В рамках банкротства кредиторы вправе оспаривать все сделки, которые подпадают под признаки подозрительной (п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве). Однако в некоторых случаях квалификация такой сделки должна избегать формального подхода: именно организационно-правовая форма правления благотворительным фондом исключает установление осведомленности фонда о сделке. В материале рассмотрим особенности несоблюдения условия об осведомленности фонда о цели совершения сделки как основания для отказа в признании такой сделки подозрительной.
В комментируемом деле1 ВС РФ рассматривал вопрос о возможности оспаривания пожертвования благотворительной организации как сделки, совершенной с целью причинения вреда кредиторам (п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве). По результатам рассмотрения кассационной жалобы ВС РФ пришел к выводу о том, что особенности организационно-правовой формы благотворительного фонда не позволяют устанавливать заинтересованность по отношению к должнику через учредителей. Соответственно, осведомленность фонда о цели совершения сделки для причинения вреда кредиторам не может быть установлена. В итоге судебные акты в части признания сделки недействительной были отменены.
Указанная позиция всколыхнула юридическое сообщество, поскольку достаточно последовательная логика ВС РФ на практике может быть воспринята недобросовестными должниками как легитимный способ вывода активов через фактически аффилированные благотворительные фонды.
Отменяя судебные акты нижестоящих судов, ВС РФ исходил из того, что в ситуации, когда участником сделки является благотворительный фонд, установление заинтересованности невозможно посредством определения «корпоративной» аффилированности.
Учредитель фонда с момента его учреждения не имеет распорядительных полномочий в отношении фонда (для этого ему необходимо непосредственно войти в состав коллегиального органа управления или быть назначенным в качестве единоличного исполнительного органа фонда).
Цитируем документ
...при нормальном обороте разрешение вопроса о возможности принятия благотворительным фондом пожертвования не может обусловливаться возложением на данный фонд такой обязанности, как проверка имущественного положения жертвователя. Следовательно, условие об осведомленности фонда о цели совершения сделки не соблюдено. Отсутствие этого условия является достаточным основанием для отказа в удовлетворении заявления конкурсного управляющего.
Поскольку в рассматриваемом деле учредитель фонда в органы управления не входил, то презумпция заинтересованности и осведомленности фонда о сделке с целью причинения вреда кредиторам опровергнута.
В действительности в определении прослеживается возложение в подобных ситуациях повышенного бремени доказывания на лиц, оспаривающих сделку (то есть конкурсного управляющего и кредиторов, которые, как правило, ограничены в представлении доказательств в отношении обстоятельств, выходящих «за контур» должника).
На мой взгляд, вызывает вопросы и обстоятельство толкования сделки в качестве пожертвования от юридического лица. Так, юридическое лицо вправе осуществлять «пожертвование» только за счет прибыли после уплаты налогов. В комментируемом деле договор пожертвования в принципе не заключался.
Как следует из фабулы дела, общество-должник выдало процентный заем благотворительному фонду. Одновременно было подписано дополнительное соглашение об освобождении фонда от обязательства по возврату займа при условии расходования полученной суммы в течение 36 месяцев на благотворительные социально значимые цели.
При этом за два месяца до окончательного расходования суммы займа и более чем за 1,5 года до даты возврата займа фондом был переведен долг по договору займа на иностранную компанию. Таким образом, договор был поименован как заем, однако судами не было установлено существо обязательства независимо от указанного сторонами наименования квалифицируемого договора, названия его сторон, наименования способа исполнения.
Представляется, трансформация правоотношений в договор пожертвования была проведена именно Верховным судом. Обоснованность проведенной трансформации является дискуссионной.
Помимо прочего, ВС РФ указал, что «в рассматриваемом случае условия, изложенные в документах, поименованных договором займа и дополнительным соглашением к нему, следовало толковать и рассматривать во взаимосвязи».
Вместе с тем позиция ВС РФ, сформулированная в настоящем деле, не является экстраординарной. Так, в 2021 г. ВС РФ по сходным обстоятельствам рассматривал спор по делу о признании недействительной сделки по ст. 61.3 Закона о банкротстве как влекущей оказание предпочтения и выходящей за рамки обычной хозяйственной деятельности (Определение ВС РФ от 09.12.2021 № 307-ЭС19-11511 (6).
ВС РФ привел аналогичную комментируемому определению логику о том, что организационно-правовая форма управления фондом исключает установление осведомленности фонда о сделке (в этом деле лицо, через которое устанавливалась аффилированность, входило в попечительский совет фонда).
Между тем в условиях подразумеваемой добросовестности участников гражданского оборота позиция ВС РФ является правильной, так как направлена на защиту участников гражданских правоотношений, осуществляющих благотворительную деятельность (которая поощряется и защищается государством).
Представляется, что независимые и добросовестные благотворительные фонды в действительности не могут выступать субъектами, которые несут имущественную ответственность и риски за действия своих контрагентов-пожертвователей.
Вместе с тем такой подход должен быть избирательным, поскольку фонды должны получать на благотворительные цели именно пожертвования, выстраивая прозрачные отношения с донорами и подопечными.
1 Определение ВС РФ от 28.09.2023 № 305-ЭС21-18053 (6, 8) по делу № А40-291982/2019.