Годовой обзор судебной практики ВС РФ по банкротству: на что обратить внимание

В прошлом году ВС РФ активно разрабатывал механизм защиты прав залогового кредитора и самого должника при реализации ипотечного жилья в процедурах банкротства: распространение исполнительского иммунитета от требований ординарных (незалоговых) кредиторов на все вырученные от продажи ипотечного жилья денежные средства, даже если оно единственное (принцип эластичности залога или суррогации).

С учетом этого п. 2 Обзора посвящен крайне важной и социально острой теме: сохранение единственного жилья, обремененного ипотекой, за должником. Напомним, что сейчас по ст. 446 ГПК РФ на ипотечное единственное жилье можно обратить взыскание и продать его в процедуре банкротства, однако с определенными особенностями.

В пункте 25 Обзора судебной практики разрешения споров о несостоятельности (банкротстве) за 2022 г. было указано, что из выручки от продажи ипотечного жилья в первую очередь погашаются расходы на обеспечение его сохранности (коммунальные платежи), далее расходы на продажу, налоги на имущество, затем требования залогового кредитора в полном объеме, включая мораторные проценты (Определение ВС РФ от 26.06.2023 по делу № А56-51728/2020(307-ЭС22-27054)) и неустойку (Определение ВС РФ от 06.10.2023 по делу № А45-29954/2020(307-ЭС23-2129)). Денежные средства в оставшейся после проведения всех указанных выше платежей части передаются в собственность должника, а не включаются в конкурсную массу.

Между тем п. 2 нового Обзора посвящен вопросу защиты прав не кредитора, а должника — лица, давшего свое единственное жилье в залог в обеспечение исполнения третьим лицом (то есть не самим должником, что важно) его обязательства. В случае если основной должник по обязательству надлежащим образом обслуживает свой долг перед кредитором, но залогодатель по каким-то иным, не связанным с этим долговым обязательством, основаниям признан банкротом, то у залогодержателя — конкурсного кредитора нет оснований для обращения взыскания на ипотечное жилье должника.

В указанной ситуации суду надлежит предложить сторонам (то есть должнику и залоговому кредитору-залогодержателю) заключить мировое соглашение (локальный план реструктуризации). Также необходимо отметить, что в процедуре банкротства взыскание на жилье не осуществляется, жилье в конкурсную массу не включается, залог при этом сохраняется на всем протяжении процедуры и по ее результату при условии исполнения обязательства основным заемщиком. Залогодержатель удовлетворение своего требования к должнику на счет иного его имущества в ходе процедуры банкротства не получает. В случае если основной заемщик прекращает выполнение своих обязанностей перед кредитором, кредитор инициирует обращение взыскания на предмет ипотеки. На утверждение такого локального плана согласия иных кредиторов не требуется.

Рассмотрение ВС РФ дела, которое легло в основу п. 2 Обзора (Определение ВС РФ от 27.04.2023 № 305-ЭС22-9597) парадоксальным образом совпало с рассмотрением законопроекта № 309801-8, который как раз регулирует вопрос защиты прав должников-залогодателей на сохранение своего ипотечного единственного жилья. Должнику необходимо будет найти платежеспособное третье лицо, которое будет платить за него по его обязательству перед кредитором-залогодержателем.

Вся совокупность этих актов (как судебных, так и законодательных) имеет крайне важную социальную направленность: понижение напряженности в обществе с учетом роста и доступности ипотечного кредитования, а также роста дефолта по ипотекам. Государство стремится минимизировать число лишенных единственного жилья должников, проходящих процедуру банкротства, через поиски иных путей погашения долгов.

Участники юридического лица (должника) по правоотношениям, связанным с таким участием, не являются кредиторами в деле о банкротстве (ст. 2, п. 1 ст. 148 Закона о банкротстве). Требования учредителя (участника) должника по обязательствам, вытекающим из такого участия, не подлежат включению в реестр требований кредиторов должника, а удовлетворяются в специально установленном порядке — такие признаются подлежащими удовлетворению в рамках распределения ликвидационной квоты. Согласно действовавшему подходу в судебной практике и до принятия ВС РФ Определения № 305-ЭС19-22252 (4) по делу № А40-23687/2017, разъяснения которого включены в п. 6 Обзора, вне зависимости от периода выхода участника из общества, участник не получал большую гарантию по сравнению с оставшимися участниками должника при распределении имущества, оставшегося после удовлетворения требований кредиторов.

Однако теперь правовое положение вышедших из состава участников изменилось — при установлении очередности такого требования момент выхода участника из общества будет сопоставляться с периодом возникновения у общества признаков несостоятельности.

В случае если выход был осуществлен участником на стадии возникновения у общества признаков имущественного кризиса или объективного банкротства, требования вышедшего участника подлежат удовлетворению наравне с требованиями оставшихся в обществе лиц.

Если же выход осуществлен участником до возникновения признаков неплатежеспособности общества, то его требование подлежит удовлетворению до распределения ликвидационной квоты между оставшимися участниками, однако после требований лиц, указанных в п. 3.1 Обзора судебной практики разрешения споров <…> от 29.01.2020.

