Прошло два десятилетия с тех пор, как в нашей стране начались рыночные реформы. Этому условному юбилею был посвящен круглый стол в Институте экономики РАН. История сослагательного наклонения не терпит, но верен и другой тезис: человек, не помнящий прошлого, обречен на повторение ошибок. Поэтому сегодня особенно интересны мнения ученых, участвовавших в формировании концепции радикальной экономической реформы и основных направлений перехода к рыночной экономике. Мы предоставляем слово участникам тех событий. Кстати, многие из них считают, что в настоящий момент российская экономика сталкивается с проблемами, весьма схожими с теми, с которых все начиналось.
Реформа 1987 года была пущена под откос
Вадим Медведев,
член-корреспондент РАН,
Горбачев-Фонд
1987 г. занимает особое место в процессе советской перестройки. Жизнь подвела к тому, чтобы от обоснования необходимости глубоких демократических перемен в обществе и отдельных, порой разрозненных и даже противоречивых шагов в этом направлении перейти к осуществлению целостной программы его преобразования.
При неплохих показателях динамики общественного производства наметились явные признаки расстройства финансов и денежного обращения и, как следствие, потребительского рынка. Начались перебои с сахаром, связанные с антиалкогольной кампанией, затем стали возникать трудности с мясом и мясопродуктами, периодически исчезали с прилавков мыло, стиральные порошки и другие товары. Отрасли легкой и пищевой промышленности не поспевали за быстрыми и непредвиденными изменениями рыночного спроса.
На фоне общей поддержки перестройки в обществе нарастало критическое отношение к ней со стороны как консервативно настроенных сил в партийно-государственном аппарате, так и нарождающихся радикально-либеральных кругов и, что самое главное, в широких слоях населения.
Во многом это было связано с претворением в жизнь экономической реформы. Ее общая направленность не вызывает сомнений. Но в силу недостаточной согласованности и синхронности различных компонентов на первый план вышла проблема преодоления разбалансированности потребительского рынка в результате опережающего роста денежных доходов населения в сравнении с расширением производства предметов потребления и услуг. Значимость и острота проблемы вызвали оживленное обсуждение возможных путей и способов ее решения.
Оставался единственный (рыночный) вариант восстановления и последующего поддержания равновесия потребительского рынка — через реформу розничных цен на предметы личного потребления и услуги, а в связи с этим оптовых и закупочных цен, общую реформу ценообразования, включая постепенный переход к договорным ценам, складывающимся под влиянием спроса и предложения.
В сложившихся условиях это было бы трудное, но ответственное решение. Оно потребовало бы мобилизации не только всех материальных, но и общественно-политических ресурсов, огромной разъяснительной работы государственных и общественных структур.
Ведь десятилетиями в стране насаждался стереотип о твердых и низких ценах, особенно на продовольствие, а тут пришлось их повышать. В пользу такого решения были весомые аргументы и прежде всего тот факт, что для абсолютного большинства населения с учетом роста денежных доходов это не сказалось бы отрицательно на жизненном уровне. А в отношении низкооплачиваемых слоев с высоким удельным весом расходов на питание в семейном бюджете пришлось бы создать страховочные механизмы. Короче говоря, возникал вопрос: что лучше при быстром росте денежных доходов — отсутствие в свободной продаже дешевых товаров или сбалансирование рынка за счет некоторого повышения цен?
К середине 1988 г. проблема цен и ценообразования приобрела ключевой характер в экономической реформе и экономическом развитии страны, да и, пожалуй, в судьбе перестройки в целом. Она оказалась в эпицентре общественных дискуссий.
Между тем не только финансовая, но и экономическая ситуация в стране стала быстро ухудшаться. И уже в 1989 г. прирост валового общественного продукта и национального дохода снизился вдвое, промышленной продукции, производительности труда — более чем вдвое. В то же время денежные доходы населения возросли еще больше — на 13,1% против 9,2% в 1988 г. Нити прежней системы управления экономикой стали быстро ослабевать, а новые экономические механизмы не заработали. Реформа 1987 г. фактически была прервана, пущена под откос, не успев сколько-нибудь существенно продвинуться вперед.
Это оказало серьезное негативное влияние не только на экономическое положение в стране, которое стало быстро ухудшаться, но и на политическую ситуацию, межнациональные отношения — на судьбу перестройки в целом.
Инновации - всегда риск
Дмитрий Сорокин,
член-корреспондент РАН,
первый заместитель директора
института экономики РАН
О чем же шла речь на Всесоюзной научно-практической конференции «Радикальная экономическая реформа: первоочередные и долговременные меры», состоявшейся 13—15 ноября 1989 г.?
