В художественной литературе второй половины XIX века возникло направление критического реализма, приверженцы которого в своих произведениях старались показать несправедливость существующего социально-экономического порядка такой, как она есть. Герои этих книг, нищие и обездоленные, вели борьбу за лучшую жизнь, зачастую отвергая сложившуюся систему моральных ценностей, безуспешно пытаясь разрушить и создать мир заново. Ярким образцом этого жанра является роман Эмиля Золя «Жерминаль».
Тридцатая книга цикла «Ругон-Маккары», увидевшая свет в 1885 г., стала одним из самых известных произведений французского писателя. Изначально в романе должны были найти отражение события времен Второй империи (1852—1870), однако проблемы, поднятые автором, свидетельствуют о том, что, создавая исторически достоверное повествование, он насытил его животрепещущим материалом, черпая факты из современной ему действительности Третьей республики.
Действие романа разворачивается на фоне значительного роста капиталистического производства и завершения промышленного переворота, чему способствовал бурный научно-технический прогресс. При этом концентрация промышленных предприятий в руках собственников крупных коммерческих компаний, объединение сотрудников в большие коллективы, становление профсоюзного движения привели к сплочению рабочего класса в борьбе за свои права.
Требования пролетариата объективно были вполне справедливы — повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, ликвидация высоких штрафов и т. п. Главные герои «Жерминаля» — шахтеры, жители поселка Двухсот Сорока. Автор описывает жизнь и быт семьи Маэ из 10 человек. Так, их ежемесячный семейный бюджет не превышал 9 франков, при этом мясо подавалось к столу лишь по большим праздникам, а обычный рацион составляли бульон и блюдо из хлеба, картофеля, лука-порея и щавеля, размятых в плошке. Для сравнения: мясной студень стоил тогда 7 су (20 су = 1 франк).
Приходилось брать продукты в долг, размер которого у Маэ достиг 60 франков, а одежда и обувь были настолько изношены, что выходным платьем считался сарафан, купленный лет 10 назад. Стоит ли добавлять, что образцом домашнего хозяйства считались смена постельного белья раз в месяц и корыто вместо ванны, в котором мылись по очереди в одной воде. А ведь семья Маэ была из числа вполне обеспеченных.
Параллельно шахтерам существует мир буржуа, благополучный и замкнутый на своекорыстных интересах. Семья рантье Грегуаров, живущая на дивиденды с акций добывающей компании в Мошу, на которой трудятся главные герои романа, выступает символом паразитирующего капитализма. Владея собственным поместьем, они имели годовой доход, в 330 раз превышающий бюджет Маэ.
При этом автор подчеркивает, что ценные бумаги передавались в семье по наследству и никто из нынешних владельцев компании палец о палец не ударил, чтобы заработать и заслужить свое богатство. Более того, Грегуары ослеплены нелепой уверенностью в незыблемости своего благосостояния и полагают, что всякая безвозвратная трата, даже на благотворительность, нецелесообразна.
Подобное положение дел не могло не вызвать у рабочих сомнений в справедливости общественного уклада. Поэтому решение хозяев компании сократить расходы за счет вычетов из заработной платы в связи с надвигавшимся экономическим кризисом послужило поводом к началу бессрочной забастовки, лидером которой стал Этьен Лантье.
Переговоры между бастующими и руководством компании в итоге остаются безрезультатными. Несмотря на экономически обоснованные аргументы и даже уступки со стороны управляющего, готового удовлетворить часть требований, рабочие уже не могут остановиться и готовы стоять на своем до конца.
Однако довольно скоро деньги и запасы продуктов кончаются и жители поселка, доведенные до отчаяния, совершают попытку самозахвата предприятия. Гарнизон солдат, охранявших шахту, вынужден открыть огонь, погибают люди, среди которых и глава семьи Маэ. В результате восстание было подавлено и вся забастовка оказалась бессмысленной.
Апофеозом трагедии становится взрыв шахты — символическое крушение старого миропорядка.
Проблемы социального неравенства, неравноправия, бедности, незащищенности, несмотря на все достижения демократии, до сих пор не решены. Это особенно актуально для российской социально-экономической действительности, где перед законом равны далеко не все, а цивилизованные рыночные отношения остаются пока лишь на страницах деклараций ТПП РФ и РСПП.
Но одного желания разрешить все противоречия недостаточно. Прав был Золя, устами одного из своих героев обвинявший угнетенных в единственном стремлении — занять место угнетателей. Оттого любые попытки установить объективно справедливый миропорядок утопичны и нереализуемы, и история советской России — ярчайший этому пример. Заблуждался он в другом: нельзя создать что-то прекрасное на пустом месте, тем более из гнилых обломков. Шоковая терапия не принесла обещанного подъема российской экономике в начале 90-х гг.
Так где же искать ответ? Автор дает подсказку устами Этьена: «Новая кровь создаст новое общество». Он, как и его герой, далек от мыслей межклассового насилия и тем более от идей расизма. «Новая кровь» — это люди с иным мировоззрением, которые буквально понимают и принимают лозунг «Свобода, равенство, братство!». Если такие, и только такие, люди будут среди тех, кто принимает ключевые решения, экономика станет заметно справедливее. Эмиль Золя верил в это и призывал верить всех своих читателей, иначе не назвал бы роман как первый весенний месяц — «Жерминаль», символ надежды и возрождения.
«Человек — выше сытости!»
Максим Горький, «На дне»