В начале текущего года на рассмотрение арбитражного суда Хабаровского края поступил спор, в котором, как тектонические слои земной коры, столкнулись институты налогового, гражданского и банкротного права. О том, чем закончилось рассмотрение дела, и о возможных его последствиях для правоприменительной практики мы расскажем в итоговой части этого материала, но сначала несколько слов о сути вопроса.
Банк при наличии картотеки инкассовых поручений налогового органа о взыскании текущих налоговых платежей с должника, находящегося в конкурсном производстве, не исполнял их, ссылаясь на наличие расчетных документов должника по требованиям, относящимся согласно п. 2 ст. 134 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ (далее — Закон о банкротстве) к приоритетным очередям текущих требований. Это послужило основанием для привлечения банка к ответственности по п. 1 ст. 135 НК РФ за неисполнение поручения инспекции в установленный срок в виде штрафа, начисленного по 1/150 ключевой ставки ЦБ РФ за период с момента неисполнения поручения до даты привлечения к ответственности. Судами в признании решения инспекции недействительным по основанию отсутствия события правонарушения было отказано (дело № А73-12224/2015).
Требования банка удовлетворены лишь в части снижения размера штрафа. Основываясь на преюдициальном характере судебных актов по указанному делу, которыми, по мнению инспекции, были установлены факты неисполнения банком текущих требований по налоговым платежам при наличии денежных средств на счете на конец операционного дня, инспекцией был заявлен гражданско-правовой иск о взыскании убытков, причиненных незаконными действиями банка.
В качестве убытков была квалифицирована накопленная сумма требований по текущим налоговым платежам в размере более 300 млн руб. Данная сумма ввиду низкой вероятности ее погашения должником в деле о банкротстве заявлена инспекцией ко взысканию с банка со ссылкой на общие нормы об ответственности за нарушение обязательств (положения ст. 15, п. 2 ст. 393, п. 1 ст. 401 ГК РФ).
Сегодня мы не будем останавливаться на вопросах, связанных с оценкой правомерности действий банка в спорной ситуации (это сама по себе отдельная и весьма обширная тема для исследования). На наш взгляд, банком нарушения не допускались. Тем не менее проанализируем иной вопрос: обоснован ли гражданско-правовой иск к банку о взыскании убытков, причиненных казне ненадлежащим исполнением инкассовых поручений налогового органа? Могут ли отношения между взыскателем, в роли которого выступает налоговый орган, и банком быть охарактеризованы как гражданско-правовые? Либо данные отношения носят публичный характер, должны быть оценены как административные, основанные на властном подчинении одной стороны другой, и для применения к ним норм гражданского законодательства в силу п. 3 ст. 2 Гражданского кодекса необходимо указание в законе?
Анализируя поставленные вопросы, обратим внимание на то, что в роли взыскателя может выступать не только государственный орган, имеющий право на внесудебное взыскание, или судебный пристав-исполнитель, но и частное лицо. Неисполнение банком исполнительного документа и осуществление платежей, относящихся согласно требованиям ст. 855 Гражданского кодекса к последующим очередям, может повлечь причинение взыскателю убытков. Ответственность исполняющего банка перед взыскателем по правилам главы 25 Гражданского кодекса при расчетах по инкассо прямо предусмотрена п. 3 ст. 874 ГК РФ.
Конституционный суд РФ рассматривал вопрос о защите прав взыскателей в исполнительном производстве и о возможности предъявления ими исков к банкам о взыскании сумм, необоснованно не перечисленных по исполнительным документам. И на этот вопрос в Определении от 18.11.2004 № 376-О был дан положительный ответ.
Однако прежде чем сделать вывод об обоснованности правовой конструкции иска, предъявленного в рассматриваемой нами ситуации, следует ответить на вопрос, подлежит ли она применению к случаям, когда в роли взыскателя выступает не частное лицо, а государственный орган.
В тех случаях, когда государственный орган (орган местного самоуправления) реализует требование о взыскании долга по гражданско-правовому обязательству в пользу публично-правового образования как участника гражданских правоотношений, каких-либо сомнений в применимости рассматриваемой конструкции не возникает. Но применяется ли изложенный подход ко взысканию, осуществляемому государственным органом по публичным платежам?
Установление публичной ответственности за нарушение законодательства не исключает и не может исключить гражданско-правовое требование о взыскании убытков, причиненных этим нарушением субъекту гражданского оборота. Интерес пострадавшего при нарушении обязательства или причинении вреда заключается, прежде всего, в восстановлении нарушенного права, а не в том, чтобы покарать нарушителя мерами публичной ответственности. Соответственно, ключевой аспект — это не наличие или отсутствие в КоАП РФ или Налоговом кодексе норм об ответственности за нарушение, а то, какое отношение порождает само это нарушение.
Конституционный суд РФ обращался к оценке характера обязанности банка при анализе вопроса о моменте, в который обязанность плательщика по уплате налога должна признаваться исполненной. В постановлении от 12.10.98 № 24-П КС РФ отметил публично-правовой характер обязанности банка, который выражается в осуществлении административного контроля за ее исполнением (банки обязаны выдавать налоговым органам справки о наличии счетов, об остатках денежных средств на них, выписки по операциям) и в возможности привлечения к публичной ответственности, предусмотренной главой 18 Налогового кодекса.
На наш взгляд, неисполнение банком публичной обязанности по обеспечению перечисления соответствующих платежей в бюджет, повлекшее нарушение права государства на налоговые доходы, не дает основания для применения гражданско-правовых норм для защиты данного права. Деление отношений на относящиеся к сфере публичного или частного права производится исходя из их существа (возникают они между равными независимыми участниками имущественного оборота или отношения между лицами характеризуются наличием административного контроля; вступают участники в отношения своей волей и в своем интересе или данные отношения характеризуются публичной обязанностью, возлагаемой на лицо вне зависимости от его воли), а не в силу простого указания на применимость к отношениям гражданско-правовых норм. Там и когда такое указание имеется — это означает, что гражданско-правовой институт оказывается приемлемым для использования в публичных отношениях, сами же отношения при этом не приобретают гражданско-правового характера, они в своем существе продолжают оставаться публичными.
Думается, что положения п. 3 ст. 874 Гражданского кодекса об ответственности исполняющего банка при расчетах по инкассо и, как следствие, ст. 15, п. 2 ст. 393, п. 1 ст. 401 ГК РФ в настоящем случае неприменимы, поскольку они касаются защиты интересов получателя платежа, взыскателя как участника гражданских правоотношений.
В ситуации неисполнения банком публичной обязанности обеспечить перечисление налоговых платежей в бюджет для применения к нему ответственности на основании указанных норм Гражданского кодекса или норм о возмещении вреда (при квалификации рассматриваемой ситуации как деликта, вторжения в чужое обязательственное правоотношение, повлекшее для кредитора затруднительность в получении исполнения) необходимо указание в законе о допустимости такого применения. Такое указание на сегодня отсутствует.
В кейсе, который мы упомянули, открывая дискуссию, судебные акты судов первой и апелляционной инстанций состоялись в пользу банка (дело № А73-2732/2018). Однако основанием для принятия решений послужил … пропуск срока исковой давности со стороны инспекции. Таким образом, сущностная и весьма острая проблема на настоящий момент осталась за бортом обсуждения.