Вспомнить о той концепции реформирования стоит не только в связи с 20-летним юбилеем конференции. Даже если бы юбилея не было, документы конференции сегодня должны лежать на рабочих столах всех, кто по долгу службы или гражданскому долгу пытается найти пути, способы, механизмы, позволяющие стране сохраниться в жестком конкурентном мире.
Весь предшествующий период речь шла о реформировании системы управления экономикой, а не реформировании самой экономической системы, ее основ и прежде всего, отношений собственности. Бывшая система оказалась неспособной к переходу на новое качество экономического роста, потребовавшего перехода к постиндустриальным технологиям, опирающимся на новое качество человеческого потенциала.
На конференцию 1989 г. был вынесен тезис о радикальной экономической реформе, а не о реформе системы управления. На этом был построен доклад Л. Абалкина, открывавший конференцию. Предлагалось обновить совокупность отношений собственности. Только таким путем реформа могла привести к поставленным целям.
Предлагалось отказаться от положения, согласно которому государственная собственность определяется как высшая форма социалистической собственности, и перейти к равноправному сосуществованию наряду с ней отношений собственности, выстроенных на кооперативных, акционерных и иных хозяйственных началах, экономическая реализация которых предполагает получение доходов от собственности. Но это уже принципиально иная система, чем та, которая существовала в СССР. Эта система неизбежно поведет и к такому же радикальному преобразованию политической системы.
Впервые в присутствии высших руководителей государства были сформулированы и приняты положения о необходимости замены сложившейся экономической системы СССР, в этом и заключается историческое для страны значение конференции 1989 года.
В заключительном документе в качестве оптимального был назван радикально-умеренный вариант реформирования, суть которого в единовременном осуществлении комплекса крупных мер по реализации реформы, включающий:
•введение пакета законов, создающих основу для преобразования отношений собственности в направлении разгосударствления;
•введение единой налоговой системы и кредитной реформы, исключающей возможность кредитования и субсидирования неэффективного производства и создающей надежный экономический механизм регулирования доходов и денежной массы;
•перестройку системы оплаты труда в направлении создания условий для проведения гибкой политики цен и доходов;
•создание современной системы социальной поддержки населения;
•реформу ценообразования, позволяющую последовательно приближаться к ценам, балансирующим спрос и предложение, стимулирующим прогрессивные структурные сдвиги, наряду с перестройкой планирования и материально-технического обеспечения производства;
•реформу регионального управления.
Понятно, что все эти преобразования не могли быть одномоментными, «шоковыми». Но, к сожалению, события пошли по «шоковому» пути. Его негативные результаты были удивительно точно спрогнозированы на конференции.
Экономическое развитие России в заканчивающемся десятилетии нового века во многом схоже с периодом, когда появилась мысль о радикальной реформе.
Прошедшее десятилетие экономического роста — такой период, когда в динамике и содержании воспроизводственных процессов проявляется действие не только конъюнктурных факторов. Начинают обозначаться фундаментальные закономерности сложившейся системы экономических отношений. Поэтому правомерна такая гипотеза. Отсутствие ощутимых позитивных сдвигов в переходе на модернизационный (инновационный, интенсивный и т.п.) тип воспроизводства, несмотря на постановку этой цели на высшем государственном уровне, так же как и во времена СССР, порождено не только (и даже не столько) справедливо критикуемой в этой части экономической политикой, а в большей степени системой экономических отношений (ее институциональным воплощением), не стимулирующей (либо антистимулирующей) предпринимательский интерес к инновациям.
Почему предприниматель идет на риск инноваций? Чтобы выиграть конкурентную борьбу.
Инновации всегда риск. Но конкурентную борьбу можно выиграть и за счет монопольного положения, и за счет близости к представителям властных структур. И если риск инноваций выше рисков других методов конкурентной борьбы, вряд ли независимо от наличия тех или иных льгот следует ожидать массового инновационного предпринимательства.
Переход к инновационному типу экономического роста, видимо, как и ранее, требует радикальных преобразований сложившейся институциональной системы.
Неограниченная власть государственного человека, будь то гоголевский городничий, партийный руководитель или председатель правительства, указывающий, какой договор подписывать предпринимателю, заставляет последнего в качестве главного инструмента конкурентной борьбы за выживаемость дела искать не новые технологии, а инновационные формы и инструменты получения «государевой крыши».
Как преодолеть действительно исторически сложившуюся в России систему? Ответ дает состоявшаяся 20 лет назад конференция. Наряду с государством в формировании приоритетов, регулировании экономических и социальных процессов все большую роль будут играть негосударственные экономические структуры, демократические общественные институты, общества потребителей, ассоциации производителей, экологические, научно-технические и другие общественные организации.
