На 2011—2013 гг. приходится пик 40-летнего цикла пожароопасного периода. Россия столкнется с непредсказуемой экологической ситуацией, если не займется... добычей и использованием торфа. Об этом заявил ветеран торфяной промышленности Вадим Марков в интервью «ЭЖ».
— Cегодня под энергоносителями подразумеваются нефть, газ и уголь. Возможно, дрова. О торфе никто не вспоминает. Его время закончилось?
— Так нельзя ставить вопрос. В России торфяники занимают площадь, равную территории Франции. Залежи торфа составляют 47% мировых запасов, или 68 млрд тонн условного топлива, что больше запасов нефти и газа вместе взятых. Но главное — это возобновляемый источник энергии. И если мы действительно думаем о последующих поколениях, то должны вернуть в экономику торф, который добывался в России более двух веков.
В 1930 г. на торфе вырабатывалось 40% электроэнергии страны. В блокадном Ленинграде работали две электростанции, торф для которых добывали четыре предприятия, оказавшиеся во вражеском кольце (!). Три самых крупных уральских предприятия — «Уралмаш», Уралвагонзавод и Первоуральский новотрубный завод тоже работали на торфе. Он давал газ для подогрева болванок перед прокатом. Вопрос тогда ставился так: нет торфа — нет танков. Государственный комитет обороны следил за суточной поставкой торфа на заводы.
— Времена меняются. На смену одному виду топлива приходит другой.
— К сожалению, с годами меняется мышление и забывается опыт. И мало кто задумывается, что торф и сейчас может служить тем резервным топливом, на котором Шатурская ГРЭС могла бы частично работать в любых критических ситуациях. (В этом году исполняется 90 лет создания Шатурстроя. Шатурская тепловая электростанция открыла дорогу электрификации России по плану ГОЭЛРО и обеспечивала электричеством Москву в годы Великой Отечественной войны. — Примеч. ред.)
Авария на СаяноШушенской ГЭС показала, как пагубна зависимость от одного вида электростанций. Будь рядом тепловые электростанции, последствия для энергосистемы Сибири были бы не такими катастрофическими. К сожалению, не реализованы масштабные проекты в КанскоАчинском угольном районе. Но вернемся к торфу.
Закрытие участков «Шатурторфа» чревато большими экономическими потерями. Во-первых, сотни людей останутся без работы. Во-вторых, оскудеют местные бюджеты. В-третьих, Москва лишится возможности получать электроэнергию, вырабатываемую на местном топливе. В-четвертых, поля добычи останутся без квалифицированной охраны, что увеличит риск возникновения крупных пожаров.
— Но считается, что добыча и применение торфа нерентабельны.
— Все дело в цене. Она мгновенно взлетела так, что никто и опомниться не успел. Арендная плата на землю, например, в Шатурском и Егорьевском районах по сравнению с 2005 г. увеличилась в 900 раз. Если раньше аренда одного гектара болота составляла 21 руб. в год, то сейчас — 19 тыс. руб. Почему? Торфяная отрасль попала в вилку новых Лесного, Водного, Земельного кодексов и Закона РФ от 21.02.92 № 2395-1 «О недрах». Но мало этого. В стране нет нормативноправового акта, который подтверждал бы, что торф относится к возобновляемым источникам энергии, о значении которых в мировой экономике говорится в специальной резолюции Генеральной Ассамблеи ООН № 33/148 от 1978 г. А на нет и суда нет. Отрасль лишена льгот, установленных ООН для возобновляемых источников энергии. Сравните: в 70-е гг. на торфе работало 29 электростанций, в 2007-м — семь. Завтра не будет и этих. В то же время многие страны активно занялись добычей торфа.
— Может, им торф нужен для сельского хозяйства?
