правило, не признавалось. Суды, в частности, указывали, что судебный акт, принятый по результатам рассмотрения заявления одного из кредиторов о включении его требований в реестр требований кредиторов (далее — судебные акты-основания), непосредственно не затрагивает права и обязанности субсидиарных должников, ввиду чего на таких лиц не распространяются положения ст. 42 АПК РФ.
Первым на высшем уровне легитимность прав субсидиарного должника (в частности, на обжалование действий/бездействия конкурсного управляющего) признал ВС РФ в Определении от 30.09.2021 № 307-ЭC21-9176 по делу № А56-17680/2017.
Безусловно, эта правовая позиция открывала дорогу новым возможностям не просто для защиты прав и законных интересов субсидиарных должников, но и косвенно, через в том числе процессуальную активность последних в деле о банкротстве, для достижения публично-правовой цели института банкротства.
КС РФ же фактически пошел дальше. Он более подробно описал правовой статус субсидиарных должников и объяснил, почему с точки зрения конституционализма критически важно наделять их равными с остальными лицами, участвующими в деле о банкротстве, правами, заложив безусловную основу для распространения на субсидиарных должников прав в иных спорах за рамками спора о привлечении к субсидиарной ответственности. Признаем, что суды и ранее при рассмотрении дел об оспаривании сделок должника нередко по своей инициативе привлекали в качестве третьих лиц бывших руководителей, в связи с чем после вынесения анализируемого постановления стоит ожидать появления в судах аналогичной практики и по спорам о включении требований. При таких обстоятельствах, на наш взгляд, количество обособленных споров должно увеличиться, а возбужденные споры станут более оживленными и состязательными за счет действий таких субъектов, что должно пойти на пользу каждому конкретному делу о банкротстве, потому что в конечном итоге это повысит качество правосудия.
КС РФ же фактически пошел дальше.
Значимость анализируемого постановления для судебной практики очевидна, однако высказанная правовая позиция порождает ряд весомых вопросов, требующих дополнительной проработки.
Процессуальная форма
КС РФ выбрал для легитимации права субсидиарных должников на оспаривание судебного акта-основания процессуальный институт лиц, не привлеченных к участию в деле, о правах и обязанности которых вынесен судебный акт (ст. 42 АПК РФ). При этом для практически аналогичной ситуации — права конкурсного кредитора оспаривать судебный акт-основание другого кредитора — в 2012 г. ВАС РФ выбрал иное регулирование.
Так, в п. 24 постановления Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» (далее — Постановление № 35) указано:
«Если конкурсные кредиторы полагают, что их права и законные интересы нарушены судебным актом, на котором основано заявленное в деле о банкротстве требование (в частности, если они считают, что оно является необоснованным по причине недостоверности доказательств либо ничтожности сделки), то на этом основании они, а также арбитражный управляющий вправе обжаловать в общем установленном процессуальным законодательством порядке указанный судебный акт, при этом в случае пропуска ими срока на его обжалование суд вправе его восстановить с учетом того, когда подавшее жалобу лицо узнало или должно было узнать о нарушении его прав и законных интересов».
Формально ВАС РФ прямо не указал ни на какую процессуальную форму, ограничившись отсылкой к общему процессуальному порядку. Так, нормы о праве на апелляционное оспаривание (ст. 257 АПК РФ) делят субъектов, легитимированных на подачу жалобы, по признаку участия в деле — участвующие и не участвующие.
Статья 42 АПК РФ как раз регламентирует право на оспаривание лиц, в деле не участвующих. Руководствуясь указанной логикой, практика в основной своей массе стала применять к ситуации п. 24 Постановления № 35 положения ст. 42 АПК РФ по аналогии, не вдаваясь детально в правовое существо данного права как такового. Полагаем, что институт, предусмотренный п. 24 Постановления № 35, схож, но безусловно не тождественен институту лиц, не привлеченных к участию в деле (ст. 42 АПК РФ).
Институт ст. 42 АПК РФ предполагает, что неучастие таких лиц в судебном разбирательстве вызвано некоей ошибкой, так как судебный акт непосредственно затрагивает их права и обязанности, а значит, вынесение судебного акта без их участия являлось невозможным.
Изложенное подтверждает и п. 2 постановления Пленума ВС РФ от 30.06.2020 № 12 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в арбитражном суде апелляционной инстанции», из которого следует, что, если апелляционный суд установит факт того, что судебный акт действительно непосредственно затрагивает права или обязанности заявителя, он отменяет судебный акт по безусловному основанию п. 4 ч. 4 ст. 270 АПК РФ и переходит к рассмотрению дела по правилам первой инстанции. В подобных случаях право на участие в деле во время его рассмотрения судом первой инстанции у такого непривлеченного лица в момент вынесения судебного акта объективно наличествует.
