Механизм привлечения к субсидиарной ответственности не может быть использован для разрешения корпоративных споров

Требование о привлечении к субсидиарной ответственности в материально-правовом смысле принадлежит независимым от должника кредиторам и является исключительно их средством защиты.

Суть спора

Кузин Н.С. являлся генеральным директором ООО «Егорье» в период с 29.11.2011 по 10.12.2015 (дата открытия конкурсного производства). В этом ООО доли распределялись следующим образом:

• Кузин Н.С. (он же директор) — 8,5%,

• Кузин С.А. — 51%,

• Копенкин А.К. — 8,5%,

• Кругляков А.И. — 17%,

• ООО «Егорье» — 15%.

Кредиторы должника подали иск о привлечении к субсидиарной ответственности Кузиных. Они ссылались как на нарушение ответчиками обязанности по своевременному обращению с заявлением должника о собственном банкротстве, так и на то, что в результате действий ответчиков стало невозможным удовлетворить требования конкурсных кредиторов.

Позиция судов

По первому эпизоду (несвоевременное обращение с заявлением должника) суды исходили из следующего: экспертиза по вопросу о дате возникновения у должника признаков неплатежеспособности (недостаточности имущества) показала, что соответствующие признаки появились по состоянию на 24.07.2013. Но на эту дату директор не обратился с заявлением о банкротстве. Относительно требований ко второму ответчику (Кузину С.А.) суды отметили, что он в силу близких родственных связей с руководителем Кузиным Н.С., а также в силу преобладающего влияния в уставном капитале знал об имеющейся неплатежеспособности должника и мог дать указания директору подать заявление о банкротстве. Также он мог проинформировать незаинтересованных кредиторов и контрагентов о тяжелом финансовом положении общества с целью принятия ими правильного решения относительно выстраивания дальнейших взаимоотношений с должником. Поэтому Кузин С.А. как выгодоприобретатель от сложившейся ситуации также считается виновным в несвоевременном обращении с заявлением о банкротстве.

Определяя размер ответственности Кузиных, суды учли, что после 24.08.2013 у должника возникли обязательства на 73 млн руб. (в период с 2008 по 2014 г.).

По второму основанию (невозможность удовлетворения требований кредиторов) истцы ссылались на наличие трех презумпций в подтверждение своих доводов: 1) непередача документации конкурсному управляющему; 2) совершение убыточных сделок; 3) искажение бухгалтерской и иной финансовой отчетности. Суды указали следующее: часть обязательств должника возникла в результате заключения договоров поручительства в целях обеспечения исполнения обязательств ООО «Агротон» перед ООО «НИК-центр» по договорам займа. Заемщик и заимодавец были подконтрольны Кузину С.А., что указывает на недобросовестный характер обеспечительных сделок. Кроме того, суды указали, что в преддверии банкротства в 2013 г. ответчики часть принадлежащих им долей в уставном капитале общества продали самому обществу (Кузин Н.С. — 1,5%, а Кузин С.А. — 9%) по цене за одну долю 663 000 руб. при ее рыночной стоимости 3525 руб.

Суды пришли к выводу о доказанности наличия второго основания для привлечения Кузиных к субсидиарной ответственности, в связи с чем удовлетворили заявления кредиторов в полном объеме.

Позиция ВС РФ

СКЭС ВС РФ отменила судебные акты и направила дело на новое рассмотрение.

Первое основание — несвоевременное обращение с заявлением о банкротстве должника. ВС РФ отметил, что основная часть обязательств возникла до 24.08.2013. Тем самым суды фактически квалифицировали срок возникновения обязательства в качестве срока его исполнения, ошибочно смешав эти понятия. Срок исполнения денежного обязательства не всегда совпадает с датой возникновения самого обязательства (Определение СКЭС ВС РФ от 06.07.2017 № 303-ЭС17-2748). Требование существует независимо от того, наступил срок его исполнения или нет. Таким образом, решая вопрос о том, какие обязательства могут быть отнесены к периоду с момента истечения срока на подачу заявления о банкротстве до даты возбуждения дела, на судах лежит задача попредметно проанализировать положенные в основание требований к должнику сделки, принимая во внимание правовую природу соответствующих обязательств, и с учетом этого определять, относится возникновение требования к спорному периоду или нет.

Кроме того, суды опирались на результаты судебной экспертизы. Однако неплатежеспособность с точки зрения законодательства о банкротстве является юридической категорией, определение наличия которой относится к исключительной компетенции судов, равно как и категории добросовестности, разумности, злоупотребления, вины и проч. Перед экспертом может быть поставлен только вопрос факта (в данном случае оценка финансового состояния должника), в то время как установление признаков неплатежеспособности относится к вопросам права.

Привлекая Кузина С.А. к ответственности по этому основанию, суды не учли следующее: если исходить из периода неплатежеспособности, предшествовавшего возбуждению дела о банкротстве (2013—2015 гг.), то к спорным отношениям подлежит применению Закон о банкротстве в редакции Федерального закона от 28.06.2013 № 134-ФЗ. Но данная редакция не предусматривала ни права, ни обязанности органа управления, к компетенции которого отнесено разрешение вопроса о ликвидации должника, обращаться в суд с заявлением о банкротстве должника.

Второе основание — невозможность погашения требований кредиторов. Суды не учли, что постановлением АС Центрального округа от 01.08.2017 по этому делу требования, основанные на спорном договоре поручительства, были включены в реестр. Суд указал в этом постановлении, что договор поручительства не является недействительным. Таким образом, этот договор не мог быть противопоставлен Кузиным в рамках иска о привлечении их к субсидиарной ответственности, так как судами ранее не была усмотрена недобросовестность в поведении органов управления общества при заключении этого договора.

В отношении сделок по продаже самому обществу частей долей в уставном капитале суды неправомерно не учли, что, во-первых, сделки по продаже долей самому должнику по аналогичной цене были заключены со всеми участниками общества, а не только с Кузиными. Во-вторых, фактическая оплата со стороны должника за эти доли не осуществлялась.

Требование о привлечении к субсидиарной ответственности в материально-правовом смысле принадлежит независимым от должника кредиторам, является исключительно их средством защиты. Однако, по утверждению Кузиных, в рассматриваемом случае истцы и их аффилированные лица сами являлись причастными к управлению должником, то есть они не имеют статуса независимых кредиторов, что лишает их возможности заявлять требование о привлечении к субсидиарной ответственности. Предъявление подобного иска по существу может быть расценено как попытка Кругляковых компенсировать последствия своих неудачных действий по вхождению в капитал должника и инвестированию в его бизнес. В то же время механизм привлечения к субсидиарной ответственности не может быть использован для разрешения корпоративных споров.