— Да. Торф — лучший нейтрализатор отходов животноводства и птицеводства. Даже самый вредный свиной навоз с помощью торфа превращается в ценное удобрение. И технологии разработаны. Таких натуральных удобрений хватило бы на 5—7 млн гектаров. Вот работа для малого бизнеса, чтобы делать не только торфоперегнойные горшочки. Но это малая толика из всего спектра применения торфа. Очевидно, что при современных технологиях, не затрагивая интересы большой энергетики, можно в отдаленных и труднодоступных районах рассредоточить по принципу сотовой связи малую местную энергетику на местном топливе — торфе и сельхозотходах за счет восстановления мощностей торфяной промышленности. Есть мировой опыт создания мини-ТЭЦ мощностью до 25 мВт. Даже в Белоруссии благодаря этому собственная электроэнергия в три раза дешевле, чем получаемая со стороны. При этом отпадает необходимость в газификации малонаселенных и удаленных сел и деревень без ущерба для сохранения комфортных условий проживания и развития бизнеса. Сейчас, в период кризиса, когда граждане лишаются работы, можно решить проблему занятости в российской провинции.
— Это требует значительных капиталовложений?
— Нет. Возврат к торфу возможен за счет использования того, что уже есть. Наша торфяная топливная база способна обеспечить работу электростанций суммарной мощностью 5000 мВт, что соответствует мощности пяти атомных энергоблоков по 1000 мВт каждый или одной крупной гидроэлектростанции. Еще сохранились поселки со всей необходимой инфраструктурой. До 2020 г. вполне реально ввести в эксплуатацию неиспользуемые мощности и добывать до 30 млн тонн торфа. Ведь остались готовые поля по его добыче. Основной элемент таких полей — осушительная и противопожарная сети. Они сейчас запружены, наполняются водой в противопожарных целях, заболачиваются. Их просто надо вернуть предприятиям торфяной отрасли.
— Что мешает?
— Болота теперь в ведении лесников, и эту ошибку надо исправлять как можно скорее. Все торфяные месторождения расположены выше дна болотных территорий. Значит, на них никоим образом не распространяются нормы Закона о недрах.
— Болота теперь в ведении лесников, и эту ошибку надо исправлять как можно скорее. Все торфяные месторождения расположены выше дна болотных территорий. Значит, на них никоим образом не распространяются нормы Закона о недрах.В пункте 2 ст. 5 Водного кодекса РФ к поверхностным водным объектам отнесены болота. Их осушение — основа торфяной отрасли. Поэтому на нее должны распространяться положения только Водного кодекса РФ.
Еще один казус кроется в приказе Гостехнадзора от 25.04.2006 № 389 «Об учреждении перечня типовых видов опасных производственных объектов для целей регистрации в Государственном реестре», по которому торф отнесен к опасным производственным объектам. И надзор за торфяной отраслью осуществляют… маркшейдеры, основная задача которых — прокладка подземных выработок. Разве можно сравнивать условия добычи угля в шахте и торфа на поверхности?
На торф не распространяются льготные тарифы при перевозке по железной дороге, установленные, скажем, для угля. Вот вам и конкурентное преимущество одного вида топлива перед другим. Простой пример. В Кировской области торф везут на ТЭЦ-4 с разработок, находящихся за 400 км. Доставляли бы уголь — имели бы льготы, а на торф они не распространяются. Хотя это тоже топливо. Где логика?
Было время, когда к нам за опытом приезжали специалисты из Финляндии и Польши. Теперь только настойчивость председателя Комитета Госдумы РФ по энергетике Юрия Липатова позволила обсудить в стенах парламента доклад «Роль места торфа в топливном балансе Российской Федерации. Проблемы законодательного обеспечения развития торфяной отрасли страны». Именно тогда многие участники слушаний с удивлением узнали, что мы безнадежно отстали в области добычи и использования торфа от ближайшей соседки — Финляндии.
— Но даже Росстат к природным видам топлива относит только нефть, газ и уголь.
— В том-то и дело. Мы умудряемся не замечать существование всех возможных альтернатив, видимо, полагая, что очень богаты и на наш век нефти, газа и угля хватит. Торф, как, впрочем, и другие виды биотоплива, остается вне поля зрения государственной статистики.
— В том-то и дело. Мы умудряемся не замечать существование всех возможных альтернатив, видимо, полагая, что очень богаты и на наш век нефти, газа и угля хватит. Торф, как, впрочем, и другие виды биотоплива, остается вне поля зрения государственной статистики.