Само же по себе право любого конкурсного кредитора на соответствующее оспаривание судебного акта, являющегося основанием для требования иного кредитора, обусловлено тем, что такой судебный акт объективно противопоставляется имущественным правам и интересам иных кредиторов, не участвовавших в рассмотрении дела, так как включение требований в реестр уменьшает долю удовлетворения их требований.
Но это никоим образом не означает, что изначально при рассмотрении и вынесении судебного акта-основания такой конкурсный кредитор (в тот момент таким статусом не обладающий) мог и должен был участвовать в деле. Напротив, суды совершенно правильно отказывают в ходатайствах о вступлении в дело, рассматриваемое в порядке общеискового производства, таких потенциальных конкурсных кредиторов. Именно поэтому речь не может идти о классическом институте ст. 42 АПК РФ, поскольку он предполагает отмену судебного акта по безусловным основаниям.
Потому право конкурсного кредитора в анализируемом случае основано на разъяснениях, изложенных в п. 24 Постановления № 35, и в момент вынесения оспариваемого судебного акта, как правило, отсутствует, потому что процедуры банкротства должника как таковой еще не существует. Оспариваемый судебный акт не содержит выводов, напрямую и непосредственно касающихся конкурсного кредитора, а в момент вынесения суд мог и не должен был учитывать права и обязанности такого конкурсного кредитора. На это различие неоднократно указывалось судами (например, постановление Президиума ВАС РФ от 22.04.2014 № 12278/13 по делу № А19-625/2012, Определение Арбитражного суда Московского округа от 23.10.2017 № А40-249184/2016). Примечательно, что на эти различия указано и в п. 19 Обзора судебной практики Верховного суда РФ № 2 (2020), утв. Президиумом ВС РФ 22.07.2020: «Обжалование кредитором (или арбитражным управляющим) судебных актов по правилам п. 24 Постановления № 35 (экстраординарное обжалование ошибочного взыскания) является одним из выработанных судебной практикой правовых механизмов обеспечения права на судебную защиту лиц, не привлеченных к участию в деле, в том числе тех, чьи права и обязанности обжалуемым судебным актом непосредственно не затрагиваются».
ВС РФ здесь прямо указал на то, что указанный механизм отличается от предусмотренных АПК РФ порядков обжалования (пересмотра), закрепленных в ст. 42 АПК РФ и главе 37 АПК РФ.
В связи с изложенным, распространяя логику касательно права конкурсных кредиторов на оспаривание судебного акта-основания на субсидиарных должников, полагаем, что формально суды, не позволяя таким лицам защищать свои права со ссылкой на ст. 42 АПК РФ, были правы, поскольку их право не соответствует правовой природе классической ст. 42 АПК РФ и приближено именно к механизму п. 24 Постановления № 35.
При этом очевидно, что существующая процессуальная форма не успевает адекватно реагировать на изменения объективной действительности. В тот момент, когда сначала ВС РФ, а затем КС РФ согласились признать за субсидиарными должниками тот или иной объем прав лиц, участвующих в деле о банкротстве, высшие суды меньше всего интересовал вопрос надлежащей процессуальной формы, с помощью которой подобное право возможно реализовать, ввиду чего был избран общий институт ст. 42 АПК РФ, применяемый фактически по аналогии.
Таким образом, как минимум с 2012 г. складывается ситуация, когда судебная практика остро осознает необходимость совершенствования механизмов решения вопросов распределения баланса интересов между участниками дела о банкротстве, в частности, путем наделения правами на оспаривание судебных актов-оснований сначала конкурсных кредиторов, а затем — субсидиарных должников, однако, к сожалению, ни к чему, кроме как к констатации факта наличия соответствующего права и применению в рамках частичной аналогии института ст. 42 АПК РФ, оказывается пока не способна. Возможно, КС РФ нужно было пойти дальше и указать федеральному законодателю на существующий пробел в процессуальном законодательстве для того, чтобы форма перестала отставать от содержания.
Момент наделения субсидиарного должника правами лица, участвующего в деле о банкротстве, и объем этих прав
КС РФ прямо не высказал правовую позицию касательно момента возникновения у субсидиарного должника прав на оспаривание судебного акта-основания. Из анализа ситуации КС РФ можно сделать вывод, что соответствующие права возникают только с момента реального наделения лица статусом субсидиарного должника. Иными словами, во временной промежуток с даты принятия заявления о привлечении лица к субсидиарной ответственности и вплоть до рассмотрения указанного вопроса по существу субсидиарный должник не обладает соответствующим правом. Прямых указаний, свидетельствующих о противоположном, постановление не содержит.
При этом ВС РФ в своем Определении от 30.09.2021 также прямо не высказался, но, по сути, признал право непривлеченного субсидиарного должника на оспаривание действий/бездействия конкурсного управляющего. То есть ВС РФ признал факт возникновения такого права уже с момента принятия заявления о привлечении к субсидиарной ответственности к производству суда. На это указывает тот факт, что физическое лицо на момент соответствующего оспаривания действий/бездействия конкурсного управляющего не было привлечено к субсидиарной ответственности.
Отметим, что ранее суды также прямо допускали право на оспаривание действий/бездействия конкурсного управляющего с момента принятия арбитражным судом к своему производству заявления о привлечении к субсидиарной ответственности, обосновывая это необходимостью предоставления своевременного доступа к судебной защите, иначе такой субсидиарный должник будет вынужден «наверстывать нереализованные отложенные процессуальные возможности и возвращать суд, с учетом его доводов, к изучению вопросов, ранее разрешенных без его участия» (например, постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 12.03.2020 по делу № А67-4804/2017). Имелась позитивная практика и на уровне отдельных судей ВС РФ (Определение ВС РФ от 27.11.2019 № 304-ЭС19-21117 по делу № А03-7718/2016).
Таким образом, необходимо понять, какой подход является верным и может ли он применяться единообразно к любой из категорий споров.
Снова обратим внимание на институт оспаривания судебного акта-основания конкурсным кредитором в соответствии с п. 24 Постановления № 35. Соответствующее право возникает с момента принятия арбитражным судом, рассматривающим дело о банкротстве, требования такого конкурсного кредитора к рассмотрению.
Данный вывод основан на разъяснениях, изложенных в п. 30 постановления Пленума ВАС РФ от 23.07.2009 № 60 «О некоторых вопросах, связанных с принятием Федерального закона от 30.12.2008 № 296-ФЗ „О внесении изменений в Федеральный закон „О несостоятельности (банкротстве)“, а также в п. 21 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 1 (2020)“»1.
Указанный подход с точки зрения формально-юридической логики кажется преждевременным. Однако следует признать, что с точки зрения соблюдения публично-правовой цели института банкротства он может быть признан верным.
Фактически речь идет о концепции «меньшего зла», то есть даже если допустить, что вопрос обоснованности требования конкурсного кредитора будет разрешен не в положительном ключе (требование не будет включено или будет субординировано или позднее требование будет исключено из реестра требований кредиторов по той или иной причине), глобально процессуальная активность принесет лишь полезный результат с точки зрения принципа законности и стандартов доказывания по делам о банкротстве даже в ущерб интересам процессуальной экономии и правовой определенности (очевидно, что банкротное производство в той или иной степени более приближено к некоей объективной истине, нежели общеисковой процесс).
В связи с изложенным возникает вопрос: не следовало ли КС РФ пойти дальше и констатировать наличие у субсидиарных должников права на оспаривание судебных актов-оснований также с момента принятия арбитражным судом, рассматривающим дело о банкротстве, к своему производству требования о привлечении лица к субсидиарной ответственности?
С одной стороны, это приведет к более полному уравниванию прав субсидиарных должников с правами иных лиц, участвующих в деле о банкротстве. В пользу этого мнения говорит и то, что право субсидиарного должника на оспаривание судебного акта-основания фактически сконструировано по той же модели, что и право конкурсного кредитора, на которое указано в п. 24 Постановления № 35, и коли в случае конкурсного должника была избрана именно такая концепция, кажется логичным распространить ее и на субсидиарных должников.
С другой стороны, в пользу концепции, выбранной КС РФ, говорит то, что в вопросе, касающемся объема прав субсидиарных должников, также был избран ограничительный подход. Так, КС РФ указывает, что право на оспаривание судебного акта-основания должно быть предоставлено только в части определения размера требований за период, когда субсидиарный должник являлся контролирующим лицом по отношению к должнику. Отметим, что данный подход нам представляется более верным, поскольку строго формально в отношении иных требований отсутствует причинно-следственная связь между деянием конкретного лица и размером субсидиарной ответственности.