Путь через погосты
Леонид Абалкин,
академик РАН,
научный руководитель
Института экономики РАН
Я не раз подчеркивал, что надо учитывать реалии нашей жизни — прежде всего тяжелейшее наследство, доставшееся нам, высокий уровень монополизации экономики, который невозможно ликвидировать декретами. Следовало учитывать, что в экономике нарастающим валом идет разрыв хозяйственных связей, углубляется экономический кризис. Значительные слои населения не готовы работать в новых условиях. Господствующие стереотипы поведения, массовое распространение уравнительных настроений и иждивенчества не могут быть преодолены методом кавалерийской атаки.
Так обстояло дело с точки зрения чисто экономического содержания программы. Но дело усугублялось политическими аспектами. Среди них особое значение имела абсолютизация суверенитета республик, которая фактически вела к развалу Союза как федеративного государства.
Именно в предложениях, приведенных в программе группы С. Шаталина и во многом воспроизведенных в варианте, представленном академиком А. Аганбегяном, содержались предпосылки последующего развития событий. Именно здесь находятся источники развернувшейся войны законов, банков и бюджетов. Это не мелочи, не чисто академические вопросы. Они резко и больно ударили по экономике, обусловив углубление ее кризиса. С начала 1991 г. и по сей день мы пожинаем плоды фактической реализации таких подходов.
И еще один момент, может быть, решающий, но о котором обычно не принято говорить вслух.
Последствия радикального, или «шокового», варианта хорошо известны: резкий рост цен, банкротство значительного числа предприятий, спад производства и массовая безработица.
Затем, пережив кризис, экономика выздоравливает и наступает подъем. Потребительский рынок насыщается, резко повышается эффективность производства, улучшается жизнь людей. Но вопрос в том, согласно ли общество заплатить такую цену за переход к рынку. Готово ли оно еще раз пойти на жертвы во имя обещанного в который раз светлого будущего? Или социальный взрыв произойдет раньше и общество обратится с просьбой навести порядок сильной и безжалостной рукой, что неизбежно отбросит страну на десятилетия назад?
Меня все время мучает мысль: почему дорога к храму в нашей стране неизбежно пролегает через погосты?
Тормоз прогресса
Георгий Гловели,
Высшая Школа Экономики,
д.э.н.
20 лет — очень серьезный срок. Для истории нашей страны этот период имел особое значение.
Два месяца назад в Политехническом музее состоялась конференция, посвященная возможным последствиям мирового экономического кризиса. В частности, на ней отмечалось, что распад Советского Союза не был предопределен. Сегодня вообще уже принято говорить о распаде СССР как о крупнейшей геополитической катастрофе. Таким образом, столь важно понять, где были допущены ошибки при реформировании советской экономики, которые в конце концов привели к краху страны, и не повторить их в наше время.
Сейчас мы говорим, что в результате реформ 1990-х гг. был построен ущербный капитализм. Есть страны той промышленной волны капитализма, которые пришли к этому строю после Первой мировой войны. Есть новые государства, например страны Юго-Восточной Азии, вошедшие в мировую капиталистическую систему значительно позже. Но все эти государства прошли стадию массового производства потребительских товаров, характерного для общества потребления. В нашей стране этого пока не было.
Обратимся к истории. В результате Петровских реформ сформировался слой крупных собственников, которые использовали крепостное право. И впоследствии они стали тормозом технического, а значит, экономического и общественного прогресса. Именно поэтому весь мир знает английского изобретателя Уатта, а нашего Черепанова никто в других странах не помнит.
Реформа 1861 г. при всех ее недостатках не состоялась бы в принципе, если бы не было многочисленной группы людей, которые рассматривали крепостничество как ненормальное состояние.
Что произошло в России после реформ начала 1990-х гг.? Образовался слой олигархических частных собственников, которые также тормозят общественный прогресс.
Эффект дежавю
Юрий Якутин, научный руководитель
ИД «Экономическая газета»,
д.э.н.
Листая подшивки газеты «Экономика и жизнь», легко вспомнить, как готовились реформы конца 1980-х гг., какие горячие дискуссии кипели вокруг разных программ рыночных преобразований, и сравнить прошлое с тем, что происходит сегодня в связи с программой модернизации, чтобы понять: мы имеем дело с эффектом дежавю.
В советский период все начиналось с осознания необходимости обеспечить сначала ускорение научно-технического прогресса, а затем на этой основе — социально-экономического развития. Под лозунгом ускорения страна жила года два-три. Оказалось, лозунг не работает. Для ускорения нужны были значительные инвестиции, новые воспроизводственные механизмы, новые экономические отношения.
В результате понимания неизбежности таких перемен родился лозунг обновления социализма, возврата к ленинскому его пониманию. Стали говорить о построении социализма с человеческим лицом, обновлении политической системы, гласности, формировании новых институтов гражданского общества, что должно было придать нужные ускорению стимулы. Но и лозунг обновления не заработал. И тогда был выдвинут объединяющий ускорение и обновление лозунг перестройки. Пришли к выводу, что нужно перестроить все — и технологии, и экономические отношения, и политическую систему, что механизмы во всех сферах экономической и общественной жизни заржавели и мешают развитию.
