Подготовка к празднованию Великой Победы в который раз уже вызвала споры о роли Сталина в советской истории. В столице развернулась даже настоящая плакатная война, в которой Лужкову и ветеранам, желающим допустить Иосифа Виссарионовича к участию в торжествах, насмерть противостоят борцы с тоталитаризмом. Последние, аргументируя свою позицию, говорят не только о замученных в тюрьмах и лагерях, но и о тяжелых военных просчетах Сталина.
Не хотелось бы никого обижать, но суждение о Сталине как о бездарном военном руководителе явно противоречит оценкам советских военачальников, руководителей воевавших на стороне СССР держав и… вождей Третьего рейха. Гитлер принимал Сталина за «выдающуюся историческую личность», «как башню, возвышающуюся над демократическими лидерами англосаксонских стран». По словам Геббельса, Сталин «демонстрировал явное величие как в политике, так и в военной стратегии». Точно так же смотрели на него Борман, Гиммлер и Риббентроп. В их глазах значение Сталина для положения дел на Восточном фронте было столь велико, что будущее Германии они стали связывать с его… убийством.
У начальника Штирлица, Шелленберга, в воспоминаниях есть эпизод, когда рейхсфюрер СС Гиммлер признается, что отдал такой приказ, хотя ему и нелегко было это сделать (он, «как и Гитлер, верил в историческое провидение и считал Сталина великим вождем своего народа»). Первоначальный план покушения родился, по словам Шелленберга, в голове министра иностранных дел Риббентропа. В убийстве Сталина он видел «панацею, гарантирующую успешное окончание войны на Востоке». Советский вождь, по его мнению, не только превосходил Рузвельта и Черчилля, но и был единственным, «кто действительно заслуживал уважения». Все это и заставляло смотреть на него как на опаснейшего противника. Без него, полагал министр, русский народ не сможет продолжить войну…
Вызвав к себе Шелленберга, Риббентроп сообщил ему, что уже беседовал с Гитлером и заявил ему о готовности пожертвовать и собственной жизнью, чтобы спасти Германию. План был прост: завлечь Сталина на переговоры и в удобный момент застрелить. «Разумеется, советская охрана, — убеждал Шелленберга Риббентроп, — не даст пронести в зал заседаний гранату или пистолет. Но я знаю, что у вас разработана модель авторучки, в которую вмонтирован револьверный ствол…».
Шелленбергу план рейхсминистра показался несколько сумбурным, но Риббентроп заверил его, что продумал все до малейших деталей: лишь бы рука не дрогнула. Выяснилось, что и сам Гитлер не высказался против доложенного ему плана, посетовав лишь, что «провидение отомстит им за это».
Таким образом, проблема заключалась лишь в том, чтобы усадить Сталина за стол переговоров. Шелленберг предположил, что это будет нелегко. Но если Риббентропу это удалось бы, глава немецкой разведки всегда был бы «готов помочь ему и советом, и делом».
Между тем Гиммлер, тоже несколько скептически смотревший на план Риббентропа, считал, что «определенные шаги в этом направлении необходимо предпринять». В конце концов в ведомстве Шелленберга был разработан еще один план с использованием липкой взрывчатки. Внешне она напоминала обычный комок глины. Ее должны были прикрепить к одному из автомобилей Сталина. Выполнение задания поручили двум русским военнопленным офицерам, ненавидевшим Сталина. Под видом патруля на милицейской машине они должны были проникнуть в центр русской столицы... Но, как пишет далее Шелленберг, план провалился. Неизвестно, что сталось с теми людьми.
Не исключено, что покушение, о котором рассказал Шелленберг, связано с делом Таврина. Но, возможно, это был еще один провалившийся немецкий план. В сентябре 1944 г. в Смоленской области задержали парашютистов Петра Таврина и Лидию Шилову, оказавшихся диверсантами. Таврин был снабжен пистолетами с отравленными и разрывными пулями и специальным аппаратом «панцеркнакке» с бронебойно-зажигательными снарядами к нему.
«Панцеркнакке» состоял из небольшого ствола, тайно (в рукаве пальто) крепящегося на руке. Реактивный снаряд выпускался нажатием кнопки, спрятанной в кармане одежды. «Панцеркнакке» Таврин должен был применить в том случае, если бы ему представилась возможность оказаться на улице во время прохождения машины Сталина. Отравленными и разрывными пулями он должен был стрелять, оказавшись рядом со Сталиным…