На это указано и в постановлении Пленума ВС РФ от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве». Так, п. 22 данного постановления позволяет определять доли, в пределах которых субсидиарные должники будут нести ответственность в случаях возможности определения конкретных операций или исходя из периодов контроля. Однако зачастую на практике возникают ситуации, когда субсидиарных должников привлекают на весь объем задолженности должника, не вдаваясь в детали и определение конкретных долей. Тем не менее это вопрос конкретного правоприменения, а не существа правового регулирования.
Взвешивание аргументов заставляет нас прийти к выводу о том, что необходимо вести речь о двух категориях вопросов (обособленных споров) в деле о банкротстве: требующих и, соответственно, не требующих незамедлительного реагирования субсидиарных должников.
Именно поэтому мы полагаем возможным признать корректность позиции ВС РФ по вопросу предоставления права на оспаривание действий/бездействия конкурсного управляющего уже с момента принятия к производству арбитражного суда заявления о привлечении лица к субсидиарной ответственности (поскольку в этом вопросе важна оперативность, и в случае процессуальной пассивности остальных участников хотя бы субсидиарный должник должен иметь возможность инициировать процедуру контроля над действиями управляющего), равно как признать корректной позицию и КС РФ по вопросу момента предоставления такому лицу права на оспаривание судебных актов-оснований (поскольку судебный акт-основание в любом случае может попасть под процедуру возможного пересмотра, раньше или позже). Полагаем, что судебной практике и законодателю еще предстоит выработать позицию о статусе каждого вида обособленных споров по делу о банкротстве в контексте момента предоставления субсидиарным должникам права на их инициирование и/или участие в них.
Иные вопросы?
Отдельно укажем, что в силу Закона о банкротстве привлечение к субсидиарной ответственности возможно и после завершения производства по делу о банкротстве (ч. 4—6 ст. 61.14, ст. 61.19 Закона о банкротстве). Для таких субсидиарных должников уже не будет иметь принципиального значения момент возникновения их прав, и в этой связи также актуален вопрос их объема (пересмотр судебных актов-оснований, инициирование процесса о взыскании убытков с управляющего и т.д.). Примечательно также то, что высказывается тезис о возможности наделения правами на участие в деле о банкротстве контролирующих должника лиц еще до того, как в отношении них будет подано заявление о привлечении к субсидиарной ответственности и оно будет принято к производству суда.
Логика ясна: если лицо являлось контролирующим должника, то при недостаточности имущества так или иначе возникает огромный риск потенциального заявления о привлечении к субсидиарной ответственности, в связи с чем можно заранее предоставить такому лицу ряд прав на активное процессуальное участие в деле о банкротстве.
Учитывая, что обычно круг таких контролирующих должника лиц меньше круга потенциальных кредиторов, возможно, судебной практике и законодателю действительно необходимо рассмотреть данный вопрос более предметно.
Однако в таком случае следует задуматься и о соответствующей процессуальной форме. Например, по аналогии с формой, существующей для конкурсных кредиторов (заявление о включении в реестр, в рамках производства по рассмотрению которого рассматривается вопрос обоснованности конкретного требования).
Тогда создадутся условия для более понятной и системной процессуальной активности таких лиц в рамках особой процессуальной формы, которая не будет предполагать под собой разрешение вопроса о собственно размере вреда, деяния и причинно-следственной связи между ними (то есть без анализа обстоятельств, входящих в предмет доказывания непосредственно по спору о привлечении к субсидиарной ответственности).
В связи с изложенным констатируем, что, безусловно, само по себе появление анализируемого постановления является важной вехой развития института банкротства в Российской Федерации, однако остается неурегулированным еще множество вопросов, для которых необходимо найти как доктринальное, так и сугубо прикладное обоснование.
1 Так, в п. 30 данного постановления указано: «При применении названных положений судам следует иметь в виду, что статус лица, участвующего в деле о банкротстве, и соответствующие права (в частности, на ознакомление с материалами дела в части предъявленных всеми кредиторами требований и возражений, на участие в судебных заседаниях по рассмотрению требований всех кредиторов, на обжалование судебных актов, принятых по результатам рассмотрения указанных требований), необходимые для реализации права на заявление возражений, возникают у кредитора с момента принятия его требования к рассмотрению судом». В пункте 21 Обзора содержатся следующие разъяснения: «С момента принятия судом требования кредитора к рассмотрению он вправе возражать против требований других кредиторов должника (в том числе обжаловать судебный акт, на котором основано заявленное ими требование в деле о банкротстве).