Чем закончилась перестройка, мы знаем. Великое государство распалось, уровень жизни упал, но в стране начались рыночные реформы. Однако какой ценой они давались...
Сегодня все начиналось с решения задачи удвоить ВВП в течение десятилетия. Это тот же лозунг ускорения, хотя и в иной интерпретации. Темпы роста ВВП стали увеличиваться, но не за счет коренных перемен в экономике. Решающую роль сыграли высокие цены на нефть, инфляционные факторы, нещадная эксплуатация природных ресурсов. Оборудование и технологии остались прежними, изношенными, устаревшими.
Кризис явно показал: нового качества роста ВВП нет. И рождается новый лозунг всеобщей модернизации. Это то же обновление, но в другой словесной обертке. Как бы от него опять не перейти к перестройке, а затем и к перестрелке...
20-летний опыт развития страны свидетельствует о том, что речь должна идти не просто об обновлении существующих институтов, а об активном, последовательном, целенаправленном формировании новых, соответствующих вызовам XXI в. институтов во власти, в гражданском обществе и, конечно, в экономике.
Образ нового должен рождаться не в кремлевских кабинетах (там он утверждается), а в научных, политических, партийных, соревнующихся центрах.
В период перестройки сильна была волна популизма, давила эйфория толпы. Атмосфера завышенных ожиданий определяла логику политических действий. В результате все ценное, содержательное из предлагавшихся программ реформирования оказалось за бортом принимавшихся решений, в том числе взвешенная программа Рыжкова — Абалкина. Созидательная программа оказалась заложницей политических страстей и борьбы.
Ныне нет такой довлеющей эйфории толпы. Можно спокойно принимать решения о проведении модернизации. Они давно наработаны, нужно лишь с учетом новых тенденций глобализации и геополитических изменений выбрать наиболее эффективные, охватывающие и экономику, и политику. Главное: для модернизации важно обеспечить свободу и стимулы для предпринимательства, возможность реализации творческого потенциала личности, свободу действий желающим честно и открыто работать, свободно выражать свою волю.
Мутантное общество
Андрей Орлов,
академик РАЕН,
д.э.н.
Концепция радикальной экономической реформы 1989 г. была разработана командой интеллектуалов, которую сформировал академик Л. Абалкин. Этот уникальный документ можно сравнить с обоснованием экономической реформы, проводимой в начале XX в. С. Витте.
К сожалению, замыслу радикальной экономической реформы не суждено было воплотиться. Нынешнюю социально-экономическую систему можно назвать панибратским капитализмом.
В развитии экономики существуют глубокие закономерности, которые никак не обойти. Нельзя создать постиндустриальное общество, если не пройти общество потребления. Здесь глубокая философия, все нужно серьезно анализировать. Но ряд вещей в порядке полемики хочу отметить.
Мы получили бесперспективную систему. Она изжила себя. Приведу лишь одну цифру: 7—10% ВВП составляет коррупционный оборот. В. Путин признал во время встречи с западными политологами на заседании Валдайского клуба, что коррупция еще больше возросла.
Я называю это мутантным обществом. Что мы имеем в России? Нет никакой «корневой» системы собственности. Мы не пошли по пути, принятому во всем мире. И все это сделали «умные» люди, которые в 1990-х гг. схватили все, что было можно, и создали такие же возможности для своих дружков. Но дружки сейчас покупают футбольный клуб «Челси», затем баскетбольные команды и, конечно, мало думают о том, как вкладывать средства в Россию.
Можно выделить несколько зон сверхвысокой и высокой мутантности. На первое место следует поставить алкоголизацию. Далее — наркотизацию, затем — проституцию. Заканчивается все это бедностью, нищетой, депопуляцией и деградацией личности.
Малое предпринимательство у нас занимает просто смешное место. В США, Европейском союзе, Японии малые предприятия обеспечивают порядка 60% ВВП, а у нас 15—17% валового внутреннего продукта.
Надо понимать, что эти 15—17% — результат рыночных экономических реформ. Крупные компании, занимающие около 80% ВВП, работают в условиях, которые трудно назвать рыночными. Это экономические мутанты, которыми руководит страшный с интеллектуальной точки зрения менеджмент. И кризис все это очень явно показал: ни система государственного управления, ни корпоративный менеджмент его не выдержали.
Сегодня нужны серьезные реформы. Необходима глубочайшая гражданская реформация. Требуется предпринимательская реформа, малый бизнес должен производить хотя бы 30—35% ВВП.
Конечно, нужна системная модернизация экономики, и опыт реформы, которую проводили 20 лет назад, включая причины ее неудачи, нам будет очень полезен.