Установление повышенной очередности удовлетворения требования в рамках ликвидационной квоты для вышедшего из состава участника, в период которого общество не испытывало финансовых трудностей, предвещавших банкротство, представляется справедливым и отвечающим целям законодательного регулирования по недопущению преимущественного или пропорционального удовлетворения требований тех участников, вследствие недобросовестных действий которых право получения причитающегося исполнения стало ограниченным или невозможным.

Однако правовое положение таких участников нельзя признать до конца восстановленным. Если исполнительное производство не дало результатов, то вышедшие из состава участники по сей день не вправе инициировать банкротство общества, не выплатившего ему действительную стоимость доли для того, чтобы разобраться, в связи с чем не была выплачена задолженность и куда пропали активы общества, которое до недавного времени (до выхода из состава участников) было здоровым и вело нормальную деятельность.

Согласно действующему правовому регулированию, бывший участник общества по правоотношениям, вытекаю­щим из его участия, не является конкурсным кредитором, вследствие чего он не обладает полномочия­ми по обращению в суд с заявлением о признании должника банкротом.

Указанное порождает достаточно серьезную проблему, связанную с ограничением правомочий вышедшего участника, уже будучи не связанного корпоративными правами с обществом, по восстановлению его нарушенных прав через инициирование процедуры банкротства в ситуации невозможности получения исполнения в ходе исполнительного производства.

Действующее правовое регулирование, содержащее подобный запрет, позволяет недобросовестным участникам, в отсутствие внешних кредиторов, уклоняться от исполнения возложенной на общество обязанности по выплате действительной стоимости доли сколь угодно долго.

В этой связи представляется, что наделение бывшего участника, не совершившего вредоносных действий в отношении общества и его кредиторов, в период которого общество не обладало признаками несостоятельности, соответствующими полномочиями не может повлечь каких-либо негативных последствий для внешних кредиторов, напротив, будет служить дополнительной гарантией восстановления нарушенных прав.

Вышедший участник не лишен возможности обратиться в суд с заявлением о взыскании убытков с участников, руководителя общества по мотиву совершения (одобрения) ими сделок, а также об оспаривании сделок общества, вследствие которых общество стало неспособным рассчитаться с вышедшим из состава общества участником. Однако данная возможность выглядит сомнительно, учитывая возможную продолжительность времени, в течение которого вышедшему участнику не выплачивалась действительная стоимость доли, его неосведомленность о сделках, которые общество совершило после его выхода (часть из которых может не носить вредоносного характера в виде вывода имущества), а таже отсутствие до­кумен­тации общества (за исключением той, которая им может быть получена для расчета действительной стоимости доли). Такой процесс будет являться более сложным, чем понятная и уже отработанная годами процедура банкротства, в которой будет назначен независимый арбитражный управляющий, обладающий более широкими полномочиями, в том числе по получению нужной информации о сделках должника.

Мы полагаем справедливым не останавливаться на достигнутом, а продолжить движение в направлении защиты добросовестных участников оборота — вышедших из состава общества участников и предоставить им соответствующее правомочие по обращению в суд с заявлением о банкротстве общества со всеми ранее выработанными ограничениями (например, невозможность предложения кандидатуры управляющего). Предпосылки для продолжения движения в этом направлении уже имеются.

Верховный Суд РФ вернулся к рассмотрению темы об учитываемых особенностях статуса кредитной организации при подаче заявления о банкротстве должника-заемщика по договору займа с микрофинансовой организацией (МФО). Суд первой инстанции абсолютно точно разобрался в особенностях правоспособности финансовых организаций, не являющихся кредитными, и возвратил заявление кредитору. Это уже пятый документ ВС РФ, разъясняющий, что критерий, допускающий возбуждение дела о банкротстве контрагента организации без представления вступившего в законную силу судебного акта о взыскании долга в общеисковом порядке — это деятельность организации по осуществлению банковских операций на основании лицензии Банка России.

Да, МФО относятся к финансовым организациям, их деятельность регулируется специальным Федеральным законом и в части обеспечения критериев устойчивости МФО контролируется Банком России. Но кредитными организациями они не являются, они не могут быть наделены исключительным правом осуществлять установленные Федеральным законом «О банках и банковской деятельности» строго определенные банковские операции: привлечение во вклады денежных средств физических и юридических лиц, размещение указанных средств от своего имени и за свой счет на условиях возвратности, платности, срочности, открытие и ведение банковских счетов физических и юридических лиц. Перечень таких банковских операций — это закрытый перечень.

Кредитная организация вправе осуществлять широкий круг иных банковских операций в соответствии с законодательством Российской Федерации, которые не требуют лицензии ЦБ РФ. Но при необходимости подать заявление о банкротстве должника по основаниям, вытекающим уже из таких сделок, даже кредитные организации будут обязаны представить в суд вместе с заявлением о банкротстве судебный акт о взыскании долга в общеисковом порядке, вступивший в законную силу.

В п. 7 Обзора ВС РФ напомнил, что опровержимая презумпция, установленная подп. 3 п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве, предполагает одновременное наличие двух условий для привлечения КДЛ к субсидиарной ответственности:

• должник (или его должностные лица) привлечен к уголовной, административной ответственности или ответственности за налоговые правонарушения;

• требования об уплате задолженности, выявленной в результате производства по делам о вышеуказанных правонарушениях, превышают 50% общего размера требований кредиторов третьей очереди по основной сумме задолженности, включенных в реестр требований кредиторов.

Соотношение размера налогового обязательства и требований кредиторов третьей очереди в размере 50% и более было включено в презумпцию, установленную подп. 3 п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве, с 1 сентября 2016 г.

При этом ВС РФ исходит из того, что в условиях нормальной хозяйственной деятельности и в отсутствие злоупотребления со стороны контролирующих должника лиц не может сложиться ситуация, при которой задолженность перед бюджетом вследствие совершения, например, налогового правонарушения, будет составлять более половины всех его обязательств по основной сумме долга перед кредиторами третьей очереди.

Также высшая судебная инстанция отметила, что опровержимая презумпция лишь упрощает истцу по иску о привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности процесс доказывания, но не освобождает от него, что предполагает необходимость установления причин несостоятельности должника, и должны быть исключены все иные, в том числе объективные причины ухудшения финансового состояния должника. Тем самым правоприменительная практика исходит из необходимости проверки и оценки судом всех фактических обстоятельств дела и доводов, приведенных контролирующим должника лицом.

Кроме того, следует обратить внимание и на тот факт, что даже в случае недоказанности оснований для привлечения ответчика к субсидиарной ответственности в связи с презумпцией подп. 3 п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве, но доказанности противоправного поведения контролирующего лица, влекущего иную ответственность, суд принимает решение о возмещении таким лицом убытков. Их размер применительно к рассматриваемым обстоятельствам должен определяться с учетом правовой позиции, изложенной в постановлении КС РФ от 30.10.023 № 50-П, а именно в этом случае контролирующее должника лицо должно компенсировать ущерб, причиненный должнику (кредиторам), а не нести ответственность за налоговые правонарушения должника, то есть происходит трансформация налоговых отношений в гражданско-правовые.

В п. 14 Обзора ВС РФ включил позицию, согласно которой приговор, вынесенный в отношении должника за преступление, совершенное по неосторожности, сам по себе не препятствует освобождению этого лица от долгов применительно к положениям абз. 4 п. 4 ст. 213.28 Закона о банкротстве.

Правовая позиция имеет большое значение для формирования судебной практики, поскольку обязывает принимать во внимание форму вины, не ограничиваясь сухой констатацией факта нарушения. Разъяснение совершенно справедливо указывает, что именно наличие умысла должно приводить к тому, что лицо не будет освобождено от долгов после расчета с кредиторами. Ранее существовавший подход, которым руководствовались нижестоящие суды, о достаточности факта нарушения был признан ошибочным.

Вместе с тем будет справедливо сказать, что именно этот подход основан на буквальном прочтении абз. 4 п. 4 ст. 213.28 Закона о банкротстве. Фактически ВС РФ своим разъяснением значительным образом скорректировал норму закона, добавив в качестве критерия форму вины в виде умысла.

ВС РФ посчитал, что отказ в применении к гражданину правил об освобождении от долгов, носит исключительный характер, который либо направлен на защиту социально значимых ценностей, либо на недопущение поощрения злоупотреблений. Так, в представлении ВС РФ злоупотребления несовместимы с неосторожной формой вины. С таким подходом следует согласиться, а изначальная позиция законодателя, который не указал умысел в абз. 4 п. 4 ст. 213.28 Закона о банкротстве — ошибкой, последствия которой были исправлены силами ВС РФ.

Стоит также отметить, что отказ от освобождения от долгов при наличии неосторожной формы вины разрушал бы идею исключительности такой меры. Так, основная идея абз. 4 п. 4 ст. 213.28 Закона о банкротстве — не допустить, чтобы лицо извлекало преимущества из своего недобросовестного поведения, то есть, действующий умышленно, не мог избежать ответственности посредством банкротства.

Иначе кредитор, права которого должник нарушил, безосновательно бы лишился своего требования. Указанное несовместимо с представлением о том, что вред подлежит возмещению в полном объеме (п. 1 ст. 1064 ГК РФ). При этом справедливо будет заметить, что и при неосторожности вред в качестве общего правила подлежит возмещению в полном объеме. При этом, если в случае с умыслом — социальных предпосылок для освобождения от долгов в рамках дела о банкротстве нет, то при наличии неосторожности — такие предпосылки появляются.

Так, совершенно справедливо ВС РФ указывает, что цель банкротства — реабилитация добросовестного гражданина, предоставление ему возможности заново выстроить экономические отношения, законно освободившись от непосильных для